В конце дорожки был расположен пролет деревянной лестницы, уводивший вниз по почти вертикальному склону высотой около восьмидесяти локтей. Рядом со ступенями возвышался толстый деревянный «журавль». Девы привязали шесты с чашей и веревками к крюку на конце балансира «журавля», а потом две воительницы спустились вниз, чтобы принять груз. Их Повелительница последовала за ними. Девы, что остались наверху, спустили чашу и присоединились к остальным, пока те распутывали веревки, затянутые вокруг шестов.
Все пять женщин не обращали внимания на изображения, вырезанные на скале возле «журавля». Девы видели эти картинки много раз, но не ведали об их значении, а Повелительница Туманов знала. Она понимала иероглифы давно погибшей империи Ахерона, чья магия до сих пор жила в варварских уголках мира в руках безумцев и тех, кто пренебрегал человеческими законами. Повелительница считала, что нет на Земле столь древних старцев из рода людского, кто мог бы понять значение ахеронских символов.
Повелительница Туманов имела много пороков, но она не была столь глупой, чтобы обращаться к чарам, вызывающим тени древнего зла. Женщины собрались у подножия лестницы, готовые идти дальше. В том месте, где они оказались, дорожка проходила по дну долины» Девы подняли чашу и понесли ее дальше.
Первые несколько сотен шагов тропинка шла среди деревьев. У самой дорожки росли молодые сосенки, примешивавшие свой резкий запах к мягкому аромату, исходящему от нескольких огромных кедров. Они возвышались над соснами, словно олени над стаей волков, и ни у кого из тех, кто видел эти деревья, не возникло бы сомнений в том, что растут они здесь давным-давно. Дальше тропинка стала петлять по дну долины, между террасами возделываемых полей, перемежавшихся хижинами и рощицами. В долине уже начинало смеркаться. Но ее обитатели по-прежнему работали на полях или рубили лес. Но, хотя обитателей долины и нельзя было хорошенько рассмотреть, никто бы не ошибся и не принял бы их за людей. Сходство с людьми исчезало, стоило только подойти поближе.
Наконец тропинка привела к пригорку позади обнесенных стеной, крытых соломой хижин. Часовые на стене, огораживающей деревню, выглядели настоящими людьми. Они приветствовали Повелительницу Туманов жестами, которые были древними уже в те времена, когда священники Стигии приручали первых священных змей.
За долиной дорожка превратилась в каменную лестницу. Когда горы на севере окрасились в рубиновые оттенки, пять женщин добрались до валуна в два раза выше человека. На валуне грубыми растительными красками был намалеван глаз, окруженный синими спиралями.
За валуном лежала пещера. А внутри ее находился Глаз Тумана.
* * *
Конан не сомневался, что, если бы все дело было, лишь в умении ждать, он и его афгулы уже сегодня получили бы необходимое преимущество. Туранцы торчали на солнцепеке и прожарились, словно мясо на Углях. Они не способны были и пальцем шевельнуть, разморенные жарой. А у Конана и его афгулов было убежище. По крайней мере, они могли укрыться в тени.
Осаждающие могли иметь больший запас воды, чем афгулы, но в пустыне меха с водой быстро пустеют даже у самых стойких воинов регулярной армии. У тех же, кто не привык воевать в пустыне, в горле сухо еще до прихода вечерней зари, а если днем у них нет убежища, то к вечеру им приходится, бросив все дела, ехать за водой, разделив свои силы или вообще сняв осаду.
Однако исход этой осады не зависел от того, кто дольше простоит на коленях на раскаленней скале или еще более горячем песке. Все зависело от того, сумеет ли отряд Конана вырваться на свободу раньше, чем к туранцам подойдет подкрепление. Афгулы смогут выдержать осаду туранцев несколько недель или опрокинут их, бросившись в отчаянную атаку, и быстро и без мучений погибнут, задавленные превосходящими силами противника.
Конан задумался о капитане туранцев, который заботился о жизнях своих воинов не больше чем о помоях, выбрасываемых на улицу. Но киммериец также отлично знал, что боги не всегда вознаграждают добродетель, проявись она в войне, любви или воровстве.
Раз у туранцев такой капитан, то нужно спровоцировать их на атаку.
Конан потянулся так же незаметно, как змеи жрецов Сета. Он распластался на скале и сжал в руке камень размером с лебединое яйцо.
— Эй, туранские псы! — закричал он. — Есть среди вас кто-нибудь достаточно храбрый, чтобы стать лицом к лицу с настоящим мужчиной? Или, увидев даже полумертвого стервятника, вы кидаетесь в бегство?
Конан продолжал выкрикивать оскорбления в том же духе, пока туранцы не стали высовываться из-за камней. Тут туранский офицер раскричался на своих подчиненных, попавшихся на столь безыскусную приманку. Он заставил их вернуться на свои места.
Сверху просвистела стрела. Она впилась в горло офицеру. Тот стиснул древко, согнулся, задыхаясь от крови, хлещущей из горла, а потом упал навзничь, и жизнь покинула его тело.
Это оказался единственный умный младший командир среди мучившихся от жажды глупых туранцев. Теперь никто не сдерживал осаждающих от отчаянной атаки, некому было собрать их на тот случай, если афгулы решатся на ответное нападение.
Проклятие и несколько стрел стали ответом туранцев на смерть офицера. Один из туранцев приподнялся, нацелив свой лук. Увитая тяжелыми мускулами правая рука Конана метнулась, словно кончик плети на хлысте розницы. Камень полетел не с такой силой, как мог бы вылететь из пращи, но довольно сильно ударил туранца в грудь.
Такого удара оказалось достаточно, чтобы сломать рёбpa и вогнать их осколки в сердце неосторожного воина. Этот туранец умирал дольше офицера и был уже мертв, когда его товарищ, выскочив, попытался затащить тело в укрытие.
Верность тоже наказывалась смертью. Три афгула выстрелили одновременно, двое попали в цель, и товарищ убитого Конаном туранца умер раньше, чем тело его, упав, вытянулось на песке рядом с мертвым другом.
Высоко наверху Фарад затянул старую песню афгулов — приветствие достойному врагу. Конан прошептал благодарность Митре за то, что она помогла ему убить туранца… если, конечно, Митру или любого другого бога волновало то, как люди умирают, и они обращали внимание на судьбы людей.
Конан хотел, чтобы туранцы или напали, или отступили. Бесконечное ожидание не приносило удовольствия. Тот, кто что-то предпримет в ближайшее время, и окажется победителем.
Киммериец снова выглянул из-за своего укрытия. Прикрыв глаза рукой, и защищаясь от солнечного света, он разглядел вражеского капитана, который, видимо, был намного глупее убитого младшего офицера и теперь сам отдавал распоряжения своим людям.