Читать интересную книгу Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Теперь, господа, — сказалъ Джекъ Гопкинсъ, — я желалъ бы, для возстановленія порядка, пропѣть вамъ какую-нибудь изъ національныхъ пѣсенъ.

И м-ръ Гопкинсъ, вдохновленный всеобщимъ б_р_а_в_о, затянулъ изо всей мочи извѣстную балладу:

Какъ поѣхалъ нашъ бандитъВо дремучіе лѣса,Ай, люли, ай, люли,Во дремучіе лѣса.

Хоръ здѣсь, собственно говоря, составлялъ главнѣйшую эссенцію всей пѣсни, и нужно было видѣть, съ какимъ напряженіемъ горла и груди каждый изъ гостей вытягивалъ послѣднюю ноту припѣва. Эффектъ былъ великолѣпный.

Но лишь только хоръ успѣлъ вывести послѣднюю ноту третьяго припѣва, м-ръ Пикквикъ вдругъ поднялъ руку, какъ будто желая пріостановить пѣвцовъ, и, когда молчаніе возстановилось, онъ сказалъ:

— Тсс? Прошу извинить, господа, но мнѣ кажется, будто наверху шумятъ.

Немедленно воцарилась глубочайшая тишина. М-ръ Бобъ Сойеръ поблѣднѣлъ.

— Такъ и есть: я опять слышу шумъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — потрудитесь отворить дверь.

И всѣ сомнѣнія исчезли въ одну минуту, когда хозяинъ отворилъ дверь.

— М-ръ Сойеръ, м-ръ Сойеръ! — визжалъ женскій голосъ съ лѣстницы второго этажа.

— Чортъ несетъ мою хозяйку, господа, — сказалъ Бобъ Сойеръ, съ безпокойствомъ озираясь кругомъ, — да, это м-съ Раддль.

— Что вы подъ этимъ разумѣете, м-ръ Сойеръ? — отвѣчалъ скороговоркой пронзительный голосъ. — Мало вамъ не платить за квартиру и жить мошенническими средствами на чужой счетъ четыре мѣсяца слишкомъ: вы еще вздумали пьянствовать и дебоширничать до двухъ часовъ ночи. Куда вы запрятали свою совѣсть, м-ръ Сойеръ? Вѣдь отъ васъ дребезжатъ стекла, и весь домъ идетъ ходуномъ. Того и гляди, наѣдетъ пожарная команда: — вонъ, вонъ отсюда всѣхъ этихъ мерзавцевъ!

— Въ самомъ дѣлѣ, какъ вамъ не стыдно, м-ръ Сойеръ? — сказалъ м-ръ Раддль, вошедшій за своею супругой въ халатѣ и спальной ермолкѣ.

— Толкуй вотъ тутъ съ ними про стыдъ и совѣсть! — закричала м-съ Раддль. — Тебѣ бы давно слѣдовало прогнать арапникомъ всю эту ватагу, храбрый ты человѣкъ!

— Я бы и прогналъ, душечка, еслибъ во мнѣ было человѣкъ двѣнадцать, — отвѣчалъ м-ръ Раддль миролюбивымъ тономъ, — но ты видишь, лапочка, что они превосходятъ меня численной силой.

— Уфъ, какой трусъ! — возразила м- съ Раддль тономъ самаго рѣшительнаго презрѣнія. — Выгоните-ли вы этихъ негодяевъ, или нѣтъ? Я вамъ говорю, м-ръ Сойеръ, — заключила м-съ Раддль, топая обѣими ногами.

— Они уйдутъ, сударыня, уйдутъ сію-же минуту, — отозвался несчастный Бобъ. — Да, господа, ужъ не лучше-ли вамъ уйти, — продолжалъ онъ, обращаясь къ своимъ гостямъ:- мнѣ, въ самомъ дѣлѣ казалось, что вы ужъ черезчуръ пересолили.

— Ахъ, какъ это жаль! — сказалъ щеголеватый джентльменъ. — Мы вѣдь только-что разгулялись: погодить бы еще полчасика!

Дѣло въ томъ, что щеголеватый джентльменъ началъ мало-по-малу припоминать интересную исторію, которой ему не удалось разсказывать въ свое время.

— Этого, однакожъ, мы не стерпимъ, господа, — сказалъ отчаянный франтъ въ лакированныхъ сапогахъ.

— Разумѣется, не стерпимъ, — отвѣчалъ Джекъ Гопкинсъ, — пѣсню надобно докончить, Бобъ. Съ вашего позволенія, господа, я затяну третій куплетъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, Джекъ, перестань, пожалуйста, — сказалъ Бобъ Сойеръ, — пѣсня превосходная, но мы ужъ докончимъ ее въ другое время. Вѣдь бѣда, если она переполошитъ весь домъ, — народъ буйный, чорть ихъ побери!

— Послушай, Бобъ, чего тутъ робѣть? — замѣтилъ Джекъ Гопкинсъ. — Одно слово, любезный, и я перебью всѣ окна, повыломаю всѣ двери, переломаю всю мебель. Ну, Бобъ, прикажи, душечка!

— Спасибо, любезный другъ, спасибо за доброе расположеніе, — проговорилъ несчастный Бобъ Сойеръ, — я никогда не сомнѣвался въ твоей дружбѣ; но теперь, право, не лучше-ли намъ покончить.

— Что-жъ, м-ръ Сойеръ, скоро-ли уйдутъ эти скоты? — завизжалъ опять пронзительный голосъ м-съ Раддль.

— Вотъ только дайте имъ отыскать свои шляпы, сударыня, — сказалъ Бобъ. — Сейчасъ они уйдутъ.

— Уйдутъ! — заголосила м-съ Раддль, перегибаясь черезъ лѣстничныя перила въ то самое время, какъ м-ръ Пикквикъ, въ сопровожденіи Топмана, выходилъ изъ гостиной, — уйдутъ, a за какимъ дьяволомъ они приходили, смѣю спросить?

— Сударыня, — возразилъ м-ръ Пикквикъ, — позвольте вамъ замѣтить…

— Ахъ, ты, старый карапузикъ, и онъ туда же, — взвизгнула м-съ Раддль, еще больше перегнувшись черезъ перила. Вѣдь ты годишься въ дѣдушки всѣмъ этимъ ребятамъ, пьянчужка ты забулдыжный! Прочь, прочь, негодный пузанъ!

Не находя приличнымъ оправдываться передъ взбѣшенной бабой, м-ръ Пикквикъ быстро выбѣжалъ за ворота, гдѣ немедленно присоединились къ нему Топманъ, Винкель и Снодграсъ. М-ръ Бенъ Алленъ, взволнованный и настроенный на печальный ладъ, проводилъ ихъ до Лондонскаго моста и дорогой сообщилъ по секрету м-ру Винкелю, что онъ, Бенъ Алленъ, намѣренъ дать урокъ всякому джентльмену, который бы вздумалъ ухаживать за его сестрой Арабеллой, такъ какъ онъ уже давно предназначилъ ея руку своему закадычному другу, Бобу Сойеру. Выразивъ такимъ образомъ эту отчаянную рѣшимость, онъ залился горчайшими слезами и, махнувъ рукою, отправился въ обратный путь на свою квартиру, до которой, однакожъ, не суждено было ему добраться въ эту ночь. Постучавшись безъ всякаго успѣха въ двери двухъ или трехъ домовъ, онъ прилегъ, наконецъ, на крылечныхъ ступенькахъ колбасной лавки, въ твердой увѣренности, что спитъ передъ дверью своей комнаты, которую второпяхъ не успѣлъ отпереть.

Проводивъ, такимъ образомъ, въ угоду м-съ Раддль, всѣхъ своихъ гостей, горемычный Бобъ Сойеръ остался одинъ въ своей комнатѣ, подлѣ недопитыхъ пуншевыхъ стакановъ, и погрузился въ горькое раздумье относительно вѣроятныхъ событій наступающего утра.

Глава XXXIII. Мистеръ Уэллеръ старшій сообщаетъ критическія замѣчанія объ одномъ литературномъ произведеніи и потомъ, съ помощью своего возлюбленнаго сына, бросаетъ грязь въ лицо извѣстному достопочтенному джентльмену съ краснымъ носомъ

Читатели, можетъ быть, припомнятъ, что утро тринадцатаго февраля должно было предшествовать тому знаменитому дню, когда спеціальный судъ присяжныхъ опредѣлилъ окончательно разсмотрѣть процессъ вдовы Бардль противъ почтеннаго президента Пикквикскаго клуба. Это было самое хлопотливое утро для камердинера ученаго мужа. Съ девяти часовъ пополуночи и до двухъ пополудни м-ръ Самуэль Уэллеръ путешествовалъ изъ гостиницы "Коршуна и Джорджа" въ апартаменты м-ра Перкера и обратно. Никакъ нельзя сказать, чтобы предстояла особенная надобность въ подобной бѣготнѣ — юридическая консультація уже была окончена давнымъ-давно, и вѣроятный способъ дѣйствованія въ судѣ былъ опредѣленъ и взвѣшенъ; но м-ръ Пикквикъ, доведенный до крайней степени тревожной раздражительности, безпрестанно отправлялъ къ своему адвокату маленькія записки слѣдующаго содержанія:

"Любезный Перкеръ, все-ли идетъ хорошо?"

Въ запискахъ самого м-ра Перкера неизмѣнно содержался одинъ и тотъ же отвѣтъ:

"Любезный Пикквикъ, все какъ слѣдуетъ по возможности".

Дѣло въ томъ, что до окончательнаго засѣданія въ судѣ ничего не могло идти ни хорошо, ни дурно, и ученый мужъ тревожился напрасно.

Но кто изъ смертныхъ избѣгалъ когда-либо этого тревожнаго состоянія, какъ скоро нужно было первый разъ въ жизни, волею или неволею, явиться на спеціальный судъ присяжныхъ? — М-ръ Самуэль Уэллеръ, знакомый въ совершенствѣ съ общими слабостями человѣческой природы, исполнялъ всѣ предписанія своего господина съ тѣмъ невозмутимымъ спокойствіемъ, которое составляло самую рѣзкую и прекраснѣйшую черту въ его оригинальной натурѣ.

Самуэль Уэллеръ сидѣлъ за буфетомъ, утѣшая себя прохладительнымъ завтракомъ и обильными возліяніями горячительной микстуры, долженствовавшей успокоить его послѣ продолжительныхъ утреннихъ трудовъ, какъ вдругъ въ комнату вошелъ молодой дѣтина около трехъ футовъ въ вышину, въ волосяной фуражкѣ и бумазейныхъ шальварахъ, обличавшихъ въ немъ похвальное честолюбіе возвыситься со временемъ до степени конюха или дворника въ трактирѣ. Онъ взглянулъ сперва на потолокъ, потомъ на буфетъ, какъ будто отыскивая кого-нибудь для передачи своихъ порученій. Разсчитывая весьма основательно, что порученіе его могло относиться къ чайнымъ или столовымъ ложкамъ заведенія, буфетчица "Коршуна и Джорджа" обратилась къ нему съ вопросомъ:

— Чего вамъ угодно, молодой человѣкъ?

— Нѣтъ-ли здѣсь одного человѣка, по имени Самуэля, — спросилъ юноша громкимъ голосомъ.

— A какъ прозвище этого человѣка? — сказалъ Самуэль Уэллеръ, озираясь кругомъ.

— A мнѣ почему знать? — отвѣчалъ скороговоркой молодой джентльменъ, не снимая своей фуражки.