повысила голос. – Я тебя просила, Платон!
— Я не нарочно, — уже со слезами, звонко. – Я её положил, а она…
— Что она?! Спрыгнула на пол и побежала?
— Нет… — всхлипнул брат. – Я просто…
— Вероника, хватит, — Герман или, как там его, Дмитрий заставил меня сбавить обороты.
Брат куксился, но до истерики дело, слава Богу, не дошло. Только этого сейчас и не хватало. Несмотря на раздражение, усталость, неопределённость и вытекающую из всего этого нервозность, срываться на брате права у меня не было.
— Разворачивайся, — на сей раз приказала я. – Разворачивайся! – когда он и не подумал притормозить. – Нам нужно забрать игрушку.
Наконец до него стало доходить, что психую я не из-за простой блажи. Кивком он велел мне объяснить.
— В ней документы. Твои документы.
— Чёрт, — по газам он не втопил, сбросил скорость плавно. Но на этом все правила закончились: внедорожник пересёк двойную сплошную. Полоса дороги потянулась в обратную сторону. Я всё ещё держала на коленях папку с бумагами. Только-только мы выехали за пределы города, а теперь приветственный щит снова маячил вдалеке. Это проклятое место словно не желало отпускать меня. Новое имя, новая жизнь…
— Я беременна, — решительно сказала за несколько секунд до того, как мы въехали в город.
Дмитрий резко повернулся. Набравший было скорость внедорожник остановился ровнёхонько перед щитом. Мимо, дико сигналя, пронеслась разбитая Лада. Я смотрела на Дмитрия с той же решительностью, с которой сказала о том, что жду ребёнка. Он на меня с недоверием.
— У меня будет ребёнок. От тебя.
На лице его не дрогнул ни один мускул. Только и без того тёмные глаза потемнели сильнее. Платон притих. Возникшее напряжение было таким, что в пору ножом резать, не почувствовать его было невозможно.
Я не могла избавиться от ощущения, что Дмитрий смотрит на меня, но видит что-то известное ему одному. Сложив руки на руле, он откинулся в кресле и уставился на щит. Сбоку на нём какой-то дебил нарисовал мужские гениталии и подписал «ебал вас в рот, уроды». Возможно, сделал это тот, кто свалил отсюда незадолго до нас.
— Вряд ли это возможно, Ника, — смотря на пошлую надпись, наконец нарушил он тишину.
— Что ты имеешь в виду? Что пока тебя не было, я постелилась под половину города? – прорычала, готовая ударить его. Или расплакаться. Или выскочить из машины и пойти куда глаза глядят. Только глаза продолжали глядеть на украшающий щит «Добро пожаловать!» член.
Не удивлюсь, если к тому моменту, как администрация опомнится, сделанное тут кем-нибудь фото обойдёт весь интернет.
— Или, может, ты считаешь, что я нашла удачный способ подзаработать? – схватила его за рукав и дёрнула на себя. – Ты говори. Что ты имел в виду?! Что я не от тебя беременна или что сейчас сижу и вешаю тебе на уши лапшу? – Дёрнула сильнее.
Он смотрел на меня и молчал.
Нервы всё-таки сдали. Порывисто я отстегнула ремень, но едва коснулась ручки дверцы, Дмитрий вернул меня на место.
— Сядь, — сказал, как отрезал.
Темень из взгляда не ушла, но теперь видел он точно меня, а не призраков прошлого. Я подумала о женщине и девочке с фото, но спросить язык так и не повернулся.
— Решим то, что нужно решить сейчас, потом разберёмся с этим.
— Что значит разберёмся?
— Это значит, что если нет необходимости думать о нескольких важных вещах одновременно, делать этого я не стану. И тебе не советую.
— Получается, ребёнок всё-таки для тебя важно?
Он смерил меня таким взглядом, что я почувствовала себя тупицей. Щит проплыл мимо, мы снова оказались в проклятом городишке. Даже осуждать не хотелось того, кто оставил художество рядом с названием этого отстойника. В особенности, если ему удалось вырваться.
— Давай побыстрее заберём документы и уедем, — попросила тихо. – Увези нас отсюда.
— Увезу, — ответил он и опять посмотрел на меня, но уже совсем другим взглядом. Взглядом, от которого я впервые за долгое время почувствовала внутреннее спокойствие. Взглядом, рассеивающим пустоту.
В квартиру мы вошли вместе. Уже на подъезде к дому Платон задремал, и я попросила не будить его. Бессонная ночь не прошла даром – сама я тоже устала. Но о том, чтобы как брат безмятежно устроиться в кресле, речи не шло.
Альма лежала на краю постели. Одинокая, она выглядела кинутой и настолько грустной, что мне стало совестно. Глупо, конечно. Но я опять подумала об автобусной остановке.
— Вот она, — взяла и показала Диме. Открыла молнию.
И тут меня окатило ознобом.
— Что-то не