носами.
Но я все-таки занесла им в гостиную поднос с двумя чашками чая, сахарницей с коричневыми кубиками и щипчиками, а также вазочкой, полной конфет. А заодно незаметно пристроила на нижней полке журнального столика свой мобильный, включенный в режиме диктофона.
– Кто это, как ты думаешь? – спросил меня Петрик, когда мы вынужденно уединились на кухне и от нечего делать снова налегли на коньяк. – Черные классические туфли на шнуровке, серый костюм-двойка, белая сорочка с гастуком – похож на чиновника средней руки.
– Молод он для чиновника, по возрасту больше на помощника тянет, – рассудила я. – Сколько ему, лет двадцать пять? Какой-то мальчик на побегушках. Но с амбициями! Вишь, как важничает: пыжится, секретничает, нагнетает интерес к своей персоне. Разговаривает, будто английский лорд: «Где мы можем уединиться для приватной беседы?» – Я мастерски передразнила гостя, и Петрик проказливо захихикал.
Важный разговор не затянулся. Минут через пять двери гостиной прогрохотали, разъезжаясь, и Дорин гость, по-прежнему не уделяя внимания нам с Петриком, проследовал в прихожую. Оттуда донеслось:
– Разрешите откланяться, всего вам доброго. – И хлопнула входная дверь.
Мы с Петриком вышли в прихожую и застали там только Дору, ускоренно завязывающую шнурки кроссовок.
– Пока, я потом позвоню, – разогнувшись, буркнула она и поспешила удалиться.
Повторно хлопнула дверь, по лестнице загрохотали торопливые шаги и затихли внизу.
– Я ничего не понял! – чистосердечно признался Петрик.
Я поманила его в гостиную, похлопала по дивану, предлагая присесть, и извлекла из захоронки под столешницей свой шпионский гаджет.
– Сейчас все узнаем.
Я включила воспроизведение звукозаписи.
– Ничего не понимаю. Что это за звуки? – поморщился Петрик. – Будто гроза с громом и электрическими разрядами.
Я вывела громкость на максимум и едва не оглохла от грохота и треска.
– Это не гроза! – прокричала я сердито. – Это Дора, чтоб ей икалось, по своей дурацкой привычке теребила под столом фольгу конфетного фантика!
– Кто бы мог подумать! Очень убедительная имитация грозы, интересно, додумались ли до этого звуковики в Голливуде?
Запись закончилась, а мы так и не услышали ничего содержательного. Грозовой конфетный фантик, поднесенный максимально близко к диктофону, напрочь заглушил негромкий разговор.
– Облом, – констатировал Петрик, вставая с дивана. – Но ты не расстраивайся, моя бусинка. Завтра с утра мы вместе поедем в офис, загоним нашу скрытную подругу Дору в угол и все у нее выпытаем.
И он хищно пощелкал серебряными щипчиками для сахара.
Скромный офис клуба «Дорис» помещается на первом этаже жилого дома в центре города. Справа от нас – кофейня, владельцы и названия которой постоянно меняются, слева – контора нотариуса. Хорошее место, и удобное, и в меру бойкое, как удовлетворенно отмечает Доронина – «намоленное».
Мы с Петриком дисциплинированно прибыли в девять ноль-ноль, но Доры еще не было, а ее телефон не отвечал: то ли был выключен, то ли находился вне зоны действия сети.
Я открыла офис своим ключом, и Петрик сразу же направился в кухонный отсек заваривать нам чай: против обыкновения, мы не позавтракали дома, спеша на место свершения трудовых подвигов. Моих. Петрик-то у нас не в штате, и за его помощь Дора расплачивается черным налом. Это, кстати, меня беспокоит, потому что однажды, пророчу я, налоговая возьмет рыбку Дорис за жабры…
В девять ноль пять джутовый коврик за дверью оповестил нас о чьем-то прибытии. Он так звучно шуршит под подошвами, что вполне заменяет сигнальный колокольчик.
Я было обрадовалась, что появилась наша пропащая – Дора, но ошиблась. Пришел незнакомый молодой человек, тонкий, звонкий, чернявый и смуглый, как испанский тореро. Петрик сразу же расправил плечи, втянул воображаемый живот и поправил локон у виска.
– Доронина Федора Матвеевна? – Тореро вопросительно посмотрел на меня, на Петрика и снова на меня.
Я тоже посмотрела на друга с вопросом:
– Неужели я выгляжу на семьдесят с хвостиком?
– Что ты, бусинка, тебе не дашь больше двадцати, – успокоил меня Петрик и укоризненно воззрился на гостя. – И не Федора, а Феодора! Фе-о-до-ра, как византийская императрица, супруга и соправительница императора Юстиниана Первого!
– Феодора Матвеевна Доронина? – послушно повторил молодой человек и пошарил ищущим взглядом по углам, запоздало смекнув, что мы-то с Петриком в Феодоры никак не годимся.
Я с интересом наблюдала, как он запутался пытливым взором в выразительных деталях скульптурной композиции с эпическим названием «Волшебный корабль сокровищ Такарабунэ входит в порт и высаживает на берег семь богов счастья». Ситифукудзин, так называются эти синтоистские боги, не просто украшают наш офис. Они придают сомнительному учению Доры основательность и респектабельность.
– В семнадцатом веке японский военный правитель Токугава Иэясу поручил своему духовному наставнику, монаху Тэнкаю, определить суть счастья, – голосом профессионального экскурсовода нараспев заговорил Петрик. – Тэнкай пришел к выводу, что у счастья семь составляющих: справедливость, материальное благополучие, благожелательное отношение, великодушие, известность, долгая жизнь и достоинство. Олицетворяют их семь богов, хотя японское происхождение имеет только один из них – бог счастья и удачи Эбису…
– Толстяк с рыбой, – подсказала я.
– Эбису – самый любимый японцами бог, и нам он тоже наиболее симпатичен. – Петрик не дал мне его перебить. – Догадываетесь почему?
– Нет, – коротко ответил тореро и тряхнул смоляными волосами, словно сбрасывая морок. – Вернемся к…
– Потому что Эбису изображают с удочкой в правой руке и священным лещом Тай в левой, а эмблема нашего клуба – рыбка! – Петрик протянул руку, пощекотал священного леща и договорил: – Очень трудно поймать рыбу Тай голыми руками в чистой небесной воде, и так же нелегко достичь душевного спокойствия и просветления…
– Сочувствую, – сказал наш гость и отвернулся от бога счастья Эбису с компанией.
Не знаю, как у парня с просветлением, а спокойствия ему было не занимать.
– Вы кто такие, уважаемые?
– А вы? – Петрик, обиженный тем, что его редкая эрудиция не снискала оваций, недобро прищурился.
– Лейтенант Бобров. – Тореро ловко развернул красную книжечку.
Я заглянула в нее и встревожилась:
– Опер? А что случилось?
– Представьтесь, пожалуйста.
– Меня зовут Люся Суворова, я пиарщик клуба «Дорис». А это Петя Карамзин, он… помогает нам на добровольных началах.
– Как волонтер-бессребреник, – вставил неугомонный Петрик, пытаясь произвести впечатление на гостя.
– А Дорониной сегодня еще не было, – закончила я и выжидательно уставилась на опера Боброва. – Так что случилось?
– Должно быть, еще не нашли вчерашнюю потеряшку? – снова влез эрудированный Петрик.
– Найти-то нашли… А что вы об этом знаете? О пропавшей женщине? – Бобров огляделся и без приглашения опустился на стул.
Показал, стало быть, что без ответов не уйдет.
– Знаем, что ее зовут Ольга Павловна Афанасьева…
– Ольга Петровна, – поправил меня Бобров.
– Ну, пусть Петровна, – согласилась я. – Я ее, честно говоря, видела впервые и совершенно не запомнила.
– Я! Я запомнил! – Петрик поднял руку,