– Нет, прошлым летом мы жили бедно. У нас были пожары, и мама перестала получать письма от мами.
– Позволь мне поговорить с твоей мамой. Ты отведёшь меня к ней?
Лицо Грина начало принимать сладострастный вид, отчего Пася снова начала бояться его. Зловонное дыхание босса словно нависло над ней и припирало её к стенке.
– Зачем тебе мама? Ты обещал отвести меня к мами!
– Сначала я хочу видеть твою маму.
– Я ничего не знаю про деньги! – заплакала девочка. – Я хочу к мами!
И вдруг Грин вышел из себя и со всей дури ударил ребёнка по щеке. Герман вздрогнул. Пасико отлетела на другой конец комнаты, стукнувшись головой о стену. Ребёнок совсем разрыдался. На губе её проступила кровь.
– Хочешь увидеть отца, – заревел Гринёв, – будешь отвечать на мои вопросы и делать то, что я говорю!
– Грин, ты что! – вступился Герман. – Она же совсем ребёнок!
– А мне плевать! Она – единственная ниточка, которая может вывести меня к моим деньгам!
Он снова подошёл к девочке и сел перед ней на корточки, тем самым впервые повернувшись спиной к Герману. Зря он это сделал, ибо рука Германа потянулась к тому самому лому, которым год тому назад был убит Нодар. Когда Грин начал избивать девочку – это стало последней каплей. Герман словно очнулся ото сна. Он понял, что Грин запросто убьёт Пасико – нарочно или случайно, как был убит её отец – неважно. Ему плевать, мужчина перед ним или женщина, старик или беззащитный ребёнок. Она – лишь средство достижения призрачной цели. Он убьёт её ради одной лишь сомнительной надежды отыскать свои деньги. А главное – сам Герман привёл её сюда, на съедение этому извергу.
Чуть раньше он смотрел бы на всё это спокойно, даже с иронией. Но сегодня в электричке что-то перевернулось в нём. Он возненавидел босса не за то, что тот обижает Пасю. Грин теперь казался ему виновником всей его неудавшейся жизни. Вся его боль, шрам на щеке и потерянная кисть – произошли только по вине Грина. Света не отвечает ему взаимностью – виноват босс. Мания преследования, страх тюрьмы и угрызения совести – виноват босс. Старший брат курил траву, а отец избивал мать – виноват босс. Гринёв вмиг стал для него словно средоточием всего зла и страдания на Земле.
И Герман огрел его ломом по затылку. Жирная туша босса без чувств повалилась на пол. Пасико бросилась на руки Герману, обхватив его за шею.
– Он плохой! – лепетала она сквозь слёзы.
– Да, он очень плохой, – подтвердил Герман. – Но ты не бойся, я с тобой. Я защищу тебя от всех плохих дядь.
Герман знал, что Грин ещё жив. Но это был совсем не тот случай, что год назад. Теперь он просто не мог убить. Тем более при ребёнке. С его стороны было очень неразумно оставлять Грина живым. Но сам поступок его был изначально противен разуму. Он мог либо думать, либо чувствовать – и не умел находить баланс между тем и другим. Сейчас он отказался от разума по велению сердца. Он принял это нелёгкое спонтанное решение – и теперь уже логике бесполезно было достукиваться до его сознания. Желание спасти ребёнка помутнило его сознание. И он знал лишь одно место, где Грин не смог бы его отыскать.
5
Света
Света Лапина была совсем ещё юной. Ей недавно исполнилось девятнадцать. Она жила вдвоём с матерью в тесной хрущобе на юге Москвы. Отношения у них были трудные. Мать фанатично пыталась уберечь девочку от всех соблазнов жизни – и тем самым (как это нередко бывает) вызывала обратный эффект. Девочка и сама была неглупой и вполне могла позаботиться о себе. Она вовсе не склонна была поддаваться дурному влиянию. Но иногда поддавалась назло матери, которая достала её своими нравоучениями.
Таким вот «назло матери» и был Герман. Он не нравился Свете как мужчина, совершенно не привлекал её как потенциальный жених. Но в то же время ей нравилось общаться с ним, только лишь потому, что это выводило из себя мать. Света дразнила Германа и дразнила мать. Она понимала, что играет с огнём, но в скромной с виду девушке сидел бесёнок, которому вечно не хватало приключений. Ей нравилось балансировать на грани – не отдаваться назойливому ухажёру, но и не отвергать его окончательно, чтобы не лишать себя привычной дозы адреналина. Однако же когда Герман попросил её сберечь мешок оружия – она не на шутку перепугалась и поняла, что эти игры пока кончать, пока не поздно.
Света была маленькой хрупкой блондиночкой, с короткой стрижкой «под мальчика», с миниатюрной головкой на длинной изящной шейке, очень бледная и вся усеянная веснушками. Она была довольно милой и трогательной – и тем самым даже внешне абсолютно не подходила Герману. У него никогда не было таких женщин – начисто лишённых стервозности и вульгарности. Она была слишком чиста и невинна для такого прожжённого бандита, как он. В то же время она, словно мамочка или старшая сестра, иной раз любила почитать ему нравоучения о том, как неправильно он живёт – совсем как её мать. Это было единственным, что раздражало Германа.
Был уже вечер, но ещё светло, когда он позвонил в её дверь, держа на руках Пасико.
– Кто там? – услышал он через дверь голос Светиной мамаши.
– Это Герман.
– Уходи! – возмутилась женщина. – Вон отсюда! Не пущу!
– Откройте! – настаивал Герман. – Мне нужно срочно видеть Свету!
– Оставь в покое Свету! – всё больше распылялась сердобольная мать. – Не нужен ты ей! Она не хочет тебя видеть!
– Позвольте же, я сам спрошу её, хочет ли она меня видеть!
– Она не желает с тобой говорить! Проваливай, пока милицию не вызвала!
Герман поставил Пасико в сторону, отошёл подальше от двери и с разбегу налетел на неё плечом. Старая деревянная дверь легко поддалась натиску крупного мужчины.
– Ах ты ж сволочь! – заревела мать, когда он вошёл в квартиру. – Снова дверь сломал!
– Я же снова и починю, – спокойно ответил Герман.
– Сейчас точно милицию вызову!
– Полицию, бабуля, полицию! – поправил её незваный гость.
– Бабуля? – возмутилась женщина. – Какая я тебе бабуля, бандит! А это ещё кто? – завидела она Пасю, боязливо, но любопытно заглянувшую в квартиру.
Света как обычно сидела на кухне. Крошечная и ободранная кухня была самым убогим местом в их квартире. И к тому же наиболее отдалённым от входной двери. На таком фоне Света выглядела какой-то несчастной и затравленной, как будто говоря ему: «Посмотри, до чего ты меня довёл!» Она смотрела в окно и будто не замечала его привычной перепалки с её матерью и традиционного взлома двери.
– Надеюсь, ты за оружием пришёл? – холодно произнесла она.
– Привет, – рядом с ней брутальный Герман моментально становился робким и трусливым. – Я хочу тебя кое с кем познакомить.
Он отошёл, чтобы дать дорогу Пасико. Девочка осторожно вошла на кухню. Света тут же просияла и бросилась к ней, встав перед ней на колени.
– Ой, кто это тут у нас? Как тебя зовут?
– Я – грузинская девочка. Меня зовут Пасико.
– Как мило! Пасико! А я – Света. Будем знакомы. Это кто ж тебя так ударил?
– Плохой дядя, – захныкала Пасико.
– Ох какой плохой дядя! Разбил нам губку! Ну-ка иди сюда.
Света подвела её за ручку к шкафчику, откуда достала йод и ватную палочку.
– Сейчас мы быстренько помажем губку – и всё пройдёт.
– А это не больно?
– Что ты, совсем не больно! А это кто?
– Циндалька.
– Её так зовут? Какая прелесть! А мы сейчас возьмём и Циндальке нальём молочка. А ты хочешь кушать?
– Хочу.
– Сейчас и тебя накормим!
Весь вечер мать Светы ходила взад и вперёд по комнате, глотая Валидол и что-то бормоча про себя. Она никак не могла успокоиться, пока этот бандит был на её кухне с её дочерью. А Света тем временем играла с Пасико. Накормив её и котёнка, она окончательно вошла в доверие к ребёнку. Дружелюбная девочка моментально подружилась со Светой, что немало удивило Германа. Он и не подозревал, что Света так любит детей. Он и не задумывался раньше о том, какая из неё могла получиться прекрасная мать. Он просто сидел и молча смотрел, как хорошо вместе этим двум Божьим созданиям и как им весело играть с третьим Божьим созданием – Циндалькой.
Больше часа резвилась эта троица, пока утомлённый ребёнок не уснул прямо на руках у Светы. Котёнок всё ещё гонял по полу шарик для настольного тенниса, когда Света шепнула Герману:
– Кто она?
– Понимаешь… – Герман замялся. – Так получилось, что я… в общем, я случайно убил её отца.
– Ты убил человека? – на удивление спокойно переспросила Света.
– Это вышло случайно, – повторил он.
– Ну ты и сволочь, Герман! – Она посмотрела на него с отвращением. – И как только я могла с тобой связаться!
– Да, ты права. Я сволочь. Но я хочу сделать в своей жизни хоть один хороший поступок.
– Она знает, что её отец убит?
– Нет, она ищет его.