— Ах, проклятые! Заставить порядочных людей лакать, как животных! — воскликнул Чэйн.
Тем не менее и он последовал примеру француза.
— А как вы, капитан? — спросил Клейли. — Надо питаться.
— Начинайте без меня, — ответил я.
Я решил попробовать прочитать записку. Подкатившись к двери, я после некоторых усилий встал на ноги. Окошечко приходилось как раз против моего подбородка. Оно было пробито в толстой двери и, таким образом, имело довольно широкий подоконник. На этом подоконнике мне и удалось наконец расстелить мою бумажку.
— Какого черта вы там толчетесь, капитан? — спросил Клейли, удивленно наблюдавший за моими маневрами.
Рауль и ирландец оторвались от своих бобов.
— Тише, продолжайте ваш обед и не мешайте мне.
Я прочел следующее:
«Сегодня ночью ваши веревки будут перерезаны, и вы получите возможность бежать. Не бегите назад — именно в этом направлении вас будут преследовать. Кроме того, там вы подвергнетесь риску встретиться с другими отрядами гверильясов. Берите направление на Сан-Хуан или Манга-де-Клаво. Ваши передовые посты уже достигли этой линии. Проводником будет француз, он хорошо знает эти места. Мужайтесь, капитан! Прощайте!
P.S. Они ждали вас. Был послан человек предупредить вас, но он оказался предателем или сбился с дороги. Прощайте, прощайте!»
— Это тот самый человек, — воскликнул я невольно, — которого убил Линкольн!
Из предосторожности я снова схватил бумагу губами, сжевал и проглотил ее.
«Кто же был моим спасителем? Терпение! Ночь раскроет мне эту тайну…»
ГЛАВА XXXV
Очковая змея
До этого момента все мое внимание было поглощено запиской — я и не думал о том, что творилось за стенами нашей темницы. Но теперь, когда записка была прочтена и уничтожена, мне захотелось выглянуть наружу. Я встал на цыпочки и просунул голову в амбразуру окна.
Солнечные лучи проникали сквозь широкие листья пальмы. Их обвивал дикий виноград. Дальше сверкали белоснежные цветы магнолии, ветви померанцевых деревьев склонялись под тяжестью золотых плодов. Ближе стояла купа пальм коросо. Их голые стволы были обвиты лианами. Под пальмами я заметил три гамака. Один из них был пуст, в двух остальных лежали две женщины. Я не видел их лиц. Они лежали неподвижно, — вероятно, спали…
Вдруг одна из женщин оглянулась, приподнялась в гамаке, что-то прошептала и заснула снова. Теперь ее лицо было обращено ко мне. Я вздрогнул. Мое сердце забилось. Я узнал черты Гвадалупе Розалес.
Во сне она спустила ножку с гамака. Маленькая шелковая туфля упала и лежала на траве… Ее головка покоилась на шелковой подушке. Черные волосы распустились…
Мое сердце было полно самыми противоположными чувствами. В нем смешивались удивление, радость, любовь и горечь.
Да, горечь! Как могла она спать так спокойно и сладко, в то время как я в нескольких шагах от нее, связанный, измученный, лежал в темнице!..
Вдруг мое внимание привлек неизвестный странный предмет. Я заметил среди лиан какую-то длинную черную ленту. Сначала я принял ее за разновидность ползучего растения, но, присмотревшись внимательно, я обнаружил, к своему ужасу, что лента шевелится. Это была змея! Она спускалась вниз по лианам в гамак… Я всматривался все пристальнее и заметил на ее голове выступы вроде рогов. Сомнений быть не могло: это была ужасная рептилия Америки — макаурель, или кобра ди-капелло!
Змея осторожно вытягивала шею. Теперь она была всего в каком-нибудь полуметре от спящей девушки…
Вот она начала раскачивать головой с пронзительным свистом, ее челюсти раскрылись, раздвоенный язык сверкал на солнце, как рубин!..
Она пристально смотрела на свою жертву, будто хотела зачаровать ее. И мне показалось, что губы девушки зашевелились, и голова ее начала раскачиваться взад и вперед, следуя движениям головы кобры.
Я следил за происходящим, не будучи в состоянии шелохнуться. Я никак не мог помочь девушке!.. Единственное спасение было в спокойствии. Если она не пошевелится, то змея может уползти, не укусив ее…
— Неужели она просыпается?… — шептал я. — Нет, нет, она еще спит… Она проснулась! Она встает!..
В это время раздался выстрел. Змея свернулась кольцами и упала на землю, извиваясь от боли.
Девушки вскрикнули, вскочили с гамаков и исчезли.
Прибежало несколько мексиканцев. Они добили змею саблями. Один из них нагнулся, рассматривая мертвую гадину.
Вдруг он воскликнул:
— Carajo! Голова прострелена.
Минуту спустя полдюжины гверильясов ворвались в нашу дверь с криками:
— Quien tira? (Кто стрелял?)
— В чем дело? — сердито спросил Рауль. Он был в дурном настроении и не подозревал о происходившем снаружи.
— Я спрашиваю, кто стрелял? — повторил мексиканец.
— Кто стрелял? — спросил Рауль. — Разве мы похожи на стрелков? Если бы я только имел возможность, мой милый друг, стрельнуть хоть один раз, то поверь мне, что моя пуля была бы предназначена для твоего дурацкого черепа…
— Это не они, — воскликнул мексиканец, — ведь они связаны!
И мексиканцы снова оставили нас одних.
ГЛАВА XXXVI
Штаб гверильясов
Мои мысли были не из приятных.
«Одна ли она здесь или со своей сестрой? Как они попали в руки бандитов? Где их родители?»
Я не получал ответа на эти вопросы.
— Уверяю вас, это было ружье сержанта, — говорил Чэйн.
Я прислушался к разговору товарищей.
— У него совсем особый звук, — продолжал ирландец, — совсем не похожий на мексиканские ружья…
— Странно! — пробормотал я.
— А я видел мальчика, капитан, — обратился ко мне Рауль, — когда они открывали дверь, он как раз проходил мимо.
— Мальчика, какого мальчика?!
— Да того самого, которого мы выудили из города.
— А, Нарсиссо! Вы его видели?
— Да, его самого, а кроме того, белого мула, на котором старый джентльмен ездил в лагерь. Я уверен, что вся семья здесь. Может быть, только благодаря этому мы до сих пор и живы…
За последние двадцать часов я ни разу не подумал о Нарсиссо. Теперь мне все стало ясно. Самбо, которого убил Линкольн, был послан предупредить нас об опасности. Кинжал был передан ему Нарсиссо для того, чтобы мы поверили посланцу. Женский голос, маленькие мягкие руки — и то, и другое принадлежали Нарсиссо. Значит, она знает, что я здесь, и она спит спокойно в двух шагах от меня, а я страдаю, со мной обращаются, как со зверем…
Мои горькие размышления были прерваны несколькими гверильясами, вошедшими в нашу темницу. Нам завязали глаза, вывели и посадили на мулов.