Мы не собирались засиживаться на месте. Надо было продолжать заброску провианта на юг. Выход назначили на 22 февраля. До тех пор у нас хватало всякой работы. Сперва забрать с главного склада провиант и подготовить его для перевозки. Начали с ящиков, в которых лежал пеммикан. Вынули банки – по четыре в ящике, – открыли их, извлекли пеммикан и снова уложили в ящики уже без жестяной упаковки. Это давало значительную экономию в весе; кроме того, мы избавлялись от необходимости возиться потом с банками на морозе. Жестяная упаковка предназначалась для перевозки пеммикана через жаркие широты, я боялся, как бы он не растаял и не вытек из ящиков. На то, чтобы открыть все банки, ушло немало времени, но в конце концов мы управились с этим делом. Работали в тамбуре.
Много времени отняло и наше личное снаряжение. Мы обсудили, как быть с обувью. Большинство отдавало предпочтение большим сапогам, при условии их переделки. Кое-кто – совсем немногие – считали, что можно обойтись одной мягкой обувью. В данном случае это не играло такой уж важной роли, ведь все знали, что в заключительный переход так или иначе придется взять с собой большие сапоги, чтобы было в чем проходить ледники. А кто хочет идти в мягкой обуви, привязав сапоги на сани, – пожалуйста. Зачем навязывать людям обувь, которая им не по душе. Только рискуешь нажить неприятности, и ответственность большая. Поэтому каждому предоставлялось поступить по своему разумению. Лично я стоял за сапоги с твердой подошвой, лишь бы голенище было помягче и верх попросторнее, чтобы можно было надеть побольше носков. Хорошо, что изготовитель наших сапог не мог заглянуть к нам в Фрамхейм в эти дни, да и потом тоже. Нож без сострадания вонзался в эти шедевры и срезал весь брезент плюс изрядное количество лишней кожи. Я не большой знаток сапожного ремесла, а потому с радостью принял предложение Вистинга заняться моими сапогами. Они вернулись от него неузнаваемыми. Пожалуй, фасон был покрасивее до операции, но ведь форма играет подчиненную роль, была бы обувь удобной, так что в целом сапоги много выиграли от переделки. Толстый брезент был заменен тонкой ветронепроницаемой материей. Расклиненный носок позволял надевать гораздо больше пар чулок. Кроме того, мы выиграли в пространстве, удалив один слой в толстой подошве. Наконец-то я получил обувь, отвечающую всем моим требованиям. Жесткая подошва, в самый раз для крепления Хёйер-Эллефсена, и мягкий верх, так что ногу нигде не жмет. Несмотря на все эти усовершенствования, мои сапоги перед главным переходом еще раз подверглись операции. Но уж после этого они достигли совершенства. Сапоги остальных претерпели такую же трансформацию; пробелы в нашем снаряжении заполнялись с каждым днем.
Одежда тоже подверглась кое-какой переделке. Одному подай шапку с ушами, другому они ни к чему. Один прилаживает козырек, другой снимает его. И оба готовы стоять насмерть за свою идею. Речь шла о мелочах, но они отвечали личным вкусам и влияли на настроение и уверенность в себе. Мы увлекались изобретением подтяжек. Я сам придумал один вариант, которым долго гордился. Как я торжествовал, когда один из моих конкурентов на этом поприще – редкий случай! – перенял мой патент. Каждый стремился сам что-то придумать, притом возможно оригинальнее. Если вещь хоть немного походит на старые образцы – не годится. А в конечном счете выходило, как у крестьянина из притчи: старый способ часто оказывался самым лучшим.
21 февраля вечером мы готовы были снова тронуться в путь. Семь саней выглядели довольно внушительно с полным грузом. Ободренные успехом предыдущего похода, мы на этот раз чересчур нагрузили сани, во всяком случае некоторые из них. Мои явно были перегружены. За что я потом и поплатился – вернее, не я, а мои трудолюбивые собаки.
22 февраля в 8.30 утра наш караван – 8 человек, 7 саней и 42 собаки – отправился на юг. Начался самый утомительный этап всей нашей экспедиции. Как обычно, мы стартовали резво. Не подумайте, что Линдстрём, который должен был остаться один хозяйничать, стоял и махал нам вслед. Едва тронулись с места последние сани, как он радостно поспешил в дом, испытывая явное облегчение. Но я-то прекрасно знал, что он скоро начнет выбегать из дома и посматривать на подъем – дескать, где они там, еще не возвращаются?
С юга, прямо нам в лоб дул слабый ветер, небо было пасмурное. Свежий рыхлый снег затруднял движение, собаки с трудом тащили груз. Наших следов от первого похода не было видно, но нам удалось отыскать первый флаг, установленный на 18-м километре. Дальше мы ориентировались по сушеной рыбе, она резко выделялась на белом снегу, и мы видели ее издали. В 6 часов вечера, пройдя 29 километров, устроили привал. Наш лагерь выглядел внушительно – 4 трехместные палатки, в каждой по два человека. Пищу варили в двух палатках. Пополудни погода улучшилась, и вечером небо совсем очистилось.
На другой день дорога была еще хуже, и собакам приходилось очень туго. За 8 часов пути мы одолели всего 20 километров. Температура держалась сносная, – 15°. Мы потеряли наши вехи из сушеной рыбы и последние часы шли только по компасу.
Следующий день (24 февраля) начался скверно – свежий зюйд-вест, сильная метель. Мы ничего не видели и прокладывали курс по компасу Хотя мороз не превышал -18°, мы продрогли от встречного ветра. Весь день шли, не видя ни единой вехи. Около полудня метель прекратилась, а к 15 часам и вовсе прояснилось. Осматриваясь кругом в поисках места для палаток, мы обнаружили один из своих флагов. Подошли к нему, оказалось, что это флаг номер 5; все шесты были пронумерованы, и мы точно знали, где стоит какой флаг. Пятый стоял в 72 километрах от Фрамхейма. Это неплохо согласовывалось с пройденным нами расстоянием – 71 километр.
На другой день было тихо и ясно, температура начала падать, было -25°. Несмотря на понижение температуры, мороз казался слабее вчерашнего, так как ветер стих. Мы всю дорогу шли по шестам и рыбе и за день покрыли 29 километров – хороший итог, учитывая тяжелый снег.
Потом два дня было ветрено и холодно, туман, почти ничего не видно. Снова большую часть пути мы шли по вехам из шестов и рыбы. Рыба уже пошла в ход, мы скармливали ее собакам, и они жадно ее пожирали. Направляющий выдергивал из снега очередную рыбину и отбрасывал ее в сторону. Один из ездовых подбирал ее и клал на свои сани. Наскочи собаки прямо на рыбу, они живо затеяли бы яростную потасовку. Еще до того, как мы дошли до склада на 80-й параллели, собаки заметно выбились из сил, вероятно, из-за мороза (-27°) и напряженной работы. По утрам у них плохо слушались ноги, никак не заставишь идти.
27 февраля в 10.30 мы достигли склада на 80° южной широты. Склад был в том же виде, в каком мы его оставили, никаких сугробов не нанесло, из чего следовало, что здесь все время была тихая погода. В прошлый раз снег был рыхлым, теперь он затвердел от мороза. Нам повезло с солнцем, и мы точно определили местонахождение склада.