Читать интересную книгу Ушедшее лето. Камешек для блицкрига - Александр Кулькин

Я козырнул в ответ, и облегченно выдохнув, ответил:

— Приказывать будет старшина первой роты, красноармеец Заяц. Благодарю вас за понимание.

Уже сев в машину, вспомнил, что кроме завтрака, еще ничего не ел целый день. «Вот идиот», мрачно подумал я, «Мог бы возле автомобильного моста поесть». Потом вспомнил скорбную реку беженцев, и понял, что в той обстановке мне бы кусок в рот не полез.

— Павел Васильевич, давайте сейчас к мебельной фабрике. А потом заедем в магазин, какие-нибудь консервы купим.

— Ох, не бережете вы себя, командир, — проворчал Зубрицкий, выруливая на обгон полуторки, — Вот и Иваныч такой же, все рвал, рвал и надорвался.

— Вы его давно знаете? — спросил я, пытаясь вспомнить, взял я с собой деньги, или оставил их в сейфе. Деньги, слава богу, нашлись в нагрудном кармане, и я успокоился. Зубрицкий ответил, не отрывая взгляд от дороги:

— Да уже года четыре. Его как раз из армии уволили, по здоровью, так он к нам и приехал. А тут в него и вцепились всеми руками, образованный, не запойный. Золото, а не человек. А работяга-то какой! Перед самой войной помню, совсем было наш директор договорился, чтобы его замом к нему перевели. Эх-ма, жизнь только наладилась, а тут опять, неймется ворогам.

У проходной бывшей фабрики мы задержались ненадолго. Я попросту приказал милиции пропустить грузовик и не препятствовать погрузке. На робкие возражения, рявкнул так, что заколыхался плакат небрежно прикрепленный к двери проходной. Я посмотрел на красного бойца, вонзающего штык винтовки в крысоподобного фюрера, тянущего когтистую лапу из разорванного договора о ненападении, успокоился, и посоветовал обратиться за подтверждением в НКВД. Дождавшись полуторки, попросил Зайца поторопиться, и успокоившись, уселся в «газон».

— Все, Павел Васильевич, теперь в батальон. Да, по дороге у магазина тормозните.

Всю дорогу я сидел с закрытыми глазами и «думал думу горькую». Как, ну как, за месяц сделать из добровольцев — солдат? У самого военного опыта кот наплакал. Только из книг и фильмов. Один политрук вроде дельный человек, зато младший — мальчишка, явно ответственный за спорт и досуг комсомольцев, командиры рот, а… уже говорилось. И акушерка — начальник медслужбы! Боже мой, что она там у комбата нашла? Я кажется, даже застонал, потому что водитель с тревогой спросил:

— Так плохо стало, командир? Мы уже приехали.

Открыл глаза, машину Васильевич остановил возле небольшого магазинчика. Уже открыв дверку, я хлопнул себя по лбу:

— Поехали дальше, Павел Васильевич! Карточки я же в сейфе оставил!

— Как же так, товарищ командир? Сейчас без карточек — никуда.

«Газон» выехал на середину улицы, я успел прочитать на эмалевой табличке название «Пролетарская», и покатил по постепенно становящемуся круче спуску. Пригляделся, интересно ведь, как боролись с размывами улиц после дождей, семьдесят лет назад. А никак не боролись, промоины засыпали щебенкой, а когда мы доехали до крутого спуска, уже к реке, я увидел брусчатку. Интересно, куда она делась в мое-то время? Вспомнив про глыбы асфальта, смытого ливнями, поразился мудрости предков. Действительно, двадцатисантиметровый каменный столбик, вкопанный вертикально, переживет не одно столетие, прежде чем потребует замены. В моем-то времени, власти утомившись укладывать асфальт каждый год, просто забетонировали проблемные дороги, начихав на протесты временно оживших экологов. А ведь для холмистого рельефа Полесска, лучше брусчатки нет ничего. Впрочем, зачем мне вечность? Давно замечал, как устану: о чем угодно буду думать, только ни о деле.

Автомобиль вновь остановился, я поднял голову. Мы стояли на центральной площади, возле дощатого здания, покрашенного синей краской, со скромной вывеской: «Ресторан Припять». Зубрицкий смущенно сказал:

— У них тут в буфете без карточек можно отовариться. Цены, конечно… Но — без карточек.

— Спасибо, Павел Васильевич. Я быстро.

Дверь, с крашеной фанерой вместо стекла, пропустила меня в пустующее помещение. Нет, за прилавком стояла женщина в белом халате. «Сразу видно, хороший человек.» — вползла в голову дурацкая мысль, — «Вон как её много». Увидев меня, буфетчица оживилась:

— Слушаю вас, товарищ командир.

Я осмотрелся, выбор был богатый, но в основном — спиртное. Стройными рядами выстроились бутылки с водкой. Залитые сургучом пробки напоминали папахи и башлыки солдат Первой мировой. С флангов шеренгу подкрепляла легкая кавалерия, различные мускаты и наливки. Ниже полкой замерли разведчики — пивные бутылки. Вздохнул, вспомнив, что пива так еще и не пробовал. А ведь полесское пиво всегда славилось, до революции ко двору государя-императора поставлялось. Не могли же за четверть века его испортить, если еще в восьмидесятые пил с удовольствием. Обратив уважительное внимание на резерв главного командования, медаленосные коньяки, приобрел две бутылки нестроевого «Нарзана» а на закуску — полюбившихся крабов. Расплатившись с поскучневшей буфетчицей, вдруг поддался порыву, и купил коробку конфет «Шоколадный набор». Вернувшись в машину, сложил покупки в сумку, что дал Зубрицкий, потом обернулся и посмотрел на автомобильную переправу. Лучи заходящего солнца осторожно трогали острия штыков, заставляя их сверкать, и было видно что караул службу нес исправно. Что творилось у быков, на середине реки видно не было, но решил сегодня никого больше не контролировать. Не маленькие, сами справятся. А не справятся, им же хуже будет.

— В батальон, Павел Васильевич. Дел еще много.

Глава 7

Пока ехали в расположение батальона, немного успокоился и выпил полбутылки «Нарзана» прямо из горлышка. Что же, «Нарзан» как «Нарзан», послепамять молчала, да и сравнивать было не с чем, давно я его не пил. Часовой на воротах службу нес исправно и пропустил нас только после осмотра. Въехав на территорию бывшей фабрики, машина подкатила к старому корпусу и остановилась около входа. Открыл дверцу и попросил водителя:

— Павел Васильевич, возьмите мою сумку и занесите в канцелярию. Там на столе лежит пачка бумаги, поэтому сразу же садитесь и записывайте песню-инструкцию. Если кто будет, скажите что это мой приказ. А я сначала пройду в санслужбу.

— Хорошо, командир. А можно я с вами, все-таки Иоанович мне не чужой?

— Потом, Павел Васильевич. Вы же понимаете, что мне надо дела военные обсудить.

С этими словами я вылез из верного «Газончика» и быстрым шагом прошел к отдельно стоящему домику, выкрашенному в легкомысленный розовый цвет. На пороге я тщательно вытер сапоги об уложенную здесь влажную тряпку и решительно открыл дверь. Лучше бы я с голыми руками на немецкий танк пошел… Меня встретила фурия. Не успел я закрыть дверь, как наслушался обвинений практически во всех бедах. Меня последовательно обвинили: в том, что я бросаю своих бойцов на произвол судьбы, в том, что из-за меня командир перенапрягается, в том, что этот хитрый еврей привез совсем мало стерилизованных бинтов, а ту дерюгу, что он пытался выдать за бинты… Я стоял и молчал. Пускай покричит, видно же, что девочка перепугана. Вскоре крик сменился всхлипываниями, и тут я сдался. Резко придавив в себе, хм, отцовские чувства, я прибегнул к своему коронному номеру, то есть командирскому рыку:

— Старший сержант Коробочко! Немедленно прекратить! Что с комбатом?

— Не знаю, — шмыгнула своим носиком товарищ начальник медслужбы, — Нужно госпитализировать. Очень похоже на язву желудка.

Пройдя к столу, сел, и поставил на стол бутылку минералки. Надо же, я так с ней и ходил.

— Стакан есть?

Девушка вскочила и, быстро открыв шкаф, достала стакан. Придирчиво осмотрела его и только потом поставила на стол:

— Вот, товарищ старший лейтенант.

— Алексей Юрьевич, — поправил я, смотря на лопающиеся пузырьки, поднимающиеся со дна стакана, — Пейте. Будем серьезно разговаривать, Эстер Шлемовна.

Подождав пока она допила «Нарзан», я неторопливо стал объяснять:

— Наш комбат должен был ложиться на операцию в Гомеле. Этого не произошло. По-моему в Калинковичах есть военный госпиталь. Он переживет транспортировку на машине?

— Я не знаю, — повторила Эстер, — нас учили совсем не этому.

— Плохо, это плохо. Но поправимо. Время у нас еще есть, поэтому Абрамзон получит приказ достать нужную литературу. И вы будете ее читать. Очень внимательно. Экзамены будет принимать война. Помните об этом, Эстер Шлемовна, и постарайтесь, чтобы ваши подчиненные тоже это запомнили.

Я встал:

— К комбату сейчас можно?

— Нет! Я дала ему обезболивающее и он спит.

— Нет, так нет. Приготовьте комбата к перевозке. И еще, завтра отправите одного фельдшера на дежурство к автомобильному мосту. Там много гражданских людей, и возможно все. В том числе, и работа по специальности.