Хэ Су дрожь и сладкие стоны.
Но сейчас он думал о другом.
Его горячая ладонь прижималась к мягкому животу Су там, где однажды под этой самой родинкой должна была зародиться новая жизнь – их с Су дитя.
Эта мысль привела Ван Со в такой трепет, что пальцы его дёрнулись, слегка царапнув нежную кожу, и он посмотрел в лицо спящей – нет, не разбудил… Только ресницы дрогнули, и приоткрылись в глубоком вздохе губы.
Он ласково поглаживал тёплую кожу, обводил кругами родинку и представлял себе, как Хэ Су сообщит ему о том, что у них будет ребёнок. Их ребёнок.
Ван Со перевёл вдруг сбившееся дыхание и коснулся губами безмятежно гладкого лба любимой.
Однажды так и будет. Обязательно. Он в этом не сомневался. Может быть, даже завтра или с новой луной – Хэ Су скажет ему об этом, и он подхватит её на руки, поднимаясь вместе с ней на ступень выше к счастью…
У них будет девочка, маленькая принцесса – почему-то он был в том уверен. Да, потом непременно появятся сыновья, и не один, но первой родится дочь. С такими же огромными бездонными глазами, как у Су. И её лунной улыбкой. Может быть, она будет такой же упрямой, как он, но похожа точно на мать. И его будут согревать уже две любящие улыбки. Две родные души. Два его человека.
Ван Со неслышно рассмеялся своим счастливым мечтам и заметил, что Хэ Су сонно смотрит на него из-под приоткрытых ресниц.
– Ваше… – она смутилась, осознав, что вновь обращается к нему не так, как он просил, когда они остаются наедине, в постели, и порозовела, увидев, что лежит, полностью открытая его жадному взгляду.
Хэ Су завозилась, пытаясь завернуться в одеяло, стыдливо прикрылась руками, но Ван Со ей не позволил. Он сбросил одеяло с кровати на пол, взял её тонкие запястья и развёл руки в стороны.
– Какая же ты красивая, – прошептал он, лаская восхищённым взглядом её румянец, ложбинку на груди, изящные изгибы тела и полумесяц родинки в самом низу живота, где очень скоро… обязательно…
Его сердце застучало сбивчиво и невероятно громко для этой спальни, вдруг ставшей такой маленькой и такой огромной, как целый мир – один на двоих.
– Су… – Ван Со склонился к любимой, закрывая её своим телом от смущения, осыпая поцелуями зардевшееся лицо и ещё на один шаг приближаясь к исполнению своей сокровенной мечты.
Почему-то Хэ Су очень нравилось наблюдать, как он пишет, неважно что: письмо, указ или стихотворение. Она всякий раз сосредоточенно следила за тем, как двигается кисть в его руке, оставляя витиеватые следы, как лениво подсыхают чернила, пропитывая шершавую рисовую бумагу, а потом забирала исписанный лист, подносила его к свету и подолгу любовалась размашистой ровной вязью.
Она говорила, что у него красивый почерк, и Ван Со не переубеждал её, хотя ему было далеко до его учителя каллиграфии, от которого он нередко получал нагоняй за свои кривые закорючки. Как же давно это было…
Пусть считает его почерк красивым, лишь бы была рядом. Но иногда Ван Со казалось, что дело не только в его почерке. А в чём ещё, какова была причина столь пристального внимания Хэ Су, он так и не выяснил, а она всякий раз отнекивалась и лишь загадочно улыбалась.
– Зачем тебе так много листов? – в очередной раз поинтересовался он, отдавая Хэ Су написанную по её просьбе «Оду мандариновому дереву» Цюй Юаня.
Я любуюсь тобою,
о юноша смелый и стройный,
Ты стоишь, одинок,
среди тех, кто тебя окружает.
Высоко ты возвысился
и, никогда не сгибаясь,
Восхищаешь людей,
с мандариновым деревом схожий.
Глубоко твои корни
уходят в родимую землю,
И стремлений твоих
охватить нам почти невозможно.
Среди мира живого
стоишь, независим и крепок,
И, преград не страшась,
никогда не плывёшь по теченью…{?}[Отрывок из стихотворения «Ода мандариновому дереву» Цюй Юаня (пер. А. И. Гитовича).]
– На это есть своя причина, – как обычно ушла от прямого ответа Су, с довольной улыбкой рассматривая ровные цепочки символов, заплетённых в ритмичный слог.
– Ты говорила, что приготовишь мне сюрприз, – притворно надул губы Ван Со, размешивая чернила. – А сама всего лишь угостила меня рисом сегодня за обедом. Как это понимать?
– Но вы съели всё до последнего зёрнышка, – воспротивилась его упреку Хэ Су. – А я ведь хотела угостить ещё и Бэк А, и Чхве Чжи Мона.
Скажите пожалуйста! А при чём здесь они?
– Ты не должна заботиться ни о ком, кроме меня, – напустил на себя обиженный вид Ван Со, но чувствовал: глаза его смеются, сводя на нет строгий тон. – Всё лишь для меня!
Хэ Су долго смотрела на него, а потом несмело спросила:
– Сегодня что-то произошло?
Произошло. На рассвете. В его покоях, где они проснулись вместе.
Но Ван Со из озорства вдруг решил не рассказывать ей о родинке и о своих надеждах, раз она не признаётся ему, почему так любит наблюдать за танцем кисти в его руке.
– Нет, – солгал он, широко улыбаясь. – А почему ты спрашиваешь?
– Вы сегодня больше улыбаетесь, – пожала плечами Хэ Су, и Ван Со почувствовал, как от этих её слов в груди разливается медовое тепло. Но она закончила совсем не так, как он ожидал: – И от этого мне тревожно.
Он отложил кисть и нарочито утомлённо вздохнул:
– Не пытайся узнать обо мне всё. Мы не женаты, а ты уже пытаешь меня. Я ведь так и сбежать могу!
Но его шутка возымела обратный эффект.
– Всё это потому, что целыми днями я только и жду вас! – отплатила ему Хэ Су, в точности повторив его надутый вид пару минут назад. Но тут же её тон стал просящим, а улыбка – заискивающей. – Могу я… днём работать в Дамивоне? Даже не прислуживая другим, я много чем смогу заняться.
Пока Ван Со обдумывал её неожиданную просьбу, Хэ Су вдруг что-то вспомнила и встрепенулась:
– И ещё… насчёт Чхэ Рён. Можно, она останется при мне? Всех прежних слуг Чонджона отправили в другие дома. Но я не хотела бы с ней расставаться.
Ван Со недоумённо поджал губы.
Чхэ Рён? Та самая служанка восьмого принца, которую тот почему-то отпустил из своего поместья в Дамивон, когда Хэ Су стала придворной дамой