Читать интересную книгу Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Прежде чѣмъ м-ръ Пикквикъ добрался до половины своей рѣчи, сержантъ Сноббинъ пересталъ его слушать, и замѣтно было по всѣмъ признакамъ, что мысль его бродила далеко отъ назидательныхъ сентенцій, излагаемыхъ ученымъ мужемъ. Повидимому, онъ совсѣмъ забылъ о своихъ кліентахъ и уже снова взялся за перо, чтобы излить на бумагу юридическія мнѣнія, накопившіяся въ его головѣ; но м-ръ Перкеръ снова пробудилъ его вниманіе, предложивъ къ его услугамъ свою золотую табакерку.

— Кто-жъ будетъ моимъ помощникомъ въ этомъ дѣлѣ? — спросилъ Сноббинъ, нюхая табакъ.

— М-ръ Функи, — отвѣчалъ Перкеръ.

— Функи… Функи… никогда я не слыхалъ такой фамиліи, — проговорилъ сержантъ. — Это, должно быть, еще молодой человѣкъ.

— Да, онъ очень молодъ, — отвѣчалъ Перкеръ. — Онъ былъ въ судѣ только одинъ разъ.

— Когда?

— Не помню хорошенько… этому, кажется, будетъ уже два или три года.

М-ръ Сноббинъ позвонилъ, и черезъ минуту вошелъ въ кабинетъ его конторщикъ.

— М-ръ Моллардъ, потрудитесь немедленно послать за господиномъ… какъ, бишь, его?

— Функи, — подхватилъ Перкеръ. — Онъ живетъ въ Гольборнской палатѣ, на Грейскомъ скверѣ. Велите сказать, что я очень желаю его видѣть.

М-ръ Моллардъ отправился исполнить возложенное на него порученіе. Сержантъ Сноббинъ впалъ въ задумчивость, изъ которой онъ вышелъ не прежде, какъ по прибытіи самого м-ра Функи.

Это былъ совершенно взрослый и развитый мужчина огромнаго размѣра, хотя въ дѣлѣ юриспруденціи онъ могъ казаться совершеннымъ младенцемъ Обращеніе м-ра Функи отличалось чрезвычайной застѣнчивостью, и онъ говорилъ, безпрестанно заикаясь, что, впрочемъ, отнюдь не было его природнымъ недостаткомъ. Робкій, степенный и стыдливый, онъ сознавалъ свою юридическую неопытность и очень хорошо понималъ, что его взяли здѣсь на подмогу за неимѣніемъ лучшаго юриста. Онъ трепеталъ передъ сержантомъ и до крайности былъ вѣжливъ съ адвокатомъ ученаго мужа.

— Кажется, я никогда не имѣлъ удовольствія васъ видѣть, м-ръ Функи, — сказалъ съ надменнымъ снисхожденіемъ сержантъ Сноббинъ.

М-ръ Функи поклонился. Онъ имѣлъ удовольствіе видѣть великаго юриста и привыкъ съ дѣтскихъ лѣтъ завидовать его громкой славѣ.

— Если не ошибаюсь, вы назначены помощникомъ моимъ въ процессѣ вдовы Бардль противъ Пикквика? — сказалъ сержантъ.

Еслибъ м-ръ Функи былъ философъ въ юридическомъ смыслѣ, онъ не преминулъ бы при этомъ вопросѣ приставить ко лбу указательный палецъ и припомнить, точно-ли было къ нему препровождено такое назначеніе въ ряду другихъ безчисленныхъ дѣлъ, которыми онъ постоянно былъ занятъ отъ ранняго утра до глубокой ночи. Но невинный, какъ младенецъ, м-ръ Функи покраснѣлъ и поклонился въ другой разъ.

— Читали вы эти бумаги, м-ръ Функи? — спросилъ сержантъ.

На это слѣдовало отвѣчать, что онъ еще не удосужился до сихъ поръ вникнуть въ сущность дѣла; но м-ръ Функи читалъ эти бумаги денно и нощно, только о нихъ и думалъ и во снѣ и на яву съ той поры, какъ его сдѣлали нѣсколько недѣль тому назадъ помощникомъ сержанта, a потому ничего нѣтъ удивительнаго, если онъ теперь покраснѣлъ еще больше и поклонился въ третій разъ.

— Вотъ это м-ръ Пикквикъ, — сказалъ Сноббинъ, указывая перомъ на ученаго мужа. — Познакомьтесь съ нимъ.

М-ръ Функи поклонился м-ру Пикквику съ тѣмъ глубокимъ почтеніемъ, съ какимъ обыкновенно молодой юристъ привѣтствуетъ своего перваго кліента. Затѣмъ онъ опять обратилъ свои взоры на сержанта.

— Вамъ, я полагаю, не мѣшаетъ посовѣтоваться съ м-ромъ Пикквикомъ, — сказалъ сержантъ. — Возьмите его съ собой и постарайтесь внимательнѣе выслушать, что станетъ говорить м-ръ Пикквикъ. Консультація будетъ y насъ послѣ.

Съ этими словами м-ръ сержантъ Сноббинъ махнулъ рукой и, не обращая больше вниманія на своихъ гостей, погрузился всей душой въ огромную кипу бумагъ, лежавшихъ передъ нимъ. Въ бумагахъ разбирался процессъ великой важности относительно одного, умершаго лѣтъ за сто, джентльмена, который осмѣлился запахать большую дорогу, ведущую къ какому-то неизвѣстному пункту изъ другого, тоже неизвѣстнаго пункта.

М-ръ Функи никакъ не хотѣлъ первымъ выйти изъ дверей великаго юриста и скромно потащился сзади, когда Перкеръ и его кліентъ, оставивъ кабинетъ, выбрались на площадь передъ домомъ. Долго ходили они взадъ и впередъ и долго разсуждали о процессѣ ученаго мужа. Результатъ ихъ конференціи не имѣлъ положительнаго характера, и юристы остались при томъ мнѣніи, что заранѣе никакъ нельзя угадать приговоръ суда присяжныхъ. Хорошо, по крайней мѣрѣ, то, что на ихъ сторонѣ былъ сержантъ Сноббинъ: это, утверждали юристы, должно было служить великимъ утѣшеніемъ для м-ра Пикквика.

Послѣ конференціи, продолжавшейся около двухъ часовъ, м-ръ Пикквикъ забѣжалъ опять въ квартиру своего адвоката, разбудилъ Самуэля, спавшаго все это время безмятежнымъ сномъ, и потомъ они оба отправились въ Сити.

Глава XXXII. Холостой вечеръ въ квартирѣ Боба Сойера, студента хирургіи

Миръ и тишина въ кварталѣ Боро, въ улицѣ Лантъ, разливаютъ меланхолическое спокойствіе на всякую чувствительную душу. Здѣсь вы всегда найдете цѣлые десятки домовъ, отдаваемыхъ внаймы за самую филантропическую цѣну. Домъ въ Лантской улицѣ никакъ не подойдетъ, въ строгомъ смыслѣ слова, подъ разрядъ резиденцій перваго сорта; но тѣмъ не менѣе Лантская улица — самое вожделѣнное мѣсто для всякаго смертнаго съ философской натурой. Если вы желаете уединиться отъ шумной толпы и удалить себя отъ соблазновъ лукаваго свѣта, я готовъ, по чистой совѣсти, рекомендовать вамъ Лантскую улицу, какъ единственное убѣжище въ цѣломъ Лондонѣ, гдѣ вы иной разъ не увидите ни одной человѣческой души, хотя бы пришлось вамъ отъ утра до вечера просидѣть y открытаго окна.

Въ этомъ счастливомъ захолустьи пріютились съ незапамятныхъ временъ праздношатающіеся переплетчики и букинисты, дюжины двѣ прачекъ, два-три тюремныхъ агента по части неоплатныхъ должниковъ, небольшое количество домовладѣльцевъ, занятыхъ работами на докахъ, пять-шесть модистокъ и столько же художниковъ по части портняжнаго искусства. Большинство жителей промышляетъ преимущественно отдачею меблированныхъ покойчиковъ внаймы или посвящаетъ свою дѣятельность здоровому и сердцекрѣпительному занятію мытья и катанья многосложныхъ принадлежностей мужского и женскаго туалета. Главнѣйшія черты осѣдлой жизни въ этой улицѣ съ ея внѣшней стороны: зеленыя ставни, билетики на окнахъ, мѣдныя дощечки на дверяхъ и ручки колокольчиковъ на косякахъ; главнѣйшіе виды животнаго царства: трактирный мальчикъ, юноша съ горячими пирогами и бородатый мужъ съ лукошкомъ картофеля на своихъ могучихъ плечахъ. Народонаселеніе ведетъ кочевую жизнь и по большей части исчезаетъ по ночамъ въ концѣ каждой четверти года {Тогда, то-есть, когда надобно платить за квартиру. Дни трехмѣсячнаго срока въ Лондонѣ расчисляются обыкновенно на 25-е марта 23-е іюня, 29-е сентября и 25-е декабря. Прим. перев.}. Казенные доходы собираются очень рѣдко въ этой уединенной долинѣ, поземельная пошлина сомнительна, и водяное сообщеніе весьма часто прерывается.

М-рь Бобъ Сойеръ и неизмѣнный другъ его Бенъ Алленъ сидѣли задумавшись передъ каминомъ въ скромной квартирѣ перваго этажа. Былъ вечеръ, и они ожидали м-ра Пикквика съ его друзьями. Приготовленія къ принятію гостей были, повидимому, окончены. Зонтики изъ коридора были взяты и поставлены въ темный уголокъ за дверью гостиной, шаль и шляпка хозяйской служанки не украшали болѣе лѣстничныхъ перилъ; на половикѣ передъ наружной дверью были одни только калоши, забрызганныя грязью. Въ коридорѣ на окнѣ весело горѣла сальная свѣча, озаряющая мрачный путь въ квартиру студента медицины. М-ръ Бобъ Сойеръ самолично путешествовалъ за крѣпкими напитками въ погребъ иностранныхъ винъ и воротился домой сопутствуемый мальчикомъ, который, чтобъ не ошибиться домомъ, шелъ по его слѣдамъ съ корзинкою бутылокъ. Горячій пуншъ, приготовленный въ спальнѣ, уже давно шипѣлъ въ объемистомъ сосудѣ изъ красной мѣди; маленькій столикъ для карточной игры, покрытый зеленымъ сукномъ, былъ поставленъ въ гостиной на приличномъ мѣстѣ. Рюмки и стаканы, взятые на этотъ случай изъ ближайшаго трактира и y хозяйки, были разставлены въ симметрическомъ порядкѣ на подносѣ, который скрывался до времени за дверью на площадкѣ.

Но несмотря на эти въ высшей степени удовлетворительные признаки домашняго комфорта, лобъ м-ра Боба Сойера, сидѣвшаго передъ каминомъ, былъ омраченъ какимъ-то зловѣщимъ облакомъ думы, гнетущей его мозгъ. Выраженіе дружеской симпатіи проглядывало также весьма рѣзко въ чертахъ м-ра Бена Аллена, когда онъ пристально смотрѣлъ на уголья въ каминѣ.

Послѣ продолжительнаго молчанія, м-ръ Аллень открылъ бесѣду такимъ образомъ: