Читать интересную книгу Северный полюс. Южный полюс - Руаль Амундсен

Фрамхейм в конце марта 1911 г.

На следующий день мы сделали 40 километров. Температура была -36°. 12-го миновали склад на 81° южной широты. Было хорошо видно большие торосы на востоке, и мы определили их пеленг; он мог потом пригодиться для отыскания склада. В этот день мы прошли 40 километров. Температура —39,5°.

13 марта с утра было тихо и ясно, но около 10.30 подул крепкий ост-зюйд-ост, начался буран. До сих пор мы шли по своему следу, и теперь, чтобы не потерять его, решили разбить лагерь и переждать непогоду. Ветер завывал и трепал палатки, но повалить их не мог. На следующий день ветер не унимался, и мы решили переждать еще. Температура, как обычно при ветре такого направления, была -24°.

Только днем 15 марта, в половине первого, ветер настолько стих, что можно было трогаться в путь. Выйдя из палатки, мы ахнули. Что делать, с чего начать, чтобы разобраться в этом хаосе? Сани совсем занесены снегом. Кнуты, лыжные крепления и упряжь почти целиком съедены. Да, картина. К счастью, у нас хватало веревок, и мы починили упряжь. Для креплений нашлись запасные ремни. С кнутами дело обстояло хуже. Ханссену ехавшему впереди, был просто необходим сколько-нибудь сносный кнут. Остальные могли на худой конец обойтись и так. В конце концов он все-таки что-то смастерил себе. Один из моих товарищей вооружился палаточным шестом и обходился им до самого Фрамхейма. Поначалу собаки дико боялись этого странного кнута, но вскоре сообразили, что дотянуться до них шестом трудновато, и перестали обращать на него внимание.

Наконец все как будто налажено. Осталось поднять собак и запрячь их. Многие из них настолько обессилели, что их совсем занесло снегом. Мы отыскали всех и одну за другой подняли на ноги. Один Том наотрез отказался вставать. Поднять его оказалось невозможно, он только лежал и скулил. Пришлось прикончить его. У нас не было с собой огнестрельного оружия, поэтому Тома прикончили топором. Это было нетрудно. Вистинг положил тушу на свои сани, чтобы довезти до следующей стоянки и там разрубить на куски.

День был пасмурный и холодный. Туман, метель, южный ветер, – 26°. Но нам посчастливилось сразу найти свои следы, и мы держались их. Косматый – лучший пес Вистинга – упал замертво на ходу. Он тоже был из тех собак, которые работают вовсю, ни на минуту не позволяя себе отлынивать. Тянул и тянул, пока смерть его не скосила. Нам было не до сентиментальности. Никто не подумал о том, чтобы воздать Косматому заслуженные почести. Оставшиеся от него кожа и кости были разрублены и поделены между его товарищами.

16 марта мы прошли 28 километров. Температура (-34°). Енса, одного из моих великолепных «трех мушкетеров», пришлось весь день везти на санях Вистинга. У него не было сил идти дальше. Собирались вечером скормить Тура его товарищам, но подумали о его нарыве и воздержались. Положили пса в свободный ящик и закопали в снег. А ночью нас разбудил дикий шум. Собаки затеяли яростную драку, и по их вою можно было легко понять, что дерутся они из-за еды. Вистинг, который всегда раньше других выбирался из спального мешка, живо очутился на поле битвы. Оказалось, что собаки откопали Тура и устроили пир. Их никак нельзя было обвинить в привередливости. Вистинг снова закопал дохлого пса, можно было спокойно спать дальше.

Семнадцатого выдался трескучий мороз (-41°), дул леденящий зюйд-ост. В это утро остался на стоянке Лассесен из моей упряжки, который трусил следом за санями. Мы хватились его только днем. В тот же день пал Расмус, один из «трех мушкетеров». Как и Косматый, он тянул, пока не свалился. Енс совсем обессилел и не мог есть; Вистинг продолжал везти его на своих санях. Вечером мы дошли до склада на 80° южной широты и выдали собакам двойные порции. За день было пройдено 35 километров. За время нашего отсутствия местность заметно изменилась. Куда ни погляди, всюду высокие сугробы. На одном из ящиков склада Бьоланд написал нам несколько приветственных слов. Нашли мы и знак, о котором уславливались с Хасселем, – поверх ящиков лежала глыба снега; значит, наши товарищи прошли здесь и все впорядке.

Мороз не унимался. На следующий день (-41°). Нам пришлось прикончить последних из «трех мушкетеров» – Улу и Енса, чтобы не продлевать их мучений. Больше мы с ними не встретимся на этих страницах. Три неразлучных друга, все трое почти совсем черные. На островке под Кристианией, где мы несколько недель держали наших собак, прежде чем забрали их на судно, Расмус сбежал, и нам никак не удавалось его поймать. А когда за ним не гонялись, он приходил сам и ложился около своих двух друзей. Его изловили лишь за несколько дней до погрузки собак на судно. Он успел совсем одичать. Всю тройку привязали на мостике, где разместилась моя будущая упряжка, с той поры и началось наше знакомство. Первый месяц они не очень-то подпускали к себе. Вооружившись длинной палкой, я почесывал им спину, чем мало-помалу и расположил их к себе, так что мы стали хорошими друзьями. На «Фраме» эти три разбойника были грозой всех собак, где ни появятся, непременно затеют потасовку. Они обожали драться. И они же были самыми резвыми из наших собак. Когда мы устраивали гонки на порожних санях около Фрамхейма, эта троица всех обгоняла. С ними в упряжке я всегда мог быть уверен в победе.

На брошенного нами в это утро Лассесена я совсем уже махнул рукой. Не без сожаления, ведь это был самый сильный и работящий из моих псов. И как же я обрадовался, когда он вдруг снова объявился, вполне бодрый и крепкий. Мы решили, что он все-таки откопал Тура и сожрал его. Что еще, кроме еды, могло его оживить! От 80° южной широты и до самого Фрамхейма он отлично работал в упряжке Вистинга.

В этот день произошел примечательный случай, который явился для нас полезным уроком на будущее. Компас на санях Ханссена, считавшийся у нас образцом точности, вдруг закапризничал. Во всяком случае его показания не совпадали с солнечным пеленгом, который нам, к счастью, удалось взять в этот день. Мы изменили курс с учетом пеленга. А вечером, перенося вещи в палатку, обнаружили, что рядом с компасом лежал мешочек, в котором мы держали ножницы, гвозди, иголки и тому подобное. Неудивительно, что компас взбунтовался.

19 марта – юго-восточный ветер, температура -43°. «Довольно свежо» – записано в моем дневнике. Утром, вскоре после старта, Ханссен обнаружил наш старый след. Замечательное зрение у этого человека. Он всегда видел все раньше других. У Бьоланда тоже было острое зрение, но с Ханссеном не сравнить. До дома оставалось не так много, и мы уже предвкушали финиш. Однако на другой день сильный юго-восточный ветер заставил нас остановиться. Температура была -34°.

Как всегда при зюйд-осте, на следующий день температура воздуха поднялась. Утром 21 марта было -9°. Перемена заметная и не неприятная! Мы уже были сыты по горло 40-градусными морозами. Странная погода выдалась в ту ночь. То сильные шквалы с востока, юго-востока, то полный штиль. Как будто ветер налетал с какого-то нагорья. Продолжая движение на север, днем мы прошли флаг номер 6; это означало, что до Фрамхейма осталось 85 километров. Вечером разбили лагерь в 60 километрах от базы. Учитывая усталость собак, мы рассчитывали пройти этот путь за два дня. Но вышло иначе. Утром мы потеряли свой старый след, прошли слишком далеко к востоку и набрали высоту у ранее упоминавшейся возвышенности. Вдруг Ханссен крикнул, что видит впереди что-то непонятное, что именно, не разобрать. Оставалось обратиться за советом к тому, кто видел еще лучше, чем Ханссен, то есть к моему биноклю. Итак, достаю старый бинокль, верой и правдой служивший мне много лет. В самом деле, что-то странное. Там, внизу, явно Китовая бухта, но что это за черные пятна движутся вверх-вниз?