— Миленький… — сорвался жаркий шепот. — Родненький…
На полчаса мы выпали из реальности.
* * *
Лунный свет падал на колыхавшийся тюль, и чудилось, что в форточку вытягивается, завиваясь, сизовато-голубой дымок. На улице было тихо, лишь на грани слышимости наигрывала музыка. Хорошо…
— Тебе хорошо? — разморено улыбнулась девушка, уловив мой настрой.
— Очень, — честно признался я.
— И мне… Где у тебя щека? — нащупав мое лицо, Рита приложила ладонь. — Чувствуешь?
— Горячая… — бормочу я, задирая бровь. — Ничего себе…
— Во, сколько "нашактила"! — счастливо выпалила девушка. — Третий день держится твоя энергия!
— А это уже не моя… — поцеловав ладошку, я приподнялся, опершись на локоть, и губами дотянулся до девичьей щечки. — А твоя!
— Да… Ты… Что… — потрясенно выдохнула Рита, и запищала радостно, шаловливо мутузя меня и чмокая. — Спасибо! Спасибо! Спасибо! О-о, как же здорово…
Я сгреб в охапку свое сокровище, оно угомонилось, притихло, и мы уплыли по волнам сна.
Четверг, 3 ноября. Вечер
Москва, улица Новочерёмушкинская
Маша Шевелёва никогда не считала себя красавицей, даже к хорошеньким свою персону не причисляла. Обычная девчонка. Ну, хоть не страшненькая, и то хорошо.
Светка была куда более оптимистично настроена, хотя тоже самооценку не завышала. Да и как? Они ж близняшки!
Впервые ее убежденность в своих ординарных внешних данных поколебал Миша. Тогда еще, на дне рождения. Ему исполнилось шестнадцать, и она пришла вместе с обеими признанными красавицами — Инной и Ритой. А Миша уверил ее, что и в ней самой скрыта прелесть, просто не нужно ее прятать или стесняться.
Удивительно… Они со Светкой всегда были лучшими Мишиными подругами. Как познакомились в детсадике, так и до сих пор. Вот только классе в восьмом что-то между ними разладилось, они как бы отошли друг от друга, увлеченные своими, никак не пересекающимися интересами. А после той самой днюхи снова сблизились.
Долгими неделями Мишка пропадал у них, сначала делая Светке массажи, а потом таская ее по комнате — поддерживая, руками переставляя малоподвижные «лапы», лишь бы мозг «опомнился», освоил ходьбу заново.
Ее тогда в жар бросало — Гарин лапал сестричку везде, а та в одной комбинашке… Она даже притворилась однажды Светой! Миша, правда, фокус раскусил, но не сразу…
А потом для нее еще одно солнышко зажглось — Женя Зенков. Маме он очень нравился. Как же, сын офицера, «очень, очень воспитанный мальчик!» А вот она сама воспринимала Жеку с настороженным удивлением. Не верила, что может понравиться? Да нет, не уродина же, в самом деле! Просто не понимала — слово «любовь» таило в себе множество значений, оставаясь влекущей загадкой. А поняла, когда сама влюбилась.
Уж после какого по счету взгляда, неведомо. Чувство прорастало в ней медленно, но захватывая все существо. На первых робких свиданиях ее полнили страхи, стыд и жаркое любопытство, а потом… Вот, непонятно, когда и что случилось…
Светка сказала, что количество перешло в качество. Может, и так… Просто Жека стал ей необходим. И днем, и… ночью. Сладкие переживания до сих не ослабли, не затерялись в памяти.
И вот… Четырнадцать недель уже. Маша просияла, непроизвольно кладя руку на живот. Заметно уже выпирает, но еще не до такой степени, чтобы ей место в метро уступали.
Слава богу, тошнота и жуткий токсикоз миновали. «Ничего, — подбадривает вредная Светка, — усталость и тяжесть еще впереди!»
Утешительница…
Шевелёва вздохнула. Тут и так… Понаслушаешься разговоров в консультации — страшно делается. Получается, что она сама обрекла себя на вечные муки! Последние месяцы… Роды… Бессонные ночи… Круговорот бутылочек с молоком и обкаканных пеленок…
Но изо всей этой пачкотни вырастает нечто светлое, необъяснимое словами. У нее будет ребенок. Мальчик или девочка? Похожий на папу или не очень? Ласковый, капризный, зареванный — он будет делать губешку «сковородником» и ковылять, протягивая руки ей, своей маме…
Дрогнув лицом, Маша упрямо заулыбалась безвестному будущему — да оно просто обязано стать для нее счастливым! Для нее, для Жени и для того или для той, чье имя пока скрыто.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тот же день, позже
Москва, улица Полярная
— Дюха! Жимани!
Жуков подбежал грузной трусцой, и навалился на рычаг. Облупленный кузов «Волги» неохотно скособочился.
— Ага! Держи… Глаза!
Кузьмич в грубой брезентовой робе подлез, кряхтя, к самому лонжерону. Полыхнула сварка, донеся яростное скворчание тока, и затрещала слитно — электрод, плавясь и дымя, заливал трещину прочным швом.
Андрей старательно отворачивался, поглядывая то на старенькую «Победу», что раскорячилась над смотровой ямой, то на узкие оконца автомастерской. Невесть когда побеленные, изрядно закопченные стены будто вздрагивали в лиловых отсветах сварки. С улицы в распахнутые ворота сквозил холодный воздух и слабый запашок перегоревшего бензина — Проскурин гонял перебранный двигатель.
Жуков гордо улыбнулся — он и перебрал. Сбоя быть не должно, всё, как надо — промыл, подшипники кое-где заменил, кольца, прокладки… Кулачки Кузьмич наварил, так что… Моторесурс, как вторая жизнь!
«Точка — и ша!»
Звонко заколотил молоток, сбивая окалину.
— Порядок… Опускай!
Андрей послушался, и кузов мягко осел на подставленные шины.
— Нормально… — закряхтел сварщик, разгибаясь. — Пройдешься пескоструйкой, обдерешь до металла — я там мелом обвел — и в покраску.
— Сделаем, — солидно кивнул Жуков.
— Володь!
В воротах показался завгар Проскурин, обряженный в изгвазданную спецовку. Вытирая руки ветошью, он вопросительно глянул на Кузьмича.
— Спросишь академика, какая масть нужна? А то я могу и в светло-гов… к-хм… в цвет детской неожиданности!
Дюха усмехнулся про себя — старый сварщик будто стеснялся выражаться при нем.
«Боится травмировать нестойкую детскую психику!»
— Спросим, — кивнул завгар.
Из тускло освещенного коридора донесся женский взвизг.
— А ну, убрал грабки!
Сердитый голос Алины, бойкого диспетчера таксопарка, угас в басистом гоготе.
— Черт патлатый… — поправляя жуткую мохеровую шапочку, молодая женщина вышла в мастерскую. Стрельнув глазками в упор по Дюхе, она громко воззвала:
— Товарищ Проскурин! Там новое такси пригнали, экспериментальное!
— ВНИИТЭ-ПТ? — оживился Андрей.
— Слыхал чего? — обернулся к нему Владимир Ильич, метко зашвыривая ветошь в мусорный ящик.
— И слыхал, и видал! — авторитетно выдал Дюха. — ПТ — это «перспективное такси». Оно на минивэн похоже, вроде «буханки». Движок сзади и поперек, пол в салоне гладкий, дверь раздвижная. Четыре пассажира сидят друг против друга, а багаж между ними помещается. И сесть удобно, и выйти! А еще там перегородка, так что, если пассажиры чихают и кашляют, водитель не заразится…
— Самое то, — оценил Проскурин.
— Поглядим еще, как бегать будет это ваше «ПТ», — заворчал Кузьмич.
— Андрей, — хитро заулыбалась Алина, — там твоя звонила.
— Да? — покраснел Жуков.
— Ага! — довольно засмеялась диспетчерша. — Пошли, я номер записала, перезвонишь…
* * *
В диспетчерской было светло и пусто. За окнами открывался просторный двор, где стояли в рядок, приезжали и уезжали такси, а за бетонным забором белели высотки вдоль Полярной.
Дюха, сверяясь с четким почерком Алины, набрал номер.
— Алло? — провод донес нежный голос Зиночки.
— Привет! — расплылся Андрей. — Звонила?
— Ага… Ты еще долго будешь?
— Да нет, всё уже, — мигом заторопился Жуков. — А что?
— Зайдешь за мной? Я у Маши.
— А-а! В Черемушках? Жди!
— Жду, жду! — хихикнула трубка.
Дюха осторожно положил трубку, и нарвался на добрый и печальный взгляд Алины.
— Да не красней ты так, — улыбнулась она. — Тебе стыдиться нечего. Всё же хорошо, а будет еще лучше!