Читать интересную книгу Голос ночной птицы - Роберт Маккаммон

— И порядок? — спросил Мэтью. — Можно сказать, что это тоже был у него пунктик?

— В фургоне у него было очень аккуратно. Помню, как-то он пожаловался отцу, что под рукой не оказалось колесной мази — смазать скрипучее колесо.

— Гм… — сказал Мэтью, прислонился спиной к дубу и скрестил руки на груди. — А кем он был… то есть кто он такой — Джон Ланкастер?

— Я, кажется, говорил, что он выступал с дрессированными крысами. Они у него прыгали через обручи, бегали наперегонки и так далее. Детям такое очень нравится. Наш цирк объездил почти всю Англию, иногда мы играли и в Лондоне, хотя там нам приходилось ограничиваться худшими районами. Так что в основном мы странствовали по деревням. Отец мой был управляющим, мать продавала билеты, а я делал все, что приходилось делать.

— Ланкастер, — напомнил Мэтью, возвращая Смайта к теме. — Он зарабатывал на жизнь этим представлением с дрессированными крысами?

— Да. Никто из нас особо богат не был, но… мы держались вместе. — Смайт нахмурился, и Мэтью видел, что он подбирает следующую фразу. — Мистер Ланкастер… непонятный был человек.

— Почему? Потому что работал с крысами?

— Не только, — ответил Смайт. — Из-за своих других представлений. Одно из них давалось за закрытым занавесом для небольшой взрослой аудитории — дети не допускались, — которая была согласна заплатить дополнительно.

— И что это было?

— Он демонстрировал животный магнетизм.

— Животный магнетизм? — На этот раз Мэтью наморщил лоб. — А что это такое?

— Искусство магнетизирования. Вы о таком слыхали?

— Я слышал о явлении магнетизма, но не о животном магнетизме. Это какая-то театральная штучка?

— Насколько я понимаю, он был больше популярен в Европе, чем в Англии. Особенно в Германии, как говорил мне отец. Мистер Ланкастер когда-то был светилом магнетизма в Германии, хотя родился в Англии. Это тоже говорил мне отец, у которого были друзья во всех видах развлечения публики. Но это было в молодые годы мистера Ланкастера. Случилась одна история, из-за которой ему пришлось бежать из Германии.

— История? Вы о ней знаете?

— Знаю то, что сообщил мне отец, а он просил меня держать это в секрете.

— Вы уже не в Англии и не под юрисдикцией вашего отца, — возразил Мэтью. — И это вопрос жизни и смерти, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о Джоне Ланкастере. Особенно секреты.

Смайт помолчал, потом спросил, наклонив голову набок:

— А можно поинтересоваться, почему это для вас так важно?

Справедливый вопрос.

Мэтью ответил:

— Я буду с вами откровенен, как вы, надеюсь, будете со мной. Очевидно, что Ланкастер скрыл свою личность от мистера Бидвелла и от всех жителей города. Я хочу знать почему. И еще… у меня есть причина считать, что Ланкастер может быть замешан в сложившейся ситуации, в которой находится сам город.

— Что? Вы говорите о ведьме? — Смайт нервно засмеялся. — Да вы шутите!

— Я серьезен, — твердо сказал Мэтью.

— Но этого не может быть! Мистер Ланкастер мог быть странным, но никак не демоническим. Я готов признать, что его талант, проявлявшийся за закрытым занавесом, казался колдовским, но основан был на вполне научных принципах.

— Ага, — кивнул Мэтью, и сердце у него забилось. — Вот теперь мы подходим к свету, мистер Смайт. Так в чем же именно состоял этот талант?

— Манипуляции чужим разумом, — ответил Смайт, и Мэтью с величайшим трудом подавил победительную улыбку. — Мистер Ланкастер, пользуясь магнетической силой, отдавал мысленные приказы некоторым зрителям из публики и заставлял их видеть, говорить и делать вещи, которые… хм… вряд ли годились бы для детских глаз и ушей. Должен сознаться: я прятался за занавесом и не раз это наблюдал, потому что зрелище было действительно завораживающее. Я помню, как он заставлял кого-нибудь верить, что день — это ночь и что пора раздеваться и ложиться. Одну женщину он в середине июля заставил поверить, что она замерзает под вьюгой. И особенно помню, как заставил мужчину поверить, будто тот вступил в гнездо кусачих муравьев. Этот человек вопил и прыгал так, что вся публика за животики хваталась, иначе не скажешь. Но сам он даже не слышал этого, пока мистер Ланкастер его не разбудил.

— Разбудил? Он этих людей усыплял — в каком-то смысле?

— Это было состояние, подобное сну, но они все же реагировали. Мистер Ланкастер погружал их в это состояние с помощью различных предметов — фонаря, например, свечи, монеты. Любой предмет, который мог зафиксировать на себе внимание. А потом он дальше еще успокаивал их и подчинял себе голосом… а раз услышав этот голос, его уже не забудешь. Я сам мог бы подпасть под его магнетизм, если бы не знал заранее, что он делает.

— Да, — сказал Мэтью, глядя мимо Смайта в сторону Фаунт-Рояла. — Это я отлично могу понять. — Он снова посмотрел на собеседника. — Но что там насчет магнетизма?

— Я не совсем до конца это понимаю, но тут дело в том, что все предметы и тела содержат железо. Поэтому умелый мастер может использовать другие предметы как орудия, поскольку человеческое тело, кровь и мозг тоже содержат железо. Это притяжение и манипуляции называются магнетизмом. По крайней мере так объяснил мне отец, когда я его спросил. — Смайт пожал плечами. — Очевидно, что этот процесс первыми открыли древние египтяне, и он использовался придворными магами.

«Я вас поймал, сэр Лиса», — думал Мэтью.

— Это действительно для вас важно, как я вижу, — сказал Смайт. Пятна солнца и теней от дуба играли у него на лице.

— Важно. Я говорил: это вопрос жизни и смерти.

— Что ж… как вы уже сказали, я больше не в Англии и не под юрисдикцией отца. Раз вам так важно, я расскажу вам… секрет, который отец просил меня хранить — относительно прошлого мистера Ланкастера, до того, как он поступил в наш цирк. В юные годы он был кем-то вроде целителя. Религиозного целителя, как я полагаю, но он мог использовать магнетизм для избавления пациента от болезни. Очевидно, странствуя по Европе во время занятий этим искусством, мистер Ланкастер привлек внимание одного немецкого дворянина, который хотел сам научиться магнетизированию и научить своего сына. Он желал, чтобы мистер Ланкастер взялся за их обучение. Только… имейте в виду, что я все это слышал от отца и могу перепутать, пересказывая.

— Буду иметь в виду, — сказал Мэтью. — Пожалуйста, рассказывайте дальше.

— Мистер Ланкастер не говорил по-немецки, но его хозяин немного говорил по-английски. Так что существовала проблема перевода. Имела ли она какое-либо отношение к результату — не знаю, но отец говорил, что мистеру Ланкастеру пришлось спешно бежать из Германии, потому что занятия плохо сказались на отце и сыне. Последний убил себя отравленным кинжалом, а первый ополоумел. Что, я полагаю, свидетельствует о разрушительной силе магнетизма, попавшего в плохие руки. Как бы там ни было, за голову мистера Ланкастера назначена была награда, и он вернулся в Англию. Но он стал другим человеком и опустился на уровень дрессированных крыс и салонных фокусов за закрытым занавесом.

— Возможно, он хотел затаиться, — предположил Мэтью, — из опасения, чтобы его не нашли ради награды. — Он кивнул. — Да, это многое объясняет. Как, например, слова Гуда, что ни один голландец или немец не видел Дьявола. Ланкастер, очевидно, опасался немцев, а из языков ограничен только английским.

— Гуд? — недоуменно спросил Смайт. — Простите, я не понял.

— Извините меня. Это просто были мысли вслух. — Обуреваемый нервной энергией Мэтью заходил взад-вперед. — Скажите мне, если возможно, что заставило Ланкастера оставить цирк и когда это было?

— Не знаю. Вся моя семья оставила цирк раньше, чем он.

— А! И с тех пор вы его не видели?

— Нет. И определенно не хотели в этот цирк возвращаться.

Мэтью уловил горькую нотку.

— А почему? Вашего отца уволили?

— Нет, дело не в этом. Он сам хотел уйти. Ему не понравилось, как мистер Сидерхолм — владелец цирка — решил поставить дело. Мой отец — человек весьма достойный, благослови его Бог, и возмутился против представлений уродов.

Мэтью вдруг остановился на ходу:

— Уродов?

— Да. Трех для начала.

— Трех, — повторил Мэтью. — А можно… спросить, что это были за уроды?

— Первый — ящерица с черной кожей, размером с барана. Эту тварь привезли с Островов Южных Морей, и мать чуть не упала в обморок, когда ее увидела.

— Второй, — спросил Мэтью пересохшим ртом, — это не был случайно некий бесенок? Возможно, карлик с детским лицом и длинными белокурыми волосами?

— Да. Именно так. Откуда… откуда вы знаете? — Смайт был действительно поражен.

— А третий, — подсказал Мэтью. — Это было… нечто неназываемое?