В этом вся тибетская мистика, ее великий принцип: нет ничего, что можно было бы «сделать», есть только то, что можно «вернуть в прежнее состояние». В другом месте я уже говорила, что ламы, стремящиеся к созерцанию и медитации, сравнивают духовные тренинги с процессом очищения, или пропалывания.
Принимая во внимание, что эти и подобные идеи выражает небольшая элита мыслителей, народные представления о Бодхисаттвах все больше и больше запутываются в трясине нелепостей и дают начало многим комическим инцидентам.
Сейчас они предоставляют определенным ламам средства для оправдания несообразностей поведения, предназначенные для того, чтобы оскорбить верующего и превратить подобные поступки в достойные похвалы деяния, наполненные отречением и набожностью. Посмотрим, как это проявляется на конкретном примере.
Лама — глава секты, руководитель группы мастеров или просто настоятель монастыря, но в любом случае тулку (tulku)[123], умело распространяет по округе слух, что, пройдя все ступени в том же или некоем ином монастыре в ходе последовательных перевоплощений, он теперь достиг последнего из них. Его духовное совершенствование достигло заключительной стадии, и после смерти он войдет в Нирвану.
Святой лама, или великий маг, которого он теперь воплощает, больше не будет возрождаться заново в этом мире. И какой теперь будет судьба всех верующих, которых он защищал все минувшие века? Что станется со всеми этими сиротами, теперь остающимися брошенными и преданными неисчислимым видам злых духов, которых благодетельный и могучий лама мог держать на расстоянии? Многие люди теперь погибнут от болезней, ливни уничтожат посевы, и множество умерших окажутся неспособны достигнуть Рая Великого Блаженства — тогда как, выполняя необходимые обряды, лама делал переход туда таким легким для покойных, семьи которых могли щедро оплатить его услуги.
Великий лама не может предусмотреть все бедствия без того, чтобы его сердце не обливалось кровью. Чтобы защитить своих благодетелей, мирян и монахов, от страдания из-за его ухода в Нирвану, он готов пожертвовать собой. Он откажется от Нирваны и продолжит свои перевоплощения. Но как нивелировать последствия его высокого совершенства, которое будет настойчиво заставлять его следовать начертанным курсом и стремиться убрать его из этого мира? Есть только одно — и очень болезненное — средство: отступить от своих достоинств и покорно совершить грех.
Чаще всего выбранный ими грех состоит в том, что они берут себе жену, официально или нет, в то время как все ламы дают обет безбрачия.
Брак Великого ламы Кармап, все предшественники которого начиная с двенадцатого века были неженатыми, приписывался именно такому проявлению милосердия.
Я могу добавить, что тибетцы обладают хорошим чувством юмора, несмотря на их простоватый вид и суеверия, и обычно воспринимают этих чересчур сострадательных лам с хорошей долей шутливой насмешки.
Однажды мне довелось невольно играть роль в одной из подобных комедий, хотя вы должны извинить меня за то, что я не упоминаю героя этой истории, доброго и очень интеллектуального человека, сторонника прогресса и знакомого некоторых европейцев, живущих на китайской границе. Поскольку есть возможность, что они могут прочитать эти строки и перевести их ему, я считаю необходимым скрыть все имена.
Тогда я жила в монастыре Кум Бум. Однажды мне сообщили, что в тех краях путешествует дама из Лхасы и хочет повидать меня. Я сердечно поприветствовала ее. В ходе беседы я узнала, что она была «морганатической» женой одного тулку, настоятеля богатого монастыря секты «Желтых шапок», сострадание которого принудило его выбрать брак как средство отказа от Нирваны. Эта история развлекла меня. Дама была роскошно одета и весьма очаровательна. У нее было особое выражение лица, привлекшее мое внимание.
Когда она ушла, я сказала моему слуге, который представил ее: «В этой женщине есть что-то необычное. Она — лхамо (то есть богиня), которая приняла облик человека». Я сделала это замечание в шутку и была поражена, увидев, что мои слова были восприняты с предельной серьезностью.
Человек, с которым я говорила, был уроженцем Лхасы, и он был хорошо знаком с мужем моей симпатичной посетительницы — он в течение многих лет был его личным секретарем. С волнением он спросил меня: «О, достойная госпожа, вы уверены, что в ней есть какие-то особые признаки?» «Конечно, — заметила я, продолжая шутку. — Она — воплощенная лхамо. Ее лицо имеет синеватый оттенок».
Кожа тибетских женщин бронзового цвета, но иногда имеет немного синеватый или розоватый оттенок[124]. Этот признак воспринимают как свидетельство полубожественного происхождения женщины, имеющей его.
«Тогда лама был прав в отношении того, что он видел в Лхасе», — сказал слуга. В ответ на мой вопрос он рассказал мне историю своего бывшего мастера. Случилось так, что этот мастер находился в своем доме в Лхасе. Однажды, шагая туда-сюда по террасе на крыше своего дома[125], он заметил молодую женщину, которая шила, сидя на крыше.
Этот лама был крепким мужчиной приблизительно тридцати лет, и ему нечего было делать в этом святом городе — возможно, у него наступил один из тех моментов унылого одиночества, когда он не мог не мечтать о неизвестной фее.
На следующий день и через день он видел ее снова и снова на том же самом месте. Без лишних слов он послал своего личного секретаря — того самого, кто рассказывал мне эту историю, — к родителям девушки, чтобы попросить у них ее руку и жениться на ней. Он оправдал свою просьбу тем, что в результате своего сверхъестественного ясновидения он обнаружил признаки, которые показали, что эта девушка является реинкарнацией феи. Кроме того, в ходе глубоких медитаций он понял, что должен жениться на ней, чтобы иметь возможность избежать Нирваны и принести пользу окружающим его людям.
Такие заявления великого ламы, поддержанные существенными подарками, не могли оставаться неуслышанными скромной семьей, дочерью которой была в этом мире «фея». Они немедленно дали свое согласие.
Таким образом получалось, что мои слова стали ценным подтверждением заявления ламы. Я заметила на лице его жены известные «признаки», которые до настоящего времени, похоже, чувствовал только он один. Я не могла взять свои слова назад… эта женщина была настоящим воплощением богини.
Выраженное мной мнение вскоре достигло ее ушей и, наконец, стало известно самому ламе, который явно был восхищен этим, поскольку я быстро получила от него ценный подарок, который он послал мне в обмен на несколько безделушек, подаренных мной его жене.