Но что такая женщина делает за стойкой кафе?
Адриан засыпал в своей ненужно большой постели и вспоминал, с какой грацией двигается Анна, как проворны и плавны ее руки и как красиво изгибается длинная шея. Последнее, что он увидел, прежде чем окончательно провалиться в сон, это как Анна превращалась в большую черную кошку и скачками удалялась по лунной дорожке. Кажется, она оглядывалась через кошачье плечо, приглашая его за собой…
4
У тети Маргарет с самого утра разболелась голова. Боль была сильной, душной и тягучей, как смола, разве что на зубах не навязала. Тетя Маргарет выпила две таблетки аспирина — из всего богатейшего ассортимента современной фармацевтической промышленности она признавала только аспирин и считала, что при ее средствах это пристрастие даже можно отнести к разряду милых причуд.
Аспирин не помог. Это значило только одно: грядут какие-то неприятности. Голова тети Маргарет всегда начинала болеть не в тот момент, когда нужно было срочно решать какие-то важные проблемы, а, так сказать, загодя. «Мой внутренний барометр подсказывает, что близится буря», — говорила она в таких случаях, выразительно массируя правый висок холеными пальцами.
Впрочем, сегодня можно было бы обойтись и без помощи мигрени, если такое явление, как «помощь мигрени», вообще возможно. Вряд ли тетю Маргарет ожидало что-то, чего она совсем уж не могла предугадать.
Адриан влюбился. Точнее он влюблялся, и влюблялся с каждым днем все сильнее и сильнее, и, хотя он не признавался в этом ей (а может, не признавался и себе самому), тетя Маргарет прекрасно знала, откуда берутся все эти рассеянные полуулыбки, светящие взгляды, полуистерическая веселость по утрам… И то, что тетя Маргарет уже двадцать два года вдовела и свято хранила память о своем покойном муже, адмирале Хиггинсе, не мешало ей явственно читать в изменившемся поведении Адриана все симптомы влюбленности.
— Но ничего. Влюбленность — это же еще не любовь, правда? Значит, все поправимо, — сказала она вполголоса.
Служанка Эмили, которая принесла ей в постель вместо кофе грелку со льдом, испугалась, что мадам бредит.
Тетя Маргарет ответила на ее испуганный взгляд такой миной, что Эмили решила, что не будет додумывать свою мысль до конца — это, по крайней мере, в ее интересах.
— Накрой завтрак для Адриана и предупреди, что я спущусь позже.
— Хорошо, миссис Хиггинс, — покорно пискнула Эмили, которая уже лет пятнадцать как не годилась на роль застенчивой девчонки.
Удивительно, как умеют подчинять своей воле такие сдержанные и хрупкие с виду люди, как тетя Маргарет.
Спустя пять минут в дверь спальни деликатно постучали.
— Да-да? — Тетя Маргарет приоткрыла сомкнутые веки.
В комнату вошел Адриан. Она даже не сразу догадалась, что с ним не так.
— Эйд?
— Доброе утро, тетя. Как чувствуешь себя? Голова?
— Эйд, ты — в джинсах? Или мне изменяет зрение?
— Нет, не изменяет. А что? По-моему, выглядит очень хорошо. Самая подходящая одежда для свободных занятий в загородном доме. Разве нет?
Тетя Маргарет выразительно промолчала. В их семье джинсов не носили. Как-то так повелось. Очевидно, две сотни лет назад кто-то из их предков отказался признать независимость Америки, и с тех пор стойкая нелюбовь ко всему, что приходило из Нового Света, передавалась из поколения в поколение.
Иногда о ней предпочитали умолчать, чтобы не показаться косными ретроградами с колониалистским мышлением. Но джинсов не носил никто.
— Да, ты выглядишь… современно. Если уж тебе ничто не мешает их надевать… — со значением протянула тетя Маргарет. — А, кстати, что случилось с твоей бородой?
— Сбрил, — ответил Адриан с некоторым недоумением: вот уж где двух ответов быть не могло…
— Мм… А с какой целью? — Где-то в глубине души тете Маргарет было уже почти смешно. — Захотел выглядеть моложе?
Вот уж зря, ей ведь самой, несомненно, за тридцать, подумала тетя Маргарет, но вслух ничего не сказала. Как женщина, она безошибочно могла определить возраст другой женщины, но женская же солидарность мешала выдавать эту информацию мужчине.
— Нет, скорее не таким сухарем. К чему мне имидж молодого профессора?
— Действительно. Мальчик.
Адриан и вправду казался много моложе себя самого, не то чтобы вчерашнего, а того, каким был две недели назад. Такое правильное лицо, точеные черты… Очень похож на мать.
Тетя Маргарет ощутила, как другая боль, не телесного происхождения, шевельнулась в ней. Кэтрин, малышка Кэтрин…
Двадцать лет назад ее сестра вместе с мужем катались на только что приобретенном «феррари» по Уэст-энду. Это был обычный вечер, и им наверняка было весело и счастливо. Им навстречу выехал молодой певец, находящийся на пике популярности — и на пике героиновой эйфории. Наверное, он умер счастливым. Кэтрин и ее муж тоже умерли — но достаточно ли быстро, чтобы не испугаться и не вспомнить о детях, тетя Маргарет не знала.
Газеты писали о страшной аварии взахлеб — еще бы, в одном месте и в одно время погибли трое неизменных героев светской хроники. С тех пор тетя Маргарет газет не читала.
Девятилетнего Адриана она забрала к себе и окружила всей невостребованной доселе любовью и нежностью, которыми природа наделила ее, возможную, но не состоявшуюся мать. Его брат Джеймс, которому на момент смерти родителей исполнилось четырнадцать, предпочел остаться в пансионе «Чедвик касл». Тетя Маргарет не стала возражать — они не очень ладили со вспыльчивым и упрямым Джеймсом даже до того, как он вступил в переходный возраст.
— Тетя?
— А, прости, мой дорогой, я погрузилась в воспоминания.
— Я так и понял.
— Чем планируешь заниматься?
Адриан блаженно пожал плечами.
— Передавай привет мисс Бартон.
Кажется, он смутился. Ничего, это иногда бывает полезно. Заставляет задуматься.
— Эйд, да ты помолодел лет на десять! — У Анны смеялись глаза. Она была в платье цвета красного вина, и на фоне жемчужно-серого осеннего утра светилась, как рубин, на который падает солнечный луч. — Нравится?
— Очень. Как себя ощущаешь, новый ты?
— Новым. Бодрым. Полным надежд. Как в восемнадцать лет.
— Ясно. Сейчас что-нибудь придумаю… Кстати, сколько тебе лет?
— Двадцать девять.
— А-а. Знаешь, я подумала, мы так хорошо проводим время за разговорами — а не пригласить ли твою тетю на чашку чаю, кофе или шоколада? Что она больше любит?
— Шоколад. Но не знаю, согласится ли она, она так устала от светской жизни в Лондоне…
— Так я же не приглашаю ее на торжественный прием по случаю годовщины учреждения чего-нибудь-там.