подходящее для этого место – это Холл молочников, а единственное подходящее время – зимний вечер, когда в камине жарко пылают толстые поленья, когда выпито немало вина и ряды ярко горящих свечей уходят в полумрак, в темноту и тайну, что сгущается в дальнем конце зала; только тогда, если б был ты одним из членов Гильдии, а я – одним из пяти старшин, я встал бы со своего кресла у очага и рассказал тебе, не опустив ни одной из поэтических аллегорий, позаимствованных у прошедших веков, ту историю, что является достоянием всех молочников. И длинные свечи горели бы все слабее и оплывали, превращаясь в лужицы воска в своих чашечках, и сквозняки из дальнего конца зала задували бы все сильнее, пока вслед за ними не пришли бы тени, но я продолжал бы удерживать твое внимание этой драгоценной историей отнюдь не благодаря собственному красноречию, а благодаря ее блеску и очарованию тех времен, из которых она дошла до нас. И когда одна за другой свечи, затрепетав, погасли бы все до одной, когда при зловещем свете мигающих красных искр лицо соседа показалось бы каждому молочнику пугающим и жутким, тогда бы ты понял – а сейчас тебе этого не постичь, – почему молочник вздрагивает, когда приходит рассвет.
Зловредная старуха в черном
Зловредная старуха в черном пробежала по мясницкой улице.
В нелепых фронтонах тотчас же распахнулись верхние окна и наружу высунулись головы: да, точно, это она. Загомонили встревоженные голоса: люди перекликались друг с другом от окна к окну или через улицу, от дома к дому. Зачем она здесь – в своем старом черном платье, расшитом пайетками и стеклярусом? Для чего вышла из своего жуткого дома? По какому такому недоброму делу торопится?
Люди провожали глазами ее тощую, верткую фигуру; ветер раздувал старое черное платье; очень скоро старуха добежала до самого конца мощеной улицы и нырнула в высокие городские ворота. Оттуда сразу же повернула направо – и исчезла из виду. Тогда все жители домов кинулись к дверям: на мостовой тут и там люди сбивались в группки и совещались промеж себя; первыми высказались те, кто постарше. Они ни словом не помянули то, что видели: вне всяких сомнений, это была она; речь шла о будущем и только о будущем.
К какому такому одиозному бедствию приведет ее появление? Что за корысть выманила старуху из ее страшного обиталища? Что за блестящую, но греховную махинацию задумал ее гений? А главное, какую катастрофу все это предвещает в будущем? Поначалу звучали только вопросы. Но тут заговорили седобородые старцы, и каждый обращался к своей маленькой группке: на их памяти старуха уже выходила из дому; они знавали ее в те времена, когда она была помоложе; они помнили напасти, случавшиеся сразу после ее появления; маленькие группки, затаив дыхание, внимали негромким вдумчивым голосам. Никто уже не задавал вопросов, никто не гадал, в чем заключается старухина зловещая надобность; все, затаив дыхание, слушали мудрых старцев, которые немало всего повидали и теперь рассказывали юнцам о пагубах прошлого.
Никто не знал в точности, сколько раз зловредная старуха покидала свой кошмарный дом; но самые старые старцы перечислили все случаи, им известные, и поведали в подробностях, куда она каждый раз направлялась и что за неотвратимая напасть приключалась следом, а двое даже припомнили землетрясение, разразившееся на улице стригалей.
Словом, много всяческих баек о давних временах рассказано было у кромки мостовой перед старыми зелеными дверьми, и опыт, который престарелые мужи обрели вместе с сединами, юнцам доставался задешево. Но из всего их опыта явствовало только одно: сколько рассказчики себя помнили, старуха никогда не совершала одной и той же пакости дважды, и бедствия, кои следовали за ее появлением, тоже никогда не повторялись.
Посему шансы выяснить, что же такое вот-вот случится, были, по-видимому, сомнительны и невелики; и горькое чувство безысходности объяло мясницкую улицу. Все страшились самого худшего. Люди, облекая свой страх в слова, утешались только тем, что неотвратимые бедствия, приключающиеся следом за появлением старухи, никогда не удавалось предугадать заранее. Кто-то боялся, что своей магией старуха сдвинет с места луну; он предложил перегородить плотиной прилив в верхней его точке на соседнем побережье – ведь если луна притягивает море, море должно бы притянуть луну! – и надеялся с помощью этой своей задумки обуздать злые чары. Кто-то собирался притащить железные прутья и воткнуть их поперек мостовой, памятуя о землетрясении на улице стригалей.
А кто-то решил почтить своих домашних божков, маленьких идолов с кошачьими мордами, восседающих над очагом, ведь для богов магия – дело привычное; так что, заплатив им причитающуюся мзду и воздав им должные почести, этот кто-то собирался представить дело на их рассмотрение. Такой план многим пришелся по душе и, однако ж, в итоге итогов был отвергнут. Ведь народ кинулся по домам и вынес своих идолов, дабы почтить и их, пока, наконец, на мостовой не расселся целый сонм божков; их уже готовы были чествовать как должно, чтобы потом воззвать к ним о совете; но тут прибежал последним какой-то толстяк, бережно и благоговейно таща под мышкой двух своих собственных песьеголовых божков, хотя отлично знал – как подобает знать всем и каждому! – что они непримиримо враждуют с маленькими котоглавыми идолами.
Зловредная старуха в черном пробежала по Мясницкой улице
И хотя неприязнь, столь естественная для веры, в момент кризиса поутихла, однако котовьи морды гневно нахмурились, и никто не посмел оставить это обстоятельство без внимания: все поняли, что, если задержатся минутой дольше, повсюду вокруг ярым пламенем запылает ревность богов; так что люди поспешно унесли своих идолов домой, а толстяк остался, громко требуя, чтобы его песьеголовым божкам непременно воздали почести.
И снова принялись люди судить и рядить и громко заспорили, страшась все новых опасностей и измышляя все новые планы.
Но в конце концов никакой защиты от опасности не придумали, ведь никто не знал, что за опасность грядет; так что написали на пергаменте предостережения ради, к сведению всех и каждого: «Зловредная старуха в черном пробежала по мясницкой улице».
Птичка с Недобрым Глазом
Наблюдательные дамы и господа, что на Бонд-стрит – частые гости, безусловно, поймут мое изумление, когда, оказавшись в одном из ювелирных магазинов, я заметил, что никто не следит за мною украдкой. Скажу более: даже когда я взял в руки небольшой ограненный кристалл, дабы рассмотреть поближе, продавцы не