пересеченной и через препятствия… Стыдно. И Карлов не замечал, что плачет досадливыми, злыми слезами. Наверное, его ребята знали об этом и не подходили к нему. Старший лейтенант машинально закурил и сел тоже машинально. Скорее всего, он потому и закурил, что было на что сесть — кедровый пенек подвернулся. С полметра по срезу пень. И Карлов сел и затянулся, упершись одной рукой в срез пня. Наверное, то, что сделалось болотом, когда-то было лесным озером, а по берегам его и в округе простиралась старая вырубка. Пень так и не дал ростков, так и остался пнем, но сидел крепко, как положено. И Карлова вдруг осенило.
— Трос, трос давай!
Тут и нужно-то было еще одно маленькое усилие — и пойдет, пойдет он, проклятый. Пойдет…
Тяжеленный трос — едва хватило силы у всех вместе — потащили по болоту.
Карлов уверенно пошел напрямик к своей машине.
— Все, что мы делали, — забыть. Вперед и чуть правее, направление — пень. Придерживай правый…
Танк почти не разворачивался — чуть-чуть, может быть, на один градус его повело вправо. И механик сказал:
— Еще сорок четыре раза, и мы выстроимся…
— Хоть все триста. Давай!..
И потом они попадали на землю, а танк встал у пня. Механик, заглушив двигатель, так и задремал, привалясь шлемофоном к срезу люка. Карлов сел на пень так, что носки сапог, которые весили теперь по пуду, уперлись в гусеницу. Он был старше всех здесь — не по званию, по возрасту. Самому старшему — его механику — двадцать, хотя уже и трактористом поработал, и отсрочку на год имел. И Карлов понимал, что если сам уснет, то они и к ночи не выберутся. А ничего поделать с собой не мог — засыпал от усталости. Усталость, да еще жара. Неимоверная, душная, отравная от дыма.
Лежавшие солдаты были похожи на болотные кочки. Карлов брел от одного к другому, едва передвигая ноги, нагибался над каждым, тормоша и говоря одно и то же:
— Ребята, ребята, девяносто третий… Вытащить надо. Вытащить — там же наши ждут. Ребята…
И один побрел к болоту. Страшно было вновь ступить в эту жижу, из которой с таким трудом только что вылезли, — от грязи, от болотной мокроты ломило все тело. Он поколебался мгновение, помедлил. Со стороны показалось бы, что человек выбирает дорогу, а тут все равно куда шагнешь. И он пошел. И уже отойдя по болоту метров десять, Карлов услышал позади себя чавканье шагов…
Двух тросов оказалось мало. Трех метров не хватило. Вот они, два конца, лежат друг от друга в трех метрах, и никакими судьбами их не свяжешь, хоть сам ложись в струну.
— Глуши, — сказал Карлов. Он помолчал и добавил жестко: — В общем, вот что, танкисты. Я сам сдохну здесь и вас угроблю: выхода иного, как вытащить эту колоду, у нас нет. Вытащить и идти к роте. Здесь вырубки кругом. Не раз здесь работали трактора. Здесь можно найти что угодно. Тросы тут есть. Ищите. Экипаж на броню и малым газом — ищите.
Когда вернулись с ворохом рваных и ржавых тросов на броне, дымом затянуло болото и вырубки так, что собственных ног не было видно.
Ни о чем в жизни старший лейтенант еще не мечтал так, как о том, чтобы срастить два троса. Ему и на память приходило, что когда-то возле расположения он видел трос, что на полигоне тоже остались куски троса, помнится, с гашником. Ему казалось, что уже тогда он хотел прихватить их, да вот не прихватил. Впору бежать туда или машину послать.
С девяносто третьего невозможно было разглядеть буксирующий танк. Да и сам трос был виден только до узла. И Карлов, командуя буксировкой, видел, как осторожно приподнялся узел над болотом, дрогнул, поползли петли, потом намертво затянулись, теперь их рубить надо будет. Более тысячи лошадиных сил сотрясало глухую тишину болота. И девяносто третий, подминая под себя бревно, прошел ровно на длину корпуса. Грязь лилась через открытый люк механику на колени. Но было уже не до чистоты. Еще раз занесли бревно вперед, и еще на корпус прошли. И еще раз. Теперь они делали это механически, отработав движения, как при стрельбе. И еще раз. Потом Карлов остановил движение. Девяносто третий изорвал под собою почву, но на днище пока не сел.
— Ну, ребята, еще раз…
Патрубки девяносто третьего били прямо в жижу. Еще сантиметров десять погружения — и сливай воду. Движок встанет — захлебнется грязью.
Битва с болотом продолжалась уже три часа. С башни Карлов почти бездумно следил, как медленно проходит танк мимо пня, от которого все и начиналось. И вдруг он понял — выбрались.
…Длинный командир девяносто третьего, неуклюже вскидывая грязные босые ноги, пытался плясать.
— Что ты радуешься, дурень! — устало сказал ему механик. — И сапоги потерял, и все еще только начинается…
— Сапоги — хреновина! Хреновина, Петька! Новые куплю.
Командир девяносто третьего свалился на землю, полежал навзничь, раскинув руки, потом перевернулся на живот и ударил черными в крови кулаками по земле:
— Выдернули! Это ж надо, старшой, вы-дер-ну-ули!
Карлов сам радовался, что выдернули. Но когда сидели в болоте, ему казалось, что стоит выбраться — и все будет ясно. А теперь радость угасла: по рации майор не отвечал, дым застилал видимость. А впереди — болото, и никто не знает, где оно кончается и как его обойти. Развернуться, отыскать следы роты и двинуть по ним с разгона — на это он уже не был способен. Второй раз по колее не пройти, в дыму механики полного газа не дадут и он сам не сможет дать полного газа — знал: судорогой руки и ноги сведет. И сидеть здесь больше нельзя. Он думал, что майор теперь, вспоминая о нем, морщится так, как умел морщиться только он, Гапич. Карлов представлял себе сейчас лица ребят и завидовал им. Они вместе все. А он тут. Никогда еще Карлов не был так непоправимо одинок, как сейчас.
«Товарищ старший лейтенант (вначале было — целых три года — «товарищ лейтенант»), вашему взводу прикрыть развилку. Подавить противотанковую батарею «голубых», по зеленой ракете — атака!» Или: «На марше замыкаете колонну, скорость — тридцать. Сверить часы». И так всегда, всю его прежнюю жизнь кто-то решал за него, что и когда делать. От подъема до отбоя. И считал он, что самое трудное — это выполнить сложный приказ. Порою даже думал про майора: «Да, хорошо тебе командовать. А ты попробовал бы сам подтянуть гусеницы на морозе». Оказывается, самое трудное — приказывать. Сначала надо знать, что приказывать. А он, старший