передав Мисаки черпак, который она просила.
— Опасно такое говорить, — сказала Мисаки. — Осторожнее с тем, кто может услышать. И я в этом сомневаюсь.
— Но, Мацуда-доно, вы предположили, что Император мог послать убийц…
— Знаю, — сказала Мисаки, — но есть особые тактики, которыми тираническое правительство запугивает подданных. Во-первых, они показывают себя — солдат в форме, а не чужаков в странных костюмах. И я думаю, если бы это была попытка запугать, похитили бы ребенка с живыми родителями. Это… — это делали ямманки с баксарианцами, чтобы держать их в узде, но Мисаки решила, что уже достаточно обвинила Империю в измене, не втягивая в грязь ближайших союзников.
Она покачала головой.
— Если они хотели усилить психологический удар, они не выбрали бы сироту.
— Но она была не просто сиротой, — возразила оскорблённо Фуюхи. — Она была ребёнком Такаюби, нашей кровью. Как сказал твой муж, она принадлежала всем нам.
— Но правительство этого не поняло бы, — сказала Мисаки. Она сделала паузу, мешая суп, держа над пузырьками горсть специй. С жаром от кипящей воды на коже она вспомнила то, что ей говорил Робин давным-давно на крыше, когда она спросила, стоило ли спасать северных эндеров из Ливингстона.
Все в этой части города были подавлены или брошены силами теонитов, на какие полагается весь мир. Но они не сдаются. Они устроили тут себе жизнь и культуру. Это не идеально, но стоит защиты, даже если правящие теониты и политики с полицией решили иначе.
Она не ожидала, что поймет ту часть Робина, не думала, что эти слова будут иметь для нее столько смысла.
— Мацуда-доно? — сказала Фуюхи. — Ты в порядке?
— Да, — Мисаки разжала ладонь, бросая специи в суп. — Просто вспомнила кое-что… — она покачала головой. — Не важно. Смысл в том, какими были полковник Сонг и его люди. То, как наша деревня работает, как мы заботимся друг о друге, они не понимают. Это не похоже на действия правительства по запугиванию людей.
— Думаете, это ранганийцы? — спросила Фуюко.
— Не знаю, — сказала Мисаки, — и я не знаю, почему вы, леди, думаете, что у меня есть все ответы. Вы знаете, что я — домохозяйка, а не шпион, да?
Фуюко пожала плечами.
— Ты порой говоришь так.
— И чаще всего ты права, — сказала Хиори.
Мисаки покачала головой.
— Мой муж и другие люди будут делать все в своих силах, чтобы узнать. А мы пока можем приглядывать друг за другом.
Исчезновение Юкими сблизило жителей деревни. В другом месте пропавшую сироту не заметили бы, но это была Такаюби, и потеря задела каждого родителя, каждый дом. Котецу Каташи и его дети сделали стоящие факелы, которые коро размесили в деревне, чтобы место было освещено ночью, надеясь прогнать нарушителей. Мизумаки Фуюко и два волонтера переехали к сиротам, чтобы приглядывать за детьми, пара мужчин Амено забрались к храму Кумоно и защищали монахов, поселившихся там, и они спали по очереди, чтобы хотя бы три человека были на страже в разных местах в деревне все время. Кроме нескольких мужчин, которых Такеру послал в ближайшие рыбацкие деревни спросить о Юкими, все — жители и волонтеры — оставались у деревни или внутри нее.
Мисаки не знала Гинкаву Юкими или ее родителей, но она ощущала боль за девочку, пока укладывала детей спать. Все в деревне ощущали это, как поражение, принадлежащее им всем.
Когда Мисаки открыла дверь спальни, она нашла Такеру на коленях на татами спиной к ней.
— Прости, — прошептала она, узнав покой медитации. — Я не хотела побеспокоить.
— Все хорошо, — сказал он. — Ее нет, — он покачал головой и повернулся к Мисаки, его лицо было уставшим в свете лампы. — Смысла нет.
— Ты пытался найти ее все это время?
— Я обещал тебе, что буду оберегать всех нас.
— Ты сделал все, что мог, — мягко сказала Мисаки. — Никто не мог это предсказать.
Мисаки опустилась на колени перед доской, которая служила столом, вытащила шпильки из волос, и они рассыпались по ее плечам.
— Так у тебя нет идей о том, что могло произойти? — спросил Такеру, пока она водила пальцами сквозь волосы, прогоняя напряжение из скальпа.
Она покачала головой.
— Прости, Такеру-сама.
— Кто такой Каллейсо?
Вопрос заставил Мисаки замереть, пальцы все еще были в ее волосах.
— Что, прости?
— Ты спрашивала у литтиги о некоем Каллейсо, — сказал Такеру. — Имя звучит знакомо.
— Ты мог его слышать по телевизору. Он — главарь преступников Ливингстона. Он был известен в Карите, когда я была подростком. У его последователей были серые плащи, но у них не было татуировок на лицах… или бомб, активирующихся голосом.
— Но ты решила почти сразу спросить о нем, — сказал Такеру. — Какое отношение преступник из другого конца мира может иметь к Такаюби?
— Может, у него дело не с Такаюби, — Мисаки скользнула пальцами к кончикам волос и стала распутывать пряди там. — А со мной.
— Почему? — спросил Такеру. — Какие у тебя отношения с этим преступником?
Мисаки вдохнула, отвернулась от стола и посмотрела на мужа.
— Я последний год в академии Рассвет боролась с ним.
— Что?
— Ну… не прямо, — исправилась она, теребя спутанные волосы. — Думаю, у нас было только одно физическое столкновение. Мои друзья из школы и я бились с его последователями и пытались помешать ему покорить другие банды Ливингстона.
Такеру моргнул ей с пустым взглядом мужчины, который был переполнен новым опытом для одного дня. Его ударило его подсознание, на него напала жена, иллюзионист и бомба за день, а еще он много говорил, что утомляло человека, который предпочитал тишину своего кабинета или додзе. Он вряд ли мог впитать еще больше странностей.
— Наверное, это не важно, — Мисаки вздохнула. — Каллейсо был первым, кто пришел в голову, когда я увидела серый плащ, но остальное не сходится. Сехмет Каллейсо — не должен даже знать мою личность. Единственный раз, когда мы бились, мы оба были в масках.
— Ты билась с ним?
— Не очень успешно. Он сбросил меня со здания.
— Ты… боролась с преступностью? — сказал Такеру.
— Помогала, — сказала Мисаки. — Почти всю работу выполняли мои друзья.
— Твои друзья.
— Да. Эм… ты встречал одного из них, — Мисаки смотрела на свои колени, а не в глаза Такеру.
— Юноша, пришедший за тобой, — сказал Такеру. — Робин Тундиил.
Мисаки скривилась.
— Да, — ее плечи напрялись, но Такеру не комментировал Робина дальше.
— Я думал, ты только училась с мечом с твоим отцом, — сказал он. — Я не понимал, что твой опыт тянулся так глубоко.
— Ясное дело, — сказала Мисаки, усталость мешала скрыть раздражение, но и была слишком уставшей, чтобы злиться. — Ты сказал мне