Согласно их мнению, Учение просто существует, и даже без книг, в которых оно записано, и без лам, которые могут преподать его. Человек, готовый к этому, способен обнаружить его путем медитации и повторить в себе духовный опыт Будды.
Одним словом, именно здесь происходит истинное «посвящение», так, как оно было задумано мастерами мистики на Тибете. Правильно это или нет, но они ревниво хранят при себе собственные мысли по этому вопросу. Эта концепция посвящения — один из глубочайших секретов их тайного учения.
И все же, как остроумно сказал мне один лама: «Тайна появляется только тогда, когда понимание терпит неудачу; это — другое название невежества. Проникновение в сознание и его исследование способны все обнаружить».
Легко понять уроки, преподанные в многочисленных историях о самопосвящении, даже не будучи одаренным исключительной проницательностью. Я перескажу вам одну из многих подобных историй, детали которой, даже не касающиеся обсуждаемого вопроса, не лишены занимательности и представляют картину тибетской жизни.
Я не знала Таши Дадула, но у меня есть основания считать его историю совершенно подлинной, поскольку на ней можно ощутить печать тибетского менталитета и те, кто рассказывал ее мне, весьма заслуживают доверия. Однако даже при том, что определенные детали, возможно, и были искажены, это повествование будет ценно хотя бы в том смысле, что оно снабдит нас информацией относительно того, как жители Тибета рассматривают «посвящение».
Таши Дадул был гьяронг-па (Gyarong-pa); он принадлежал к тому среднему классу тибетцев-мирян, члены которого, за незначительным исключением, занимаются торговлей. Он был молод и красив, женился по любви на хорошей женщине из хорошей семьи, стал отцом мальчика трех лет и главой преуспевающего бизнеса. Дадул, как говорится, имел все необходимое, чтобы быть счастливым. И действительно, он был очень счастлив до того дня, когда обнаружил на своем сильном теле первые признаки проказы.
Никто ни в его семье, ни в семье его жены никогда не страдал от этой страшной болезни. Он ждал, с тревогой наблюдая фатальные признаки, но вскоре уже больше не мог сомневаться в том, что болен. Он проконсультировался с местными докторами, затем с врачами из других районов, о хорошей репутации и навыках которых ему рассказывали, и, наконец, предпринял долгую поездку, чтобы попросить о помощи у доктора миссионерской больницы, расположенной на границе с Китаем. Он надеялся, что белый врач, возможно, знает средства, неизвестные тибетцам и китайцам.
Однако белый врач заявил, что чувствует себя столь же беспомощным, как и его азиатские коллеги. Обследовал ли он пациента? Естественно, тот, кто рассказывал мне эту историю, не знал всех подробностей, но я вспомнила аналогичный трагический случай с молодым человеком, который приехал познакомиться со мной в монастыре Кум Бум.
Он также отправился в больницу в Китае, где работали белые врачи, но начал бестактно спрашивать: «Есть ли у вас что-то, что вылечит проказу?» Ему кратко ответили — «Нет!». Около врачебного кабинета своей очереди дожидались толпы пациентов, поэтому он уехал, более не настаивая на лечении. Я порекомендовала ему вернуться и добиться того, чтобы его обследовал врач, но при этом он не должен был говорить доктору о том, что сам он считает, что у него началась проказа. Возможно, признаки, о которых он говорил, были симптомами совершенно другого заболевания.
Я упоминаю этот личный инцидент для того, чтобы избежать связанных с историей Дадула мыслей о некоем чудесном существе. Любой элемент сверхъестественного, присутствующий в данной истории, имеет исключительно духовную природу.
Потеряв всякую надежду получить помощь от науки, Таши Дадул, как и многие другие отчаявшиеся люди, обратился к религии. Однако, в отличие от других людей, он не ожидал чуда; полагая себя неизлечимым, он думал только о том, чтобы подготовиться к смерти. Он также хотел исчезнуть из дома, чтобы его домашние — и особенно его молодая жена — не увидели то отвратительное существо, которым он вскоре должен был стать.
Найдя выход в отшельничестве, он обратился к известному ему отшельнику и попросил его благословения, а также попросил описать ему какой-нибудь метод медитации. Отшельник предложил ему сесть рядом с ним, и так они посидели некоторое время. Затем он посоветовал Дадулу медитацию на Джигджеда («Ужасного»), Великого Йидама секты «Желтых шапок».
Живя в заточении, в полном одиночестве, ему не нужно было использовать никакую другую религиозную практику; этой было бы вполне достаточно.
Затем лама даровал больному ангкур Джигджеда , частично объяснив ему символизм формы и характера Йидама , после чего отослал его домой.
Вскоре Дадул уладил все свои земные дела, которые ему пришлось бы оставить, сойди он в могилу. Он передал товары родственнику, поручив ему заботиться о своих сыне и жене, и завещал ему удовлетворять все ее потребности до тех пор, пока она остается вдовой. Кроме того, он освободил ее от любых обязательств по отношению к себе; при желании она могла бы снова выйти замуж.
В этой истории нет описания чувств этого несчастного человека при подобном уходе из мира — жители Тибета не любят делиться подробностями, описывая свои самые глубокие эмоции. В этой сдержанной стране сентиментальные излияния Миларепы — скорее исключение из правил, но ведь Джецун Миларепа был поэтом.
На расстоянии нескольких дней пути от родной деревни Дадул построил себе домик, возведя каменную стену перед довольно большой пещерой. Он выбрал место на склоне около потока, текущего вниз, в долину. Ему было не очень трудно отвести часть потока и заставить течь рядом с его хижиной. Он заделал землей промежутки между камнями, которые составляли его стену. Поверх этих камней он растянул внутри жилья тент из волос яка — материала, из которого кочевые пастухи делают палатки. Он также построил вторую внешнюю стену, за которой те, кто будет приходить два или три раза в год, чтобы снабдить его пищей, оставят мешки с продуктами и топливом, не видя его. Затем, все еще при помощи сопровождавших его людей, он сложил принесенную с собой провизию, одеяла, ковры, подушки и предметы одежды [128].
Дадул отправился в пустыню не за тем, чтобы заняться суровым аскетизмом и затем умереть там, следовательно, у него не было причин лишать себя в последние дни жизни того комфорта, который могло бы ему обеспечить его состояние.
Когда все было закончено, друзья покинули его. С порога своей будущей могилы он наблюдал, как они уезжают, слышал, как постепенно гаснет мелодичный звон колокольчиков на шеях их лошадей. Затем наездники исчезли вдали и воцарилась тишина. Он был один на один со смертью, скрывающейся внутри него.