Читать интересную книгу История Христианской Церкви Tом III Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х. - Филип Шафф

§120. Никейский собор, 325 г.

Источники

(1) Двадцать канонов, доктринальный символ веры, постановления Никейского собора и несколько посланий епископа Александра Александрийского и императора Константина (все собраны на греческом и латинском языке в Mansi: Collect, sacrorum Conciliorum, tom. ii, fol. 635–704). Официальных протоколов обсуждения тогда не велось; записывались только уже принятые постановления, а потом подписывались всеми (см. Евсевий, Vita Const., iii, 14). Все более поздние рассказы о многотомных документах собора — чистая выдумка (см. Hefele, i, p. 249 sqq.).

(2) Рассказы очевидцев, особенно Евсевий, Vita Const., iii, 4–24 (поверхностное, весьма арианское, восхваление императора Константина). «История церкви» Евсевия, которая должна была бы завершиться рассказом о Никейском соборе, доходит только до 324 г. Афанасий: De decretis Synodi Nie; Orationes iv contra Arianos; Epist. ad Afros, и другие исторические и антиарианские трактаты в tom, i‑ii его Opera, ed. Bened., наиболее важный из них — также в первом томе Thilo, Bibliotheca Patrum Graec. dogmat. Lips., 1853. (английский перевод в The Oxford Library of the Fathers.)

(3) Более поздние рассказы. Епифаний: Haer. 69; Сократ: Η. Ε., i, 8 sqq.; Созомен: H. Ε., i, 17 sqq.; Феодорит: H. Ε., i, 1–13; Руфин: H. Ε., i, 1–6 (или lib. χ, если принимать во внимание перевод из Евсевия). Геласий Кизический (около 476): Commentarius actorum Concilii Nicaeni (греческий и латинский текст в Mansi, tom. ii, fol. 759 sqq.; он утверждает, что основывается на древних рукописях, но приведенные у него речи вымышлены). См. также четыре коптских фрагмента в Pitra: Spicilegium Solesmense, Par., 1852, vol. i, p. 509 sqq., и сирийские фрагменты BAnalecta Nicaena. Фрагменты, касающиеся Никейского собора. Сирийский текст приведен на основании древней рукописи, под редакцией H. Cowper, Lond., 1857.

Литература

Из историков, упомянутых в §119, следует особо отметить: Tillemont (католик), Walch, Schröckh, Gibbon, Hefele (i, pp. 249–426), A. de Broglie (vol. ii, ch. iv, pp. 3–70), Stanley. Помимо них см. Ittig: Historia concilii Nicaeni, Lips., 1712. Is. Boyle: A historical View of the Council of Nice, with a translation of Documents, New York, 1856 (в «Истории церкви» Евсевия издания Crusé). Eugene Revillout: Le Concile de Nicée d'après les textes coptes et les diverses collections canoniques. Paris, 1881. В трудах об арианстве и об Афанасии есть рассказы о Никейском соборе. О Никейском символе веры и соответствующей литературе см. Schaff: Creeds of Christendom, vol. i, 12 sqq., 24 sqq.; также статью Ad. Harnack, в Herzog2, vol. viii (1881), 212–230, сокращенный вариант в Schaff — Herzog (1886), ii, 1648 sqq. См. также §65 и 66, выше, где об этом уже говорилось в связи с другими вселенскими соборами.

Никея, само название которой говорит о победе, была вторым по значению городом Вифинии, всего в 30 км от императорской резиденции Никомедии, куда легко было добраться по суше и по морю из всех районов империи. Сейчас это жалкая турецкая деревушка Изник[1317], в которой лишь грубое изображение в одинокой церкви Святой Марии напоминает о событии, обеспечившем этому населенному пункту почетное место в мировой истории.

Здесь в 325 г., на двадцатый год своего правления (отсюда праздник vicennalia), император собрал епископов империи, отправив им пригласительные письма. Он предоставил им все удобства и щедро оплатил из государственной казны расходы на их пребывание в Никее и возвращение домой. Каждый епископ должен был взять с собой двух пресвитеров и трех слуг[1318]. Путешествовали они то в общественных почтовых каретах, то верхом на лошадях, мулах или ослах, то пешком. Многие прибыли с намерением обратиться к императору как помощнику в разрешении их личных споров, но император велел сжечь все их ходатайства непрочитанными и только призвал враждующие стороны к примирению и согласию.

Общее количество собравшихся епископов было не более трехсот восемнадцати[1319], то есть примерно одна шестая всех епископов империи, которых было не менее тысячи восьмисот (тысяча в греческих провинциях, восемьсот в латинских), и вполовину меньше, чем участвовало в Халкидонском соборе. Вместе с пресвитерами, диаконами и другими участниками их, вероятно, было от полутора до двух тысяч. Была представлена большая часть восточных провинций, тогда как от Латинской церкви прибыло только семь делегатов: Осий из Кордовы — от Испании, Никасий из Дижона — от Франции, Цецилиан из Карфагена — от Северной Африки, Домн из Стридона — от Паннонии, Евсторгий из Милана и Марк из Калабрии — от Италии, пресвитеры Виктор, или Вит, и Викентий — от Рима, как представители пожилого папы Сильвестра I. Присутствовали также персидский епископ Иоанн и готский епископ Феофил, предшественник и учитель Ульфилы, переведшего Библию на готский.

Вероятно, формальные заседания, которым предшествовали предварительные споры между ортодоксами, арианами и философами, начались около Пятидесятницы или после прибытия императора 14 июня. Завершились они 25 июля, в годовщину восшествия Константина на престол, но участники не покидали город до 25 августа[1320]. Похоже, что проводились они то в церкви или в каком‑то общественном здании, то в доме императора.

Формальное открытие собора сопровождалось торжественным выходом императора, который Евсевий, льстя ему, описывает так[1321]: «Когда все епископы вошли в центральное здание царского дворца, по бокам которого приготовили очень много мест, каждый занял свое место в подобающем смирении и молча ждал прибытия императора. Придворные вошли друг за другом, но только те, которые исповедовали веру во Христа. О приближении императора возвестил назначенный сигнал, все поднялись со своих мест, и император явился, как небесный вестник Бога[1322], покрытый золотом и драгоценными камнями, славный видом, очень высокий и стройный, полный красоты, силы и величия. К его внешним украшениям добавлялись духовные украшения благочестия, скромности и кротости, которые можно было заметить из его опущенного взгляда, пылающего лица, его движений и походки. Дойдя до золотого трона, приготовленного для него, он остановился и сел только тогда, когда епископы подали ему знак. После него они все снова заняли свои места».

Как разительно отличалось положение церкви теперь от ее положения в период гонений, закончившийся так недавно! Как изменились мнения епископов, некогда страшившихся римского императора как худшего из врагов церкви, а теперь приветствовавших того же императора в его полуварварском наряде как ангела Божьего с небес и предоставлявших ему, даже не крещенному, почетное председательское место на высшем собрании церкви!

После краткого приветственного обращения епископа, сидевшего по правую руку императора, под которым, скорее всего, следует понимать Евсевия Кесарийского, император кротким голосом на официальном языке империи, латинском, произнес вступительную речь, которая тут же была переведена на греческий, и гласила[1323]:

Мое высочайшее желание, друзья мои, чтобы мне было позволено насладиться вашим собранием. Я должен поблагодарить Бога за то, что вдобавок ко всем прочим благословениям Он явил мне это, величайшее из всех: видеть всех вас собравшимися здесь в согласии и единодушии. Пусть никакой коварный враг не лишит нас этого счастья, и, после того, как тирания врага Христа [Лициния и его армии] побеждена с помощью Искупителя, грешный бес не станет преследовать Божий закон новыми богохульствами. Я считаю, что несогласия в церкви страшнее и мучительнее любой другой войны. Когда я, с Божьей помощью, победил своих врагов, я считал, что теперь остается только благодарить Бога, радуясь вместе с теми, кого я освободил. Но потом я услышал о ваших спорах, убедился, что этой проблемой никак нельзя пренебрегать, и, желая оказать вам услугу, созвал вас без промедления. Но я буду считать свое желание исполненным только тогда, когда увижу, как все умы объединятся в мирном согласии, которое вы, помазанники Божьи, проповедуете всем. Не медлите же, друзья мои, не медлите, служители Божьи; откажитесь от всех раздоров, расторгните узы несогласия, следуя законам мира. Так вы совершите дело, наиболее угодное Богу, и доставите мне, вашему товарищу по служению[1324], величайшую радость.

После этого обращения он уступил слово (церковным) председателям собора[1325], и началось обсуждение. Император, однако, принимал в нем активное участие и оказывал заметное влияние на его ход.

Среди отцов церкви, участвовавших в соборе, было много неизвестных посредственностей, но были и выдающиеся, уважаемые люди. Евсевий Кесарийский был самым ученым из них; молодой архидиакон Афанасий, сопровождавший епископа Александра Александрийского, выделялся рвением, умом и красноречием. Некоторые участники, будучи исповедниками, еще носили на своих телах шрамы от ран, полученных во имя Христа в период гонений: Пафнутий из Верхней Фиваиды, Потамон из Гераклеи, у которого был выколот правый глаз, и Павел из Неокесарии, которого пытали раскаленным железом при Лицинии и искалечили обе руки. Другие отличались исключительной аскетической святостью и даже совершали чудеса — например, Иаков Низибийский, который много лет жил отшельником в лесах и пещерах и питался корнями и листьями, как дикий зверь, и святой Спиридон с Кипра, святой покровитель Ионических островов, даже после рукоположения оставшийся простым пастухом. Из восточных епископов Евсевий Кесарийский, а из западных — Осий из Кордовы[1326] оказывали на императора наибольшее влияние. Вероятно, они сидели рядом с ним и председательствовали на собраниях, поочередно с епископами Александрии и Антиохии.