— Бар-Авву! — догадался я.
— Именно! И все вступились за врачевателя, сына Иуды Христа Галилеянина! Представляю, как он шагал среди расступавшейся толпы, по воле ее избежавший казни, а вела Иисуса счастливая жена его, Мария из Магдалы… Ну, а сто лет спустя невежественные эллины «отредактировали» рассказ об Егошуа, вымарав из текста одно, вписав другое, присочинив третье… Люди есть люди!
— Интересно… — затянул я. — Очень интересно… Значит, никакого воскрешения не было?
Котов крякнул, приседая на диванчик.
— Тут, Миша, сложность… Может, и сохранились какие-то документы той эпохи, но где ж их сейчас найдешь? Разве что в хранилищах Ватикана… А что касается воскрешения… Все знают, что мозг живет не дольше шести минут, после чего гибнет. Тело и пару дней протянет, а вот наши «маленькие серые клеточки»… Увы! Однако целитель вашего уровня, Миша, способен оживить человека! Для этого необходимо «слить» всю свою Силу, без остатка. Всю ее отдать на воскрешение из мертвых! Правда, данная… э-э… процедура может закончиться плачевно для самого целителя, но тут уж… — Игорь Максимович развел руками, и скосил глаза на часы, сверкнувшие из-под манжеты. — Однако, заболтались мы! Ну-ка, повторим вчерашние упражнения.
Я нащупал задницей кресло, поерзал и утвердился.
— Не спешите, — строго предупредил наставник. — Сначала — «прогон».
Покивав, я закрыл глаза, привычно «закукливаясь» и шаря по телу. Раздуваются и опадают розовые легкие… Толкается по венам алая кровь… Стакан кефира путешествует по двенадцатиперстной, насыщая «родимую» микробиоту… Копит живительный сок простата…
— Всё идет штатно, — улыбка растянула мои губы в дурашливой конфигурации.
Вечер того же дня
Зеленоград, аллея Лесные Пруды
— Ты совершенно не сдержан, — воркующе пригвоздила меня Рита, ложась сверху и выгибая спину. Тугая, налитая грудь покачивалась прямо передо мной, дразня и маня.
Естественно, я снова поддался, хватая губами отвердевший сосок и вминая рот в приятную округлость.
— Будешь тут волевым, — забурчал, отпыхиваясь. — Додумалась тоже — голой танцевать! Что я тебе, каменный идол на кургане?
Засмеявшись, девушка нагнулась и поцеловала меня.
— Я больше не буду!
— Я тебе дам — не буду…
— Это на меня так квартира ваша действует. Сколько раз уже! Прихожу, и сразу хочется всё поскидывать с себя, ощутить… не знаю, как сказать… шальную волю, что ли? Ничего тебя не сковывает, никакие резинки не давят… И сразу тянет танцевать, чтобы воздух обвевал везде-везде… А ты сразу набрасываешься, и тащишь!
— Да-а! — самодовольно ухмыльнулся я. — Хватательный рефлекс у меня с детства развит!
А лицо Ритино дрогнуло внезапно, девушка легонько прижалась ко мне и вымолвила невнятно:
— Я люблю тебя…
И суетное начало во мне как-то сразу угомонилось, опало, размываясь в приливе нежности, как песок под набегом волны.
— И я тебя.
Я огладил девичью спину, дотягиваясь до загиба талии, ощущая под рукою упругую выпуклость ягодицы, но правило мною не вожделение, а поклонение женщине. Приправленное, чего уж греха таить, кружащим голову сознанием — вся эта безупречнейшая, великолепнейшая красота принадлежит мне одному! Облизав губы, я тихонько спросил, неохотно сбиваясь на деловитый тон:
— Хочешь, я поделюсь с тобой своей энергией?
Черные глазищи напротив заблестели восторгом, и Рита выдохнула:
— Да! Да, да!
— Встаем!
Девушка соскочила на пол, и замерла, поджидая меня, а я вспомнил, как мама давеча, слегка распустившись от хмельных паров, сказала Рите, игриво поглядывая в мою сторону: «А ты стала еще красивее с лета!»
Обняв возлюбленную со спины, я уложил ладони ей на живот — там масса нервов, вот они и станут "проводниками".
— Расслабься. Закрой глаза, и сконцентрируйся на дыхании. Ты ведь йогой занималась?
— Ага! Немножко…
— Ну, вот! Тебе нужно сосредоточиться на одной себе, как бы закуклиться, отрешиться от всего — никаких звуков извне, никаких помех и волнений. С первого раза не получится — ничего, выйдет с десятого! А завтра… сначала утром, потом вечером… посмотрим, сколько "шакти" ты смогла удержать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ой… — выдохнула Рита.
— Не бойся, — ласково обронил я.
— Не боюсь, просто очень-очень хочу. Очень-преочень!
Меня потянуло целовать гибкую спину, но я удержался.
— Вдох… Выдох… Вдо-ох… Вы-ыдох… Вдо-о-ох…
Ладони потеплели — мягкими волнами, не в такт упоительно-плоскому животику, вздрагивавшему будто от сквозняка, моя "Сила" перетекала к Рите.
Девушка застыла, как прекраснейшая из статуй, а я ощутил вдруг биение нашей общей энергии — она качалась, словно маятник, переливаясь из меня в Риту, заполняя ее всю, взметываясь жарким вихрем… Опадая, стекая по рукам в мое тело, чтобы прихлынуть горячим всплеском в девичьей фигурке!
«Да пребудет с нами Сила…»
Воскресенье, 30 октября. День
Москва, улица Горького
Покидая кинотеатр «Россия», Альбина оглянулась на гигантскую афишу. Холст поддувался ветром, и мерещилось, что великанское лицо Бельмондо гримасничает.
— Ничего, так, фильмец, — снисходительно выразился Динавицер.
— Ой, Изя, ты как скажешь! — поморщилась Ефимова.
— А чё? Да не, нормально! Только почему — «Частный детектив»? Я читал, там другое название — то ли «Охотник», то ли «Наводчик»… — Изя с удовольствием процитировал Роже Пиляра: — «Кофе, рюмку ликера и сигару!» И еще там музыка — ничего, так…
— Да, музыка мне тоже понравилась… — медленно проговорила Альбина. — То тревожная, то щемящая…
— Надо запомнить этот час, и отмечать каждый год! — замерев на месте, торжественно провозгласил Динавицер.
— Ты о чем, вообще? — не поняла девушка, вскидывая бровки.
— В этот день, — прочувствовано молвил ее спутник, — Алечка согласилась с моим мнением!
— Ой, да ну тебя… — решив поначалу надуться, Альбина передумала, и буркнула: — Турок…
— Да правда! Ты до того привыкла считать меня непутёвым, что уже не воспринимаешь всерьез! Вот, ты как будто выросла, повзрослела, а я так и остался в восьмом классе…
— А что, не так? — ощетинилась Ефимова. — Вечно ты меня ставишь в неловкое положение своими выходками! Я даже в гостях не могу расслабиться — сижу в напряжении, и жду, чего ты опять отчебучишь! А ты только улыбаешься, будто смеешься надо мной! Вот, как сейчас! Ну что, что я такого смешного сказала?
— Ничего! — поспешно заверил ее Изя, внезапно переставая походить на себя, ибо натянул серьезное выражение. — Алечка, я никогда — слышишь? — никогда над тобой не смеялся. Ну да, улыбаюсь по-дурацки! Просто морда такая, что я с ней поделаю… Но не насмехаюсь, Аль! Просто радуюсь.
— Чему? — настороженно буркнула Альбина.
— Тому, что ты у меня есть, а я — у тебя, — проникновенно выговорил Динавицер. — Что люблю тебя, а ты… ну, хоть чуточку — меня.
— Турок… — печально вздохнула Ефимова, наперекор себе ощущая внутри прилив нежной теплоты. — Поцелуй меня.
Изя с удовольствием, но и с привычным трепетом исполнил девичий приказ.
— Пошли, горе мое… — смутно улыбаясь, девушка взяла парня под ручку.
— Луковое! — поддакнул Динавицер. — А куда идем?
— Туда! — махнула Аля в сторону Красной площади. — Мороженого хочу!
* * *
«Лиру», «Север», «Московское» и прочие заведения парочка пропустила мимо — то очередь, то просто неохота. Они не настолько нагуляли аппетит, чтобы заказывать цыпленка-табака на двоих — в «Птице», что в пределах «Арагви», этот изыск из солнечной Грузии был вполне по карману студентам. Однако душа требовала не сытного, а сладкого.
Кафе «Космос» приятно порадовало — никого почти! Швейцар проводил их скучным, тоскующим взглядом большой собаки, и Аля с Изей поднялись на второй этаж, в полупустой зал, отделанный россыпями стеклянных шариков. Чудеса продолжались — нарядная официантка, вся в чистеньком и накрахмаленном, материализовалась тут же.