class="p1">— А что такое?
— Его ж грохнули, Гургена… Застрелили… На выходе из сауны…
Пальцы мои ослабли, шило ударилось деревянной попкой о металлическую в выщербинах плиту и покатилось по талеру, описывая полукруг, пока не уткнулось в железную раму четвёртой полосы.
— Когда?.. — Я беспомощно обернулся к Вале Ивановне.
— Да полгода назад уже… — жалостливо на меня глядя, сказала она.
Я подобрал шило и молча двинулся к входной дюралевой двери.
— Погоди… А полоса?
— Сам доверстай… пожалуйста…
* * *
Добравшись до секретариата, я снова отпер сейф и оглушил две рюмки подряд. Оставил железную дверцу распахнутой настежь, а сам сел за стол, взял чистый лист и стал вспоминать, как пишется заявление по собственному желанию.
Ну и кто из нас оказался прав? Сколько я за свою жизнь прочёл историй о человеке, заглянувшем в будущее! Вот заглянули… Один поверил в заведомую дурь, другой не поверил. Один воспользовался шансом, другой — струсил.
И что в итоге?
— Ты… ты с ума сошёл!.. — пролепетал Степашка, прочтя моё заявление. — Почему?!
— В капиталистической прессе работать — не желаю, — с безобразной кривой ухмылкой ответил я (приняв к тому времени уже четвёртую рюмаху).
— В «Пламя», что ли, собрался? К коммунякам? Они ж вскладчину газету делают!
В «Пламя» я, понятно, не собирался, но огрызнуться следовало.
— Да хоть бы и в «Пламя»!
— Мы тебя не отпустим!
— А куда вы денетесь?
— Погоди… — засуетился он. — А трудовая книжка?
— Сожгу! — пообещал я. — Ты партбилет сжёг, а я — трудовую. На хрен они теперь кому нужны? Книжки!
— Но ты же не знаешь, что будет дальше! — закричал он.
— И слава богу! — заверил я.
* * *
Вернулся к себе, принялся собирать вещички. Собственно, из вещичек у меня — один кипятильник, зато дорог как память. Ему даже имечко было наречено — Путчист. Рюмку решил не брать. Пусть остаётся — в назидание грядущим поколениям.
К моменту подписи коньячная бутылка, ясен пень, иссякла.
* * *
Спускаюсь в лифте на третий этаж, нетвёрдым шагом вхожу в наборный. За бывшим моим столом сидит очередной молоденький выпускающий и, судя по унылому виду, собирается увольняться. Прекрасно его понимаю.
— Держись бодрей! — треплю я бедолагу по плечу. — Может, ещё карьеру успеешь сделать!
— Господи, Гера! — в ужасе всплёскивает руками Валя Ивановна. — Ты же вроде непьющий!
— В прошлой жизни, Валя Иванна, в прошлой жизни, — успокаиваю я её. — Что у нас с четвёртой?
— Да тискаем уже…
Сопровождаемый молоденьким выпускающим (забыл, как зовут) подхожу к полосе.
— Гургена, небось, поминал? — с мрачной завистью спрашивает Миша.
— Угу…
И вот они, четыре оттиска четвёртой полосы. Интересно, который из них с автографами, печатями и штампами будет послан сегодня в наборный цех и сгинет на полдороге? Впрочем, какая разница! Даю расписаться выпускающему, расписываюсь сам, бережно скручиваю листы, помещаю в патрон. Медленно, с паузами набираю номер корректорской.
Труба пневмопочты взвывает. Тяга пошла.
— Н-ну… привет там… всем… — тихонько говорю я ему (патрону), жалея лишь о том, что сам не могу отправиться туда, в 1985-й.
Заодно бы и Гургена уберёг…
Январь 2023
Волгоград