Жизнь поставила отважных охотников перед жестоким выбором: или броситься навстречу индейцам и попытаться прорвать их ряды, или же кинуться в пламя, чтобы пересечь огненную завесу.
Стоило, пожалуй, использовать единственный, весьма ненадежный шанс: прорваться через пожар. Огонь не всегда беспощаден, и, кроме того, в пламени друзей ожидала быстрая смерть, а индейцы не знают жалости и подвергают своих пленников невообразимым пыткам.
И вот тогда Фрике по приказу Андре намочил разрезанные пополам одеяла и обмотал ими головы лошадей. Сами всадники кое-как прикрылись вторыми половинами одеял и, пришпорив коней, устремились в пекло.
Невозможно передать словами охвативший их ужас. Дышать охотники не могли, они чувствовали, как потрескивают от огня волосы на голове и бороды. Глаза застилала красная пелена, шум пожара оглушал, языки пламени обжигали. Люди смутно понимали, что силы их на исходе, рассудок изменяет им, а жизнь висит на волоске. Копыта лошадей обуглились от огня, бока лизало пламя, животные неслись, задыхаясь в дыму и горячем пепле, издавая жалобное ржание.
Этот кошмар, когда в уме у всадников билась одна лишь мысль: «Конец! Я горю!» — длился всего пятнадцать секунд. Но секунды эти были долгими, как часы. Охотники понимали, что гибнут, им не хватало дыхания, у лошадей подкашивались ноги…
Вдруг они почувствовали, что воздух стал менее обжигающим, и звонкий голос перекрыл гул пожара.
— Смелее, друзья! Еще не все потеряно! Враг позади, мы спасены!
Это кричал Фрике: он уже успел сбросить дымившееся одеяло и быстро оглядеться. Сквозь поредевший дым парижанин увидел зеленую траву прерий. Рядом кто-то громко чихнул.
— Будьте здоровы, полковник! — сказал Фрике ковбою. Тот с трудом открыл покрасневшие глаза с обгорелыми ресницами.
— И вы, господин Андре, можете снять свой капюшон. Видите, нам удалось…
— Да, мой мальчик! — возбужденно воскликнул Андре. — А я уж не надеялся тебя вновь увидеть!
— Спасибо, вы так добры! Но с вашего позволения прощание откладывается до следующего раза.
Кони остановились и, казалось, пили свежий ветер, дувший с реки, — ее светлые воды сверкали метрах в пятистах.
— Господа, — заявил ковбой, взволнованный, вероятно, впервые в жизни. — Вот в таких обстоятельствах узнаешь, кто чего стоит Вы мужественные люди позвольте пожать вам руки и сказать, теперь мы вместе и на жизнь, и на смерть!
— С удовольствием! — ответил развеселившийся Фрике. — Крепкое рукопожатие — и мы друзья навсегда! Ай! Не жмите так сильно, у меня все пальцы в волдырях! Придется проколоть иголочкой… если я ее найду! А знаете, господин Андре, когда мы расскажем все это нашим приятелям, с которыми в свое время открывали охоту в Босе, они пожалеют, что их не было рядом… Как хорошо, что мы в конце концов не превратились в горсть жареных каштанов!..
Это красочное резюме пережитых несчастий позабавило Андре, но вскоре он помрачнел, вспомнив о несчастных загубленных спутниках.
Сняв с коней одеяла, всадники убедились, что животные могут продолжать путь. Лошади, у которых местами была обожжена кожа и обгорела шерсть, конвульсивно вздрагивая, понеслись рысью к реке. Путешественники бросили последний взгляд на бескрайнюю, клубящуюся под ветром завесу из огня и дыма, надежно защищавшую их от новых попыток нападения, и через несколько минут с наслаждением погрузились в спокойные воды Пелуз-Ривер. Купание восстановило силы и людей, и лошадей. Переправившись через реку, охотники оказались всего в десяти километрах от резервации Кер-д’Ален.
Граница резервации, куда государственные деятели Американского Союза водворили на жительство индейцев Кер-д’Ален, шла на западе на десять километров по 117-му меридиану западной долготы по Гринвичу. Южная граница начиналась в месте пересечения 117-го меридиана и 47-й параллели северной широты и тянулась на восток также на десять километров. Если провести линию длиной в десять километров перпендикулярно 47-й параллели на восток, получится правильный квадрат с периметром в 40 километров и площадью 100 квадратных километров.
Итак, охотники переправились через реку всего лишь в десяти километрах от 47-й параллели северной широты и минут через сорок уже были на землях резервации. Полковник Билл показал, где проходит граница индейской территории, и не успели они проехать и километра, как их взору открылось удивительное зрелище.
За полосой невысоких деревьев, безусловно посаженных, чтобы преградить путь ветрам, дующим из прерии, друзья увидели двух мужчин, одетых по-европейски, просто, но чисто. Один из них шел за плугом, который спокойно и ровно тащили два некрупных, но сильных быка. Второй следовал за пахарем шагах в трех, с корзиной в руках и аккуратно бросал в борозду зерна кукурузы.
Легко понять удивление охотников. Они едва спаслись от гибели, перед глазами еще стояли картины кровавого побоища, в ушах раздавались яростные вопли кровожадных врагов. Достаточно было обернуться на юг, чтобы увидеть клубы серого дыма, расстилающегося над прерией. Наконец, обожженные лица и руки ни на минуту не позволяли забыть о бушующем пламени. И вдруг менее чем через час они попали в настоящую сельскую идиллию — контраст был столь разительным, что путешественники не поверили собственным глазам.
Оба пахаря тотчас же заметили их. Первый гортанным криком остановил упряжку, пронзительно свистнул и спокойно снял с плеча винчестер. Его товарищ поставил на землю корзину, моментально освободил быков от ярма, острой палкой отогнал от плуга и тоже взял в руки оружие.
Быки замычали и рысью побежали в сторону а на поле откуда-то появились две великолепные степные лошади без седел и уздечек, с развевающимися по ветру гривами — это их свистом подзывал пахарь. Оба незнакомца взлетели на лошадей и, судя по всему, собрались умчаться прочь. Но тут вдруг Андре осенило, и он, вытащив из кармана белый платок, замахал им и закричал по-английски:
— Друзья! Не бойтесь… Мы французы!..
Эти несколько слов совершили чудо. Оба незнакомца остановились и подъехали поближе, оставаясь, однако, настороже. Фрике присмотрелся к ним и изумленно воскликнул по-французски:
— Ба! Да это индейцы!
Невозмутимые лица пахарей внезапно расплылись в доброй улыбке. Они закинули оружие за спину, протянули руки и радостно, как дети, поздоровались по-французски.
— День добрый! День добрый!
Затем один спросил:
— Неужто судари французы?
— Из самой Франции? — уточнил второй.
— Да, дорогие друзья, — ответил Андре, взволнованный такой радушной встречей, — мы — французы из Франции. Но кто же вы, раз говорите по-французски?