Заговорил Фарад.
— Да, есть вопросы. Как же случилось так, что боги занесли женщину в пустыню, и при этом она осталась девственницей?
— Один раз давным-давно произошло нечто подобное, или, по крайней мере, я так слышал, — ответил Конан. — Люди тогда были не то, что теперь, в наше время, и, конечно, среди них не было афгулов.
Все рассмеялись непристойной шутке. Смех подхватило эхо. Конан поднес палец к губам, призывая к молчанию.
— Не все туранцы спят, и не все, кто бодрствует, дураки. Скорость и тишина, или мы составим компанию нашим погибшим товарищам.
Афгулы молча кивнули и вернулись к своим лошадям.
* * *
На скалах остались только мертвые. Они сжимали рукояти своих кинжалов, воткнутых им под ребра, по обычаю афгулов. Суровые боги этой суровой земли знали, что сердца их пронзила своя же сталь. Теперь Духи погибших станут друзьями живых и проследят, чтобы их сородичам повезло.
Но, если бы духи мертвых афгулов в эту ночь наблюдали за равниной, они не увидели бы ничего и ни одним словом не предупредили бы своих оставшихся в живых друзей. Ни афгулы, ни киммериец не заметили тени, бесшумно подползающие из отдаления, прячущиеся среди барханов. Они не видели, как посыльный отделился от отряда выжидающих внизу туранцев. Он вполз змеей, пока не добрался до скал, которых от Расселины видно не было.
Только духи могли видеть, как вскочил он на коня, которого держали наготове четыре всадника с пиками и щитами регулярной туранской кавалерии из отряда Зеленых плащей. Только духи могли видеть, как мчался вестник в ночи, пока не встретил стройного, моложавого туранского капитана, который со своим воинством расположился на отдых среди скал.
И только духи могли слышать, что сказал посланник капитану, и видеть, как тонкое лицо туранского офицера расцвело сухой усмешкой.
* * *
Три афгула с луками забрались на самые большие валуны, оставшиеся после битвы у входа в расселину. Афгулов осталось слишком мало, даже меньше, чем бы хотел Конан. И теперь он вел тех, кто остался, в бой, хотя даже они не все могли сражаться. Его люди сделали все, что могли, и если все они скоро погибнут, то лишь потому, что их слишком мало…
Конан попросил нескольких афгулов повторить указания о том, как найти Оазис Девственницы. Они хорошо запомнили дорогу. Потом северянин вместе с Фарадом повел воинов к выходу из расселины.
Ни боя барабанов, ни воя труб, ни наблюдателей, ни окриков часовых, напоминающих вопли мартовских котов. Молчание встретило афгулов. Или им улыбнулась удача, или они направлялись прямо в ловушку.
Конан проглотил боевой крик киммерийцев. Радуясь, что противники не проявили никаких мер осторожности, он решил, что не стоит будить спящих. Вместо этого он шлепнул жеребца Фарада по крупу и вскочил в седло своей лошади. Вот Конан поднял руку, сделав подбадривающий непристойный жест, и подождал, пока оставшиеся афгулы спустятся и сядут на коней, а потом пришпорил свою лошадь.
Всадники заскользили вниз по склону быстрым галопом, подняв облако пыли. В холоде ночи пар от дыхания людей и лошадей прибавился к песчаной пыли, поднимающейся из-под копыт.
Они проехали мимо неподвижных мертвецов и безмолвных обреченных раненых, которые стонали, ожидая прихода смерти; и затаившихся туранцев, которые, как думал Конан, не решились заступить им дорогу, чувствуя себя посрамленными. У беглецов не было времени помочь живым врагам присоединиться к их мертвым товарищам. Афгулам ничего не оставалось, как оставить туранцев у себя в тылу. Ставкой в этой скачке была жизнь. Если случится битва, то беглецам нельзя было потерять ни одного человека, их и так осталось слишком мало.
Афгулы выехали из тени скал. Луна давала достаточно света, позволяя избегать ям и трещин в земле. Беглецы скакали галопом. Измученные лошади не смогли бы долго нестись рысью. А если даже и могли, то было бы лучше поберечь их на тот случай, если туранцы заметят беглецов. Туранцы расположились слишком близко, чтобы беглецы смогли ускользнуть невидимыми.
Или могли? Могли ли туранцы уступить беглецам дорогу, не атакуя и не издавая предупреждающих криков. Конан задумался об этом. Его банда здорово наказала туранцев сегодня днем. Могли ли те отступить, зализывая свои раны и дожидаясь подкрепления?..
Однако больше всего ситуация напоминала ловушку, и афгулов об этом предупреждать нужды не было. Его люди и так держались настороже, ехали, натянув луки и держа талвары наготове. Взгляды их беспрестанно пытались проникнуть сквозь черные покровы ночных теней; они оборачивались на любой самый тихий звук, не заглушённый стуком копыт.
Беглецы уже отъехали достаточно далеко. Конан же чувствовал привычный зуд между лопаток, который означал, что где-то рядом его поджидает ловушка. Он поднял руку, и афгулы натянули поводья и собрались вокруг него.
Всадники стали снова вглядываться в ночь, изучая каждый холмик пустыни в надежде обнаружить затаившуюся опасность. Единственный сухой овраг, который лежал впереди, был слишком глубок, чтобы всадники смогли разглядеть, не прячутся ли там враги.
Конан вглядывался во тьму до тех пор, пока ему, наконец, не показалось, что он заметил какое-то движение среди теней, но он был уверен, что это всего лишь игра его воображения. Слишком часто стоял он на страже ночью и знал: ночь прислушивается к человеческим страхам — если пялиться во тьму слишком долго, увидишь то, чего и вовсе нет.
Наконец Конан махнул рукой, указывая на север, выбрав путь, проходящий как можно дальше от оврага.
— Я хочу отправиться в путь по ровной дороге. Но туранцы на этом фланге (если, конечно, они устроили нам засаду) могут оказаться более внимательными. С другой стороны, вы можете никогда так и не увидеть Оазиса Девственницы, и одинокая дева так и останется посреди пустыни!
Приглушенное хихиканье пронеслось облаком пара, а потом банда поскакала дальше.
* * *
Молодой туранский капитан тихо выругался, когда часовые зашумели, передав ему послание. Их враги не обладали мудростью воинов пустынь, как ветераны Турана, но были закаленными воинами и не глупцами.
Он выругался снова, получив следующее послание. Афгулы и в самом деле оказались не дураками. У них был очень наблюдательный и проницательный предводитель, даже если он не был тем человеком, которого искал капитан. Два из трех отрядов, на которые капитан разделил свое воинство, уже почувствовали на своей шкуре, как трудно тягаться с афгулами.
Капитан туранцев не знал много молитв, так как немногие боги давали обещания (их священники обещали больше, но кто станет верить священникам?) и уж совсем немногие выполняли их. Однако он кратко попросил Митру помочь ему, если этой ночью выяснится, что большая часть его людей погибла, пытаясь схватить не того, кто был ему нужен.