Читать интересную книгу Под позолотой — кровь - Александр Золотько

   Если пофантазировать, то можно предположить, что охраняемый не просто наслаждался духотой в павильоне. Очень большая степень вероятности, что у него там происходила встреча с кем-нибудь, так что можно к четырем гарантированным трупам для отчета начальству прибавить еще и один гипотетический.

   Была во всем этом какая-то незавершенность. Вроде все нормально, ясно и понятно. Убийца, убитые, свидетели… Кстати о свидетелях, их будут искать.

   Есть, конечно, подгорелая мадам с дочкой, но вряд ли она заметила что-либо существенное. А если заметила, то заставить ее внятно сформулировать все увиденное будет очень непросто. Тут следователю не позавидуешь.

   Стоп. Гаврилин поежился. Мамаша могла запомнить его и того типа с пивом и газетой. Шансов за то, что по ее описанию из всей этой толпы курортников смогут вычислить его было очень мало. Но они были.

   Предположим, начнут у всех, живущих рядом, выяснять не видели ли они парня спортивного телосложения лет тридцати в белой футболке и шортах возле кафе. И кто-нибудь вспомнит, что он ушел с площадки вместе с Мариной. Потом спросят Марину, и она вдруг вспомнит, как он очень интересовался происходящим…

   Мамочка моя. Она, кроме всего прочего, знает, где Гаврилин живет. Холодно у них здесь в машинах. Но в пот все равно бросает. Гаврилин повернулся к Марине.

   Машинка у нее явно недавно – ведет неуверенно, глаз от дороги не отрывает. И все равно, даже в профиль она неотразима. Лицо, грудь, ноги… Интересненько, а ведь сейчас она не сводит с ума, или это от того, что она слишком занята, или от того, что у Гаврилина в голове копошатся самые разные мысли.

   Кастрация подозрением. А вы, батенька, пугливы. А вам, батенька, нужно показаться врачу. Еще даже не известно, запомнила ли вас клуша в кафе, запомнил ли вас кто-нибудь, и станет ли Марина вас сдавать, а гормоны уже не так вас ослепляют.

   Успокойтесь. Теперь вы даже сможете объяснить начальству необходимость контакта с Мариной. Он ее просто использовал. И не надо ухмылочек. Не в этом смысле. Ну и в этом тоже, но вообще… Теперь ее по всем канонам нужно влюбить в себя, и тогда она меня, любимого, не выдаст никому, даже в жадные руки милиции.

   Гаврилин приготовил достаточно игривую фразу, чтобы начать игривый разговор, способный плавно перейти в игривые действия, но машина резко остановилась. Гаврилина качнуло вперед, он уперся руками в панель перед собой. Гаврилин так увлекся составлением игривой фразы и своими тяжелыми мыслями, что не сразу сообразил – приехали.

   Марина остановила машину возле калитки дома бабы Агаты, заглушила мотор, вынула ключ зажигания. Не торопясь перегнулась через спинку кресла и с заднего сидения достала довольно объемную сумку. Вид напряженного женского теле, да еще какого женского тела, начал потихоньку отодвигать опасения Гаврилина на задний план.

   – Сумку донести поможешь? – спросила Марина, и их руки на секунду соприкоснулись.

   – Д-да, конечно, – пробормотал Гаврилин и, нашарив за спиной ручку, открыл дверь и вылез из машины. У него еще хватило ясности сознания для того, чтобы узнать в изгибе тела Марины изгиб тела блондинки в кафе и еще подумать, что все женщины обольщают мужиков одинаково, даже если цели этого обольщения разные. Но потом Марина закрыла дверцу на ключ и обернулась к Гаврилину. И все мысли улетели, подхваченные ее взглядом.

   Гаврилин открыл калитку, пропустил Марину вперед. Из тени вперевалку вышел коротконогий Каро, напоминающий покрытую шерстью скамеечку, задумчиво обнюхал ноги Марины и, решив не связываться, вернулся на место. Дверь закрыта на ключ – бабы Агаты нет, и будет она явно не скоро. Гаврилин достал из-под половика ключ и открыл дверь.

   – Душ у вас во дворе, – констатировала Марина.

   – За домом, – подтвердил Гаврилин.

   – Знаешь, Саша, – спокойно сказала Марина, – я предпочитаю заниматься любовью после душа. У тебя возражений нет?

   Гаврилин помотал головой. Снова навалилось косноязычие.

   – Что? – безжалостно переспросила Марина.

   – Я – за! – выдавил из себя Гаврилин.

   – Тогда я тебя жду.

   Вода в душе нагревалась солнцем и освежить не могла. Гаврилин торопливо намылился, быстро смыл пену. Вообще, он очень любил постоять под душем, особенно под упругим ледяным душем, но сейчас у него не было ни холодной воды, ни напора, ни времени. В комнате его ждала Марина.

   Уже вытираясь на ходу полотенцем, Гаврилин заставил себя мысленно поклясться самой страшной клятвой, что вечером он все тщательно обдумает и проанализирует. И эта его клятва была последней данью здравому смыслу и служебному долгу. Его ждала Марина. На пороге, с полотенцем в руках.

   – Ты тоже?.. – спросил Гаврилин.

   Марина прошла мимо него, оглянулась и с улыбкой сказала:

   – Я надеюсь, что потные женщины тебя не возбуждают.

   Гаврилин неуверенно потоптался на веранде, потом вспомнил, что нужно подумать о постели бросился в свою комнату.

   О постели можно было не думать. Как можно было не думать и о закуске. Марина уже обо всем подумала. Постель была застелена свежим бельем, на столе поставлены бокалы и разложены фрукты.

   Интересно, кто тут мужик. Или так, кто здесь кого собирается иметь. Гаврилин даже захотел обидеться, но вспомнил о том, что его продовольственные запасы состоят из сырой картошки, сала и бульонных кубиков.

   Потом посмотрел на пустые бокалы и осознал, что вина у него тоже нет. Это сильно подпортило ему настроение. Дон Жуан доморощенный. Казанова из Мухосранска.

   Сейчас она захочет вина, и ты будешь просить ее немного подождать пока ты сбегаешь в магазин. Из магазина ты принесешь бутылку теплого вина или шампанского, а тем временем она будет тебя ждать, а ты припрешься снова потный и пыльный, а она снова скажет, что любит заниматься любовью после душа, ты помчишься в душ, вино, даже если ты не забудешь поставить его в холодильник, остыть не успеет, и вы будете пить его теплым, а она…

   А она все предусмотрела. Марина стояла в дверях, волосы ее были влажными, глаза светились немного безумным зеленым огнем, а в руках она держала бутылку шампанского.

   – Пока ты мылся, я положила бутылку в морозильник, – сказала Марина. Невозможная, фантастическая женщина.

   – Ну что, приступим? – спросила Марина, после того, как они выпили по бокалу шампанского. Гаврилин попытался сказать что-то достойное этой торжественной минуте, но оказалось, что это уже не так важно.

   Мусор

   Под конец Нинку чуть не стошнило. Удержал ее только страх перед Мусором. Нинка думала, что Мусор взорвется, что он может не сдержаться, и во что может вылиться его злость. И она стерпела.

   Терпеть – это было то, что у нее получалось лучше всего. Она привыкла терпеть, а вот теперь начала привыкать бояться.

   Нинка поняла, что нужно бояться всех, даже собственной семьи нужно бояться. Вначале она спрятала у себя наркотики, потому что боялась Мастера. Мастер приказал, и она положила пакет между другими товарами.

   Потом Мусор нашел наркотики и Нинка стала бояться его. Мусор не отобрал наркотиков. Он просто потребовал, чтобы Нинка написала объяснение, и Нинка написала. И о Мастере написала, потому что в тот момент Мусора боялась больше чем Мастера.

   А когда Мусор ушел, снова вернулся страх перед Мастером. А потом Мусор пришел и потребовал денег, а потом пришел злой и, не говоря ни слова, прижал ее к стене и…

   Она тогда тихо плакала, пока Мусор сопел у нее за спиной, а потом, когда, кончив, он ушел, так и не проронив ни слова, испугалась, что могла залететь, а потом, придя из консультации, испугалась, что все может узнать муж, а потом снова пришел Мусор, потом снова Мастер приказывал прятать наркотики, а потом…

   А Мусор был даже немного разочарован тем, что Нинка сдержалась. Он сделал все, чтобы и без того мучительный для нее процесс превратился в пытку. И если бы она вдруг отпрянула от него, захлебываясь его семенем и рвотой, он бы смог, про себя, в уме сказать: «Мой мусор тебе в рот не вмещается» и оттолкнуть Нинку. Потом он просто переступил бы через нее и ушел, почти успокоенный.

   Теперь же Нинка стояла перед ним на коленях, по лицу ее текли слезы, а в глазах плескались ужас и безысходность. Не торопясь застегивать брюки, Мусор сгреб в кулак Нинкины волосы и притянул ее лицо к себе:

   – По моему, тебе понравилось. Смотри, улыбаешься. Или тебе смешно?

   Нинка застонала. Мусор, запрокинув голову Нинке медленно водил пальцем по ее губам. Нинка зажмурилась. Но даже не пыталась вырваться. Он терпеливо ждала, когда Мусору надоест ее испуг и ее бессилие.

   – Ладно, – сказал Мусор и отпустил Нинкины волосы. Она осела на пол и закрыла лицо руками.