Читать интересную книгу Большая пайка - Юлий Дубов

Курицу на тебя извела.

— Сама решай, — сказал Терьян, у которого к концу ужина начало складываться впечатление, что так просто этот вечер не закончится.

— Подумать надо, что с тебя взять, — Лика оглядела кухню, потом Терьяна.

Помолчала.

— Я думаю, ты должен на мне жениться, — наконец объявила она. — Сначала купишь колготки, затем юбку, потом дубленку. А потом мы пойдем в загс. И я всю жизнь буду тебя кормить.

— Послушай, — осторожно сказал Сергей, — а можно остановиться на дубленке?

Я как-то морально не готов к загсу.

— А физически? — спросила Лика, водя пальцем по столу и глядя на него из-под упавшей на глаза челки.

— Что физически? — растерялся Сергей.

— Физически, говорю, готов?

— Ну для этого в загс ходить необязательно, — резонно заметил Сергей.

— А это ты видел? — Лика сложила кукиш и помахала им перед лицом Сергея. — Либо ты на мне женишься, либо лучше не подходи.

Терьян хотел было сказать, что вовсе и не собирался к ней подходить, но промолчал, потому что это не очень-то походило на правду. Уж больно хороша была эта девочка, с разрумянившимся от чая смуглым лицом, в белой майке с полинявшим олимпийским мишкой, обтягивающей полную грудь, и в старых тренировочных штанах, которые скорее подчеркивали, чем прятали что-то от глаз.

— Я никуда на ночь глядя не поеду, — твердо сказала Лика. — У тебя две комнаты, ты будешь спать в одной, я — в другой. И не смей приставать. А утром ты меня разбудишь.

После того как они улеглись, Сергей какое-то время поворочался, потом встал и начал тихо пробираться в соседнюю комнату. Едва он переступил порог, зажегся свет.

— Сюда посмотри, — сказала Лика. Левой рукой она натягивала на себя одеяло, а в правой сжимала молоток, припасенный, скорее всего, с начала вечера.

— Только сунься.

— Ты что, с ума сошла? — спросил Сергей.

— Не сошла. Я тебя честно предупредила. Так что лучше не подходи.

Когда загремел будильник, Сергею показалось, что уснул он всего минут десять назад. Умывшись и натянув джинсы, он пошел будить вчерашнюю гостью.

Из-под одеяла торчала черная макушка. Сергей попытался сообразить, где находится молоток, не сообразил, слегка потянул одеяло и дотронулся ладонью до теплого плеча.

— Вставай, невеста, — сказал он.

У Лики дрогнули ресницы, она еще сильнее зарылась в подушку и сонным голосом пробормотала:

— Невесту надо поцеловать.

Терьян нагнулся и провел губами по Ликиной щеке. Тут же вокруг шеи Сергея обвились горячие руки, и он неловко уткнулся в губы девушки. Но как только он обнял ее, Лика тут же вырвалась и снова, как ночью, натянула на себя одеяло.

— Я тебе что сказала? Женишься — все будет. А так просто — нечего лезть.

— Сама же просила поцеловать, — растерялся Сергей.

— Все. Поцеловал — и спасибо. А теперь иди, мне одеваться надо.

Когда они выпили молоко и доели остававшийся с вечера хлеб, Лика натянула дубленку, оглядела ее с легкой гримаской, ухватила Сергея под руку и сказала:

— Ты свой кадиллак где держишь? Довезешь меня до метро.

А когда Сергей, высадив ее, собрался двигаться дальше, Лика постучала в стекло:

— Ты вечером во сколько будешь? Не забудь купить колготки.

Спустя два дня была куплена юбка.

Через неделю они подали заявление в загс.

* * *

Сравнение второго терьяновского брака с первым складывалось решительно в пользу Лики. Год назад она закончила институт легкой промышленности, работала инженером в каком-то московском главке, замужем побывала еще в студенческие годы, но супружество длилось недолго. Нравом обладала веселым, характером — легким, а темпераментом — латиноамериканским. В постели была требовательна, настойчива и изобретательна. И память о бедной скромной Тане, которую Сергей взял в жены ничего не умевшей девушкой, постепенно почти полностью ушла куда-то в тень. Даже Ленка, о которой Терьян часто вспоминал с тянущей душу тоской, стушевалась и тоже отступила на задворки подсознания. А еще Лика оказалась отличной хозяйкой, великолепно готовила, всегда что-то пекла и жарила, времени на это тратила мало, а результатов добивалась превосходных, и постоянно повторяла Сергею:

— Ты, зайчик, должен хорошо кушать. Надо днем набирать то, что теряешь ночью.

В этом она была совершенно права, потому что ночи давались Сергею тяжело.

Ужином Лика кормила его только после того, как выпускала из постели по первому заходу. «Из постели» — это говоря фигурально, потому что все могло происходить где угодно — в душе, на полу, на столе, в кресле… После ужина Лика давала Сергею полчаса передохнуть, и все повторялось. А потом — около трех ночи. И обязательно утром. Будильник Сергею больше не был нужен, потому что Лика регулярно просыпалась в шесть и немедленно начинала настаивать на своем. Причем очень убедительно. И всегда добивалась результата. Даже дарованных природой трех дней отдыха в месяц Сергей был лишен, потому что на эти дни у Лики была особая программа.

— Чтобы не терял форму, — приговаривала она, дразняще медленно занимая боевую позицию.

Однажды Сергей чуть было не заснул за рулем, после чего поставил машину на прикол и снова начал ездить на метро. Впрочем, и это не спасало, потому что Терьян стал засыпать в вагоне и опаздывать на работу. А однажды уснул по дороге домой и крутился по кольцевой до тех пор, пока не был отловлен милицией. В отделении его попросили подышать в трубочку, ничего не обнаружили, удивились, потом посмотрели на штамп в паспорте, поулыбались и отпустили. Сержант с завистью сказал ему на прощанье:

— Везет тебе, мужик. А моя лежит бревном, не допросишься.

И тогда Сергею впервые пришла в голову мысль, что неизвестно, кому в таких случаях везет.

Контакты с друзьями практически сошли на нет. Иногда Терьяну удавалось пересекаться с ребятами — обычно это были Платон, который при виде ввалившихся глаз Сергея почему-то очень веселился, и Ларри — тот поначалу не обращал особого внимания на состояние друга, но спустя какое-то время начал тревожиться.

— Сергей, — сказал как-то Ларри. — Ты еще полгода не женат. Ты на себя в зеркало давно смотрел?

— Утром, — буркнул Терьян. — Когда брился.

— Почаще смотри. Она тебя сжирает. Ты до сорока не дотянешь. Давай я тебя хорошему врачу покажу.

Но к врачу Сергей не успел: стало не до этого.

Перестройка вступила в новую фазу. Партия объявила о необходимости мобилизации инициативы масс и начале кооперативного движения. Из-под слоя нафталина была извлечена ленинская фраза о социализме как строе цивилизованных кооператоров.

Башли. Бабки. Капуста

Кооперативы, начинавшиеся, в силу исторической памяти, медленно и кое-где, в конце концов расплодились и стали лавинообразно заполнять единственную нишу, уготованную им всем предыдущим ходом развития. Ниша эта представляла собой скорее пропасть между государственными организациями, владевшими всеми видами ресурсов, и народонаселением, обладавшим чудовищной массой практически обесценившихся денег. По мостам, наведенным через эту пропасть еще в конце шестидесятых, в одну сторону текли ресурсы, а в другую — деньги, оседавшие в карманах фондодержателей. Время от времени государство спохватывалось и устраивало примерно-показательный демонтаж одного из мостов, распихивая по тюрьмам наиболее прытких мостопроходцев. Кооперативы представили собой идеальную сплошную проводящую среду, которая с определенного момента стала существовать на совершенно легальных основаниях и даже была освящена авторитетом вождя мирового пролетариата. Большие, средние и малые начальники срочно овладели лозунгом невинно, как тут же выяснилось, убиенного Николая Бухарина «Обогащайтесь!», засучили рукава и ринулись вперед. Началась концентрация дисперсно распределенного капитала.

Пропитанная духом партийности печать набросилась на пропаганду кооперативного движения с тем же неистовым энтузиазмом, с которым она когда-то воспевала появление новых колхозов, клеймила англо-американский империализм, поднимала боевой дух в годы войны, разносила в пух и прах безродных космополитов, отстаивала, а потом развенчивала повсеместное распространение кукурузы и квадратно-гнездового метода, боролась сначала за дисциплину, а потом за трезвый образ жизни. Флагманы экономической науки дружно припомнили новую экономическую политику двадцатых годов и стали в один голос предрекать в скором будущем небывалый экономический подъем. Легенды о не слезающих с тракторов и не вылезающих из забоев передовиках производства, как по мановению волшебной палочки, сменились святочными историями о бескорыстных неофитах кооперации, организующих пчеловодческие хозяйства, штампующих дефицитную посуду, возрождающих народные промыслы и открывающих повсеместно пункты общественного питания с исключительно доступными ценами. Все эти подвижники, как один, страдали от советских и партийных бюрократов, этих ретроградов и осколков командно-административной системы, которые еще не прониклись новыми веяниями и тормозили поступательное движение страны.