имя так особенно, что Ван Со пробирала дрожь.
Было нечто донельзя интимное в том, как Хэ Су звала его по имени и как оно отзывалось у него внутри, рассыпаясь солнечными брызгами и наполняя душу светом.
Никто не звал его так, только она. В этом было её право, её привилегия.
И его наслаждение, от которого он не мог отказаться. Которое он не собирался отпускать.
***
Чхве Чжи Мону не понадобилось много времени и усилий, чтобы убедить даму Хэ перебраться в комнаты, смежные с личными покоями императора.
Он знал, что возлюбленная Кванджона по-прежнему отказывалась оставаться у него на ночь, чтобы не подвергать его излишнему осуждению в такое непростое время. А император противился, как мог. Из упрямства, из страха, из чувства собственности.
Но Хэ Су была ему нужна. Нужна как никогда.
И Чжи Мон, понимая это, сперва будто невзначай подкинул Кванжону идею о переселении дамы Хэ из Дамивона во дворец, поближе к нему, а потом намекнул и ей самой, что это будет замечательным компромиссом. И всё уладилось гораздо проще и быстрее, чем он сам ожидал.
Человеческие миры теснят друг друга в бесконечности, времена сменяют друг друга, но никогда и нигде любящая женщина не перестанет быть для своего мужчины светом, озаряющим его глаза, теплом, согревающим его душу, и силой, наполняющей его тело.
Без Хэ Су подле себя Кванджон был обречён стать тираном и убийцей, а рядом с ней – мудрым и справедливым правителем, что и нужно было Чжи Мону. Корё. Истории.
Астроном не сомневался, что на решение императора освободить рабов, даровать им статус простолюдинов и воздать им благами повлияли именно наивные речи Су о равенстве всех людей, привнесённые ею из эпохи Го Ха Чжин. И эта девушка была ещё необходима Чжи Мону, чтобы хотя бы начало правления Кванджона стало временем благоденствия государства, несмотря на шаткое положение власти из-за распрей воинствующих кланов, с которыми император боролся единственно возможными мерами, проявляя свой сильный характер и непреклонную волю.
А как иначе? Стоит единожды простить изменника – и завтра тебя предадут снова. Стоит пойти на поводу у одной влиятельной семьи – и вскоре другие кланы заявят свои права на твою благосклонность и примутся манипулировать тобой в своих корыстных целях. Стоит раз позволить кому-то принять решение за тебя – и впоследствии ты превратишься в безвольную марионетку.
Такова была природа любой власти, и удержать её мог лишь такой жёсткий, трезвомыслящий и бескомпромиссный правитель, как Кванджон.
Его основной проблемой сейчас были могущественные кланы Корё, поддержкой которых ему следовало заручиться любой ценой. О цене этой Чжи Мон предпочитал не думать, но закрыть глаза, притворившись, что платить не придётся, было невозможно.
Что же до исполненного приказа императора о массовых расправах над сторонниками почившего Чонджона… Чжи Мон не присутствовал на казнях, стараясь включить здоровый цинизм. На его профессиональном языке это называлось «сопутствующий ущерб». В конце концов, какой правитель, особенно захвативший трон, не начинал с зачисток? К этому надо относиться философски. Надо. Да вот только у Чжи Мона уже не получалось так равнодушно, как раньше. В его отточенном механизме мышления проводника что-то надломилось, и ему не удавалось починить поломку, как бы она ни мучила его. Может быть, потом, после этой неимоверно трудной и изматывающей миссии, он сможет восстановить покой и равновесие в душе. Но это будет после.
А в настоящий момент он должен быть здесь и сейчас. И думать о том, как поддержать нового императора, чьё солнце только-только начинало восходить над Корё, чтобы осенить его своим могуществом, силой, мудростью и превратить в великую державу.
И помощь Чжи Мона заключалась не только в советах, наставлениях и идеях. Она заключалась также и в том, чтобы не лишать императора силы, которую давала ему его главная слабость – Хэ Су. Да, ей недолго суждено было озарять его путь, но, как бы жестоко это ни выглядело, ещё не пришла пора обрекать Кванджона на полное одиночество. Этот мрачный час придёт, однако пока было слишком рано.
Совсем недавно звездочёт подарил влюблённым целый день. Лишний день счастья, не учтённый в скрижалях Небес! И ничего катастрофического не произошло. Как раз наоборот. Поэтому торопиться не следовало. Но и медлить тоже.
Чжи Мон никогда не забывал о времени и пристально следил за стрелками на часах жизни императора. В конечном итоге, это и было его главной задачей.
***
Больше всего на свете Ван Со любил просыпаться рядом с Хэ Су.
Всякий раз он выдумывал какой-нибудь предлог, чтобы она не уходила от него в середине ночи в свои новые покои, пусть их и разделяла какая-то пара дверей. Но эти двери казались императору непреодолимой преградой, а узкий коридор никак не избавлял его от кошмаров и одиночества. Поэтому Ван Со ласками, уговорами, хитростью, нажимом – всегда по-разному – заставлял Хэ Су оставаться рядом с ним. Лишь тогда он спокойно спал и просыпался отдохнувшим и полным сил, как в это утро.
Предрассветный час на цыпочках прокрадывался в императорские покои, окутывая спальню туманной безмятежностью. И Ван Со было хорошо, как ни в какое другое время. Только в эти минуты он мог просто наслаждаться жизнью возле той, что была ему дороже этой самой жизни.
Пользуясь тем, что Хэ Су крепко спала, он любовался ею, беззастенчиво откинув одеяло в сторону. Он не боялся её разбудить: в комнате было тепло, его возлюбленную омывало летнее солнце, так что она лежала перед ним открытая, обнажённая, в ореоле рассветных лучей, прекрасная, как сбывшаяся мечта.
Ван Со безумно нравилось, когда, насладившись друг другом, они, охваченные приятной истомой, засыпали без одежды, не размыкая объятий. В этом таилось нечто трогательное и трепетно сближающее их. В этом крылось его умиротворение и исцеление от одиночества. В этом он находил для себя наивысшее блаженство – держать в своих руках любимую женщину, доверчиво льнувшую к его груди.
Он улыбнулся своим мыслям и чуть отодвинулся, опираясь на локоть, чтобы охватить взглядом всю Хэ Су целиком, пока она не проснулась и не принялась стыдливо кутаться в одежду и отчитывать его за вольности.
Её молочно-белая кожа вся словно светилась перламутровым сиянием, источая негу и едва уловимый запах персикового масла и лотоса. Ван Со тихонько водил кончиками пальцев по её распущенным волосам, изящным плечам, округлой груди, пока его рука не легла ей на живот, накрывая маленькую родинку в виде полумесяца, которую он так любил целовать, всякий раз вызывая в