А еще я не умею принимать решения «здесь и сейчас». Для меня огромной пыткой являются ситуации, когда несколько человек [в том числе и я] садятся и пытаются договориться о чем-либо. Конечно, если речь не идет о выборе фильма, который хотелось бы посмотреть. Решения зреют во мне какое-то время. При этом я не думаю о существующей проблеме специально, просто получается, что в какой-то момент я понимаю, что хочу сделать так, а не иначе.
Впрочем, в данном случае мне не нужно было ничего решать. Все уже было решено, а мое мнение, в общем-то, никого не интересовало. Лера просила меня выполнить одно деликатное поручение, которое мне совершенно не нравилось. При этом рассказывать подробности она совершенно не собиралась, что и являлось основной причиной моей злости. К тому же, это дело предполагало новую, пусть и недолгую, разлуку с ней. А ведь прошло всего четыре дня с тех пор, как она вернулась.
Мне нужно было отправиться в Москву, поехать в какой-то поселок за пределами МКАД, зайти в дом ее друзей [ключи у Леры были], которые уехали куда-то отдыхать, и забрать какую-то папку с очень нужными документами, которую она там случайно оставила. Нелепая сцена из второсортного детектива.
При этом, сделать все нужно было уже завтра. Утром улететь туда, а вечером вернуться.
Сама она отправиться туда не может, потому что [вот сюрприз!] именно завтра в нашем городе у нее оформление сделки по продаже еще одной папиной квартиры. Интересно, что еще я не знаю про нее?
– Почему это не может сделать Рита?
– Потому что я не хочу, чтобы она об этом знала! К тому же, ключи есть только у меня. Пока я их отправлю Рите, пока она туда съездит… И вообще, это не обсуждается! Я не хочу, чтобы она об этом знала.
– А если там кто-то будет?
– Там никого нет, ты не слышишь? Они уехали на целый месяц в Испанию, я их сама провожала. Миша, ну пожалуйста, мне это очень надо!
Было видно, что Лера очень сильно нервничает. Ее обычное полусонное добродушие сменилось стервозной истеричностью. Она была похожа на подростка, которого не пускают в ночной клуб на концерт любимой группы.
Все это мне бесконечно не нравилось. И не только потому, что сама ситуация была какой-то невероятно нелепой. Меня не покидала тревога по поводу того, что эта поездка навсегда изменит наши отношения, что они больше никогда не будут такими легкими и трепетными. Несмотря на все мои чувства к Лере, я очень не хотел, чтобы мы превратились в одну из тех самых как бы семейных пар, которые озабочены тем, что они будут есть на ужин, и вообще все их разговоры вертятся вокруг каких-то мелких бытовых вещей вроде засорившейся раковины.
Или я просто слишком серьезно воспринимаю все это?
В любом напряженном разговоре есть такой момент, когда становится понятно, что катастрофы удалось избежать. Если, конечно, она не случилась раньше. Вообще, надо сказать, сдался я довольно быстро. И как-то незаметно мы уже стали рассчитывать, сколько времени у меня уйдет на то, чтобы добраться от Домодедово до дома ее друзей и обратно, смотрели в интернете расписание электричек и погоду в Москве на завтра. При этом, собственно, я так и не высказал вслух свое согласие. Просто вдруг оказалось, что все уже решено.
@@@
Лера не поехала меня провожать. В основном потому, что я сам этого не хотел.
Она почему-то очень нервничала, казалось, что постоянно о чем-то думала, что, впрочем, не помешало ей этой ночью быть особенно нежной и ненасытной.
Я вообще люблю путешествовать в одиночестве, и мне не очень-то и нравится, когда меня кто-нибудь провожает. Все время возникают какие-то неловкости, когда никто не знает, что же еще сказать. И непонятно, когда уже можно окончательно попрощаться и разойтись в разные стороны. Особенно, если потом ты какое-то время слоняешься бесцельно по зданию аэропорта в ожидании вылета и терзаешь себя мыслью о том, что можно было провести вместе еще пятнадцать минут.
Мне досталось место в самом конце салона и очень повезло с тем, что соседнее кресло было никем не занято. Я неожиданно легко уговорил стюардессу выдать мне пару банок джин-тоника, хотя обычно на утренних рейсах пассажирам алкоголь не предлагают. В целом, учитывая, что в сумке у меня лежала еще не прочитанная последняя часть «Дневников Адриана Моула», следующие два с небольшим часа я провел в очень благодушном настроении. Я совершенно не вспоминал о цели своей поездки, а вчерашний неприятнейший разговор с Лерой казался просто досадным впечатлением от незабытого сна.
К концу полета я все-таки уснул, поэтому все мое недолгое пребывание в Домодедово практически не оставило никаких впечатлений. Огромное количество людей, невероятное обилие магазинчиков и кафе, вальяжно прогуливающиеся стайки милиционеров, уборочные машины – все это было просто декорациями. Мысли мои снова были заняты этим дурацким сном про автобусную остановку, который не давал мне покоя уже долгое время. Иногда даже я попросту боялся засыпать, чувствуя, что это навязчивое наваждение будет снова меня преследовать.
Мой билет позволял мне бесплатно воспользоваться поездом-экспрессом до Павелецкого вокзала – это было очень приятным сюрпризом. Всю эту недолгую поездку [минут сорок, не больше] я пытался сообразить, как мне лучше отправиться сегодня домой – билет в обратную сторону мы не купили, потому что было все-таки не ясно сколько времени займет у меня выполнение Лериной просьбы. Сейчас я все больше склонялся к тому, что нужно будет ехать на вечернем поезде – мне казалось, что так будет надежнее. Тем не менее, я оставил необходимость принять решение на потом.
Утренний час пик в метро уже прошел, поэтому я не испытывал обыкновенной паники, которая обычно начиналась у меня сразу после того, как я проходил через турникеты. К тому же ехать мне предстояло всего четыре станции, до «Киевской», причем без пересадок, по кольцевой. На каждой станции печальный голос нежным бархатом призывал меня и других пассажиров быть «взаимно вежливыми» друг к другу и уступать места беременным женщинам.
Площадь Киевского вокзала встречает каждого выходящего из метро истеричными хриплыми криками «ааавтобус нааа Брянск, нааа Брянск ааавтобус». Их издает женщина, внешний вид которой явно показывает, что основная часть ее заработка уходит на ежевечерние распития дешевого пойла в сомнительных компаниях. Особенно красноречиво эту тайну выдает застарелый, уже пожелтевший, синяк под левым глазом. Солидных размеров мужчины родом с Кавказа, пристально глядя в глаза, вкрадчиво шепчут таинственную мантру, которую разбираешь не с первого раза: «рози рози падишэвли маладой чилавэк за цвитами». Нисколько не смущаясь стоящих рядом служителей правопорядка, в урнах неторопливо копошатся колоритного вида бомжи. Над всем этим витает жирный запах шаурмы, которую делают в добром десятке ларьков, расположенных в ряд один за одним. На другой стороне площади – совершенно другой мир. Гигантский торговый центр с сотнями магазинов, ресторанов и прочих оазисов мелкобуржуазного счастья.