— No entiende (не понимаю), — ответил тот, отрицательно качая головою.
— No in ten days! (Не раньше десяти дней!) — воскликнул Чэйн, принимая испанское «nо entiende» за дурно произнесенное английское «no in ten days».
— Ох, как жестоко вы изволите шутить! Через десять дней Муртааг Чэйн будет ужинать на том свете, где дадут чего-нибудь получше ваших бобов!
— No entiende, — повторил мексиканец.
— No in ten days, да мы до тех пор успеем умереть с голоду! Мы сейчас хотим бобов!..
— Que guiere? (Чего он хочет?) — обратился мексиканец к Раулю, хохотавшему до слез.
— Что он там лопочет? — горячился Чэйн.
— Говорит, что не понимает тебя…
— Так скажи ты ему, что мы просим дать нам еще бобов и лепешек.
Рауль перевел слова Чэйна.
— No hay (нету), — сказал Хозе, водя перед носом взад и вперед пальцем.
— No I (не я), — повторил по-своему Чэйн. — Вы не желаете постараться для нас сами?… Так сделайте милость, пошлите кого-нибудь! Мы на это нисколько не обидимся, только бы прибавили нам порцию…
— No entiende, — еще раз проговорил мексиканец, продолжая мотать головою.
— Да что ты все толкуешь мне о десяти днях! — кричал Чэйн, окончательно выходя из себя. — Ты ведь отлично понимаешь, о чем я тебя прошу, только делаешь вид, что не понимаешь!.. Жаль горсточки дрянных бобов!..
— Да он все время толкует тебе, что нет больше, — сказал Рауль.
— Нет больше? Врет, прохвост. На пятьсот человек приготовлен ужин, и вдруг — нет больше… Не может быть!..
— Frijoles — no hay (бобов нет), — сказал Хозе, догадавшись, о чем говорит Чэйн.
— Fray hobys (от святых), — продолжал коверкать Чэйн испанские слова. — Что ты тут еще толкуешь о святых, когда у вас дьявольские порядки!
Все мы так и покатывались от смеха, слушая эту интересную беседу.
— Рауль, попроси ты у него хоть воды! — злился Чэйн. — Уж в ней-то он отказать не может, раз под носом чуть не целое море…
Рауль исполнил его желание. Кстати сказать, и всем нам очень хотелось пить. Хозе сделал знак одной из служанок; девушка принесла нам полный кувшин воды.
— Потрудитесь, моя красавица, сперва напоить нашего капитана, — сказал Чэйн, указывая на меня. — Надо давать не только поровну, но и по чину.
Служанка поняла его и поднесла мне кувшин. Напившись, я передал воду Клейли, который в свою очередь передал ее Раулю.
Наконец, кувшин дошел до неугомонного ирландца. Однако, вместо того чтобы напиться, этот чудак поставил кувшин между колен, прищурил глаз и вкрадчиво прошептал:
— Скажи-ка, моя милая мучача… ведь так их зовут, Рауль, а?
— Muchacha, да, да…
— Так вот, красавица-мучача, не можешь ли ты достать нам одну капельку… ты уж знаешь, что нам нужно… Рауль растолкуйте!
— No entiende, — проговорила женщина, улыбаясь.
— Черт возьми! И эта тоже твердит о каких-то десяти днях! Да что они, сговорились, что ли!.. Рауль, внуши ты ей, пожалуйста, чего я прошу… Скажи ей, что денег у меня нет, потому что ее милые земляки обобрали меня, но есть два серебряных образка и крестик. Пусть она достанет мне хоть каплю водки, а я за то дам ей на выбор любой образок или крестик…
С этими словами он достал из-за пазухи ремень с реликвиями. Увидав их, женщина вскрикнула от восторга и наклонилась, чтобы рассмотреть лучше. Потом она опустилась на колени и пробормотала молитву — половину по-испански, половину по-ацтекски.
Поднявшись снова на ноги, она ласково взглянула на Чэйна и, сказав: «Bueno catolico!» (Добрый католик!), — торопливо убежала.
— Как ты думаешь, Рауль, принесет она мне водки? — спрашивал Чэйн.
— Наверное принесет. Я уверен, в этом…
Действительно, минут через пять служанка возвратилась и сунула Чэйну маленькую бутылочку с какой-то жидкостью.
Ирландец начал развязывать ремень, висевший у него на шее.
— Что вам больше нравится, миссис? Впрочем, можете взять и то и другое — Чэйну не жалко.
— No, senor! Suproteccion necesita usted! (Нет, сеньор, вам самим нужна эта защита!) — произнесла служанка, отводя руку Чэйна.
— Что такое она говорит, Рауль?
Француз перевел.
— Да, она права! — воскликнул ирландец. — Защита мне нужна, ох, как нужна… Но вот уже десять лет, как я ношу эти образки, и, кроме этой бутылочки, они мне ничего не дали… Капитан, отведайте-ка глоточек!..
Я взял бутылку и отпил из нее глотка два. Это был жгучий, как огонь, chingarito, самый плохой сорт aguardiente, алкогольного напитка, выделываемого из дикого алоэ.
Клейли выпил больше моего. Рауль тоже отхлебнул и возвратил бутылку ирландцу.
— За твое здоровье, дорогая! — крикнул Чэйн, кивая служанке. — Желаю вам прожить до самой смерти!
— No entiende, — повторила она со смехом.
— Ну, ладно, десять дней, так десять… Не будем спорить из-за этого… Ты добрая и милая женщина, право! Жаль только, что одета неказисто. Юбка чересчур коротка и чулки худые… Но зато ноги у тебя — красота!
— Que dice? (Что он говорит?) — обратилась мексиканка к Раулю.
— Он говорит, что у тебя очень маленькие ножки, — сказал Рауль.
Этот комплимент доставил видимое удовольствие служанке. Ноги у нее действительно были маленькие и очень милая походка, несмотря на сбитые задки туфель.
— Скажи-ка мне, ты замужняя? — продолжал Чэйн.
— Que dice? — снова спросила женщина.
— Он спрашивает, замужем ли вы?
Она улыбнулась и помахала пальцем перед носом.
Рауль объяснил, что это движение означает у мексиканцев отрицание.
— А! В таком случае я охотно женюсь на тебе, моя прелесть, если только меня не повесят… Рауль, переведи ей это слово в слово.
Рауль перевел с буквальной точностью. Служанка засмеялась, но ничего не ответила.
— Молчание — знак согласия… А теперь, Рауль скажи ей, что я не намерен покупать поросенка в мешке… Пусть дадут мне удостоверение, что я не буду повешен, и я сейчас же женюсь на ней.
— Fl senor esta muy alegre! (Это очень веселый сеньор!) — сказала женщина, смеясь, когда Рауль перевел и последние слова ирландца. Она схватила кувшин и убежала.
— Что же, Рауль, согласна она? — спросил Чэйн, делая донельзя комическую мину.
— Она еще не решилась ни на отказ, ни на согласие.
— Гм! Плохо дело! Значит, песенка Чэйна спета. Выпьем, Рауль, по этому случаю…
ГЛАВА XXXVIII
Танец тагарота
Наступила ночь. Костры бросали красноватые отблески на стены зданий. Вокруг расположились живописными группами гверильясы в своих широких, украшенных перьями шляпах, с длинными развевающимися волосами, острыми бородами, черными блестящими глазами, белыми сверкающими зубами.
Мулы, мустанги, собаки, пеоны, девушки с распущенными косами, низкие крыши домов, окна, защищенные железными решетками, померанцевые деревья у фонтана, пальмы, простирающие из-за стены широкие ветви, летающие вокруг огненные мухи (cocuyos) — все это составляло странную и чудесную картину.