обступили меня тесным кольцом. Я прошелся по всему магазину из конца в конец, но никто так и не проследовал учтиво за мною по пятам.
Придя к выводу, что в ювелирном бизнесе явно произошел эпохальный переворот, я, заинтригованный до крайности, отправился к подозрительному существу преклонных лет, не то демону, не то смертному, владельцу лавки, торгующей идолами в одном из переулков Сити: он держит меня в курсе всех событий на Краю Света. Набивая нос сушеным вереском, что заменяет ему нюхательный табак, старец в двух словах сообщил мне следующие сногсшибательные сведения: мистер Нипи Танг, сын Тангобринда, возвратился с Края Света и ныне находится – вы представьте себе! – в Лондоне.
Сведения эти, скорее всего, не покажутся сногсшибательными тому, кто понятия не имеет, откуда берутся ювелирные украшения; но если я скажу, что с тех пор, как знаменитый Тангобринд пал жертвою неумолимого рока, ювелиры Вест-Энда нанимают в грабители одного только Нипи Танга и никого иного; если я скажу, что по части ловкости пальцев и проворства затянутых в чулки ног нет ему равных в городе Париже, – вы поймете, отчего ювелиров с Бонд-стрит более не заботило, что станется с их залежалым товаром.
В то лето в Лондоне появились, словно бы из ниоткуда, огромные бриллианты и несколько очень приличных сапфиров. В полумифических королевствах далеко на Востоке чужеземные правители недосчитались трофеев древних войн на своих тюрбанах; тут и там хранители драгоценностей короны, не услышавшие поступи затянутых в чулки Танговых ног, подверглись суровому допросу, и смерть их была долгой.
Ювелиры же устроили в честь Танга скромный обед в отеле «Великолепный»: окна там не открывались вот уже пять лет; там подавали вино по гинее за бутылку, что на вкус не отличалось от шампанского, и сигары по полкроны с этикеткой Гаваны. В общем и целом Танг недурно провел вечер.
Но я должен рассказать вам о событии гораздо более печальном, нежели обед в отеле. Общество требует драгоценностей; следовательно, драгоценности необходимо добывать. Увы, я вынужден поведать о последнем путешествии Нипи Танга.
В том году в моду вошли изумруды. Человек по фамилии Грин только что переплыл Ла-Манш на велосипеде. Ювелиры объявили, что зеленого цвета камень особенно подойдет к случаю, и порекомендовали изумруды.
Некий ростовщик из Чипсайда, которого только что возвели в пэры, загодя поделил свои доходы на три равные доли: одна предназначалась на покупку титула, загородного поместья, парка и двенадцати тысяч совершенно необходимых фазанов, вторая – на поддержание положения в обществе, третью же он поместил в заграничные банки, отчасти чтобы обвести вокруг пальца местных налогосборщиков, отчасти потому, что полагал, будто пэрство – штука недолговечная и в любой момент ему, чего доброго, придется начинать жизнь заново в каком-нибудь другом месте. В статью «поддержание положения в обществе» новоиспеченный пэр включил драгоценности для супруги: вот так случилось, что лорд Кастлнорман разместил заказ на несколько достойных изумрудов стоимостью в сто тысяч фунтов в фирме «Гровенор и Кэмпбелл», у этих двух известных ювелиров с Бонд-стрит.
Но на складе изумруды остались в большинстве своем мелкие и засаленные, и Нипи Танг, не пробыв в Лондоне и недели, вынужден был снова отправиться в путь. Я вкратце изложу его план. Немногие о нем знали, ибо там, где бизнес построен на вымогательстве, чем меньше у вас кредиторов, тем лучше (что, разумеется, в различной степени применимо к любым обстоятельствам).
На берегу неблагонадежных морей, что зовутся Ширура Шан, растет только одно дерево, – именно в его ветвях и нигде более вьет по необходимости гнездо Птица с Недобрым Глазом. Нипи Танг владел следующими воистину достоверными сведениями: ежели птичка улетит в Волшебную страну до того, как из трех отложенных ею яиц вылупятся птенцы, то все три яйца непременно превратятся в изумруды; но ежели птенцы успеют-таки вылупиться, дело добром не кончится.
Когда Танг помянул о пресловутых яйцах господам Гровенору и Кэмпбеллу, те воскликнули: «Самое то!»; многословием эти достойные люди не отличались – на английском языке, конечно, ибо язык сей не был для них родным.
Там высилось одинокое, сучковатое, роняющее листья дерево
Итак, Нипи Танг отправился в путь. Он купил фиолетовый билетик на вокзале Виктория. Он проехал мимо Херн-Хилла, Бромли и Бикли и миновал станцию под названием Сент-Мэри-Крей. В Эйнсфорде он сделал пересадку. Двинувшись по тропе через извилистую лощину, он побрел в холмы. В рощицу на вершине одного из холмов, где давно уже отцвели анемоны, вместе с Нипи Тангом ворвался зыбкий аромат тимьяна и мяты, – там Нипи Танг снова отыскал знакомую тропу, уводящую к Краю Света, древнюю и прекрасную, словно чудо. Мало для него значили сокровенные воспоминания заветной тропы, что составляют единое целое с загадкой земли, ибо он путешествовал по делу; и воистину мало дорожил бы этими воспоминаниями я, ежели бы осмелился изложить их на бумаге. Достаточно и того, что Танг спускался по тропе вниз, удаляясь от ведомых нам полей все дальше и дальше, и по пути бормотал про себя: «Что, ежели птенцы таки вылупятся и дело добром не кончится?» Дивные чары, что неизменно окутывают одинокие земли, огражденные меловыми холмами Кента, набирали силу по мере того, как Танг продвигался вперед. Все более и более странные картины наблюдал он по обе стороны узкой Тропы-к-Краю-Света. Не раз и не два над путником сгущались напоенные тайнами сумерки, не раз загорались звезды, не раз и не два вставало утро, вспыхивая навстречу перезвону серебряных рогов; и вот наконец впереди показались эльфийские заставы, и сверкающие вершины трех гор Волшебной страны обозначили конец пути. Так, ступая с неимоверным трудом (ибо берега мира усыпаны острыми кристаллами), Нипи Танг добрался до неблагонадежных морей Ширура Шан и увидел, как волны дробят в гальку обломки упавших звезд; увидел он эти моря и услышал их гул – гул чуждых кораблям морей, что между землею и владениями фейри пенят валы под порывом могучего урагана, не входящего в число известных нам четырех ветров. Там, во мгле наводящего ужас брега – ибо мгла косым потоком хлынула с небес, словно с недобрым умыслом, – там высилось одинокое, сучковатое, роняющее листья дерево. Место это было не из тех, где стоит задерживаться после наступления темноты, а ночь уже воцарилась над землею, раскинув сонмы звезд, и рыщущие во мраке звери ырчали[34] на Нипи Танга. На одной из нижних ветвей, вполне в пределах досягаемости, он ясно различил Птицу с Недобрым Глазом: она устроилась в