Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

– Да… но вы, надеюсь, не беспокойный? – вдруг затревожился тот. -А то я, знаете, боюсь шума, драк, возни и всяких вещей в этом роде. В особенности ненавистен мне людской крик, будь то крик страдания, ярости или какой-нибудь иной крик. Успокойте меня, скажите, вы не беспокойный?

– Вчера в ресторане я одному типу по морде засветил, – мужест венно признался преображенный поэт.

– Основание? – строго спросил гость.

– Да, признаться, без основания, – ответил, конфузясь, Иван, – так, история вышла…

– Безобразие, – отрезал гость и добавил: – Вы, я советую вам, пе рестаньте рукам волю давать. И кроме того, еще не установлено точ но, что имеется у человека – морда или лицо. Вернее всего все-таки, что у него лицо, и, согласитесь, если каждый начнет кулаками ездить по лицам… Это надо оставить, уверяю вас!

Отчитав таким образом Ивана, гость осведомился:

– Профессия?

– Поэт, – почему-то неохотно признался Иван.

Пришедший огорчился.

– Ой, как мне не везет! – воскликнул он, но тут же спохватился, извинился и спросил: – А как ваша фамилия?

– Бездомный.

– Ай-яй-яй! – сказал гость, хмурясь.

– А вам что же, мои стихи не нравятся? – спросил без всякой оби ды Иван.

– Ужасно не нравятся.

– А вы какие читали?

– Никаких я ваших стихов не читал! – нервно воскликнул посе титель.

– А как же вы говорите?

– Ну что же «как же»? Как будто я других не читал! А ваши, я убежден, такие же точно. Впрочем… разве что чудо?.. Ну тогда ска жите мне сами, я готов принять на веру… Хороши ваши стихи?

– Чудовищные! – вдруг внезапно смело и откровенно признался Иван.

– Не пишите больше! – попросил пришедший умоляюще.

– Обещаю и клянусь! – торжественно прошептал Иван.

Клятву скрепили рукопожатием, и тотчас из коридора донеслись мягкие шаги и голоса.

– Т-сс! – шепнул гость и скрылся на балконе, задвинув за собою решетку.

Заглянула Прасковья Васильевна, спросила у Ивана, желает ли он лежать со светом или в темноте, а также закрыть ли ему на ночь дверь на балкон или он желает дышать воздухом.

Поэт попросил оставить свет и дверь на балкон не закрывать, и Прасковья Васильевна, пожелав спокойной ночи, удалилась. Все стихло опять, и тогда вернулся гость.

Он шепотом сообщил Ивану, что в 119-ю комнату привезли како го-то новенького толстяка с багровой физиономией, который все время бормочет что-то про деньги в вентиляции и клянется, что у них на Садовой поселилась нечистая сила.

– Ну, впрочем, бог с ним, – добавил гость и стал продолжать бе седу с Иваном, – из-за чего попали сюда?

– Из-за Понтия Пилата, – ответил Иван.

– Как?! – шепотом воскликнул гость и даже привскочил. – По трясающее совпадение! Расскажите, умоляю!..

Иван, почему-то испытывая доверие к неизвестному, первона чально запинаясь и робко поглядывая на гостя, а потом осмелев, на чал рассказывать всю вчерашнюю историю на Патриарших прудах. Да, благодарного слушателя получил Иван Николаевич в лице свое го неожиданного гостя! Тот не рядил Ивана в сумасшедшие, нетнет, он проявил величайший интерес к этой истории, а в дальней шем пришел уж и просто в восторг. Он то и дело прерывал Ивана восклицаниями: «Ну, ну… Дальше, дальше, умоляю! Не пропускайте ничего!»

Когда же после рассказа о завтраке у Канта и прочем дело дошло наконец до того, как Пилат в белой мантии с кровавым подбоем вы шел в колоннаду, гость молитвенно сложил руки и прошептал:

– О, как я угадал! О, как я все угадал!

Описание ужасной смерти Берлиоза слушающий сопроводил за гадочным замечанием:

– Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича… – И исступлен но, но беззвучно вскричал: – Дальше!

Кот, садящийся в трамвай, чрезвычайно развеселил гостя, и он давился смехом, глядя, как взволнованный успехом своего повество вания Иван прыгал на корточках, изображая кота с гривенником возле усов.

– И вот, – вдруг туманясь и загрустив, сказал Иван, – я и оказал ся здесь.

Гость сочувственно положил руку на плечо бедного поэта и заме тил:

– Вы сами виноваты во всем. Нельзя было держать себя с ним столь развязно и, я сказал бы, даже нагловато. Вот вы и поплати лись!

– Да кто же он, наконец, такой? – приходя в возбуждение, спро сил Иван.

Гость вгляделся в Ивана и ответил вопросом:

– Вы не впадете в беспокойство? Уколов и прочей возни не будет?

– Нет, нет! – воскликнул Иван. – Скажите, кто он такой?

– Ну хорошо, – ответил гость и сказал веско и раздельно: – Вче ра на Патриарших прудах вы встретились с сатаной.

Иван не впал в беспокойство, но был как-то ошарашен.

– Не может этого быть, – заговорил он, – его не существует!

– Помилуйте, уж кому-кому, но не вам это говорить, – возразил гость, – вы были одним из первых, кто от него пострадал. Сидите те перь в психиатрической клинике, а все толкуете о том, что его нет. Право, это странно!

Сбитый с толку Иван замолчал.

– Лишь только вы стали описывать его наружность, – продолжал гость, – я догадался, кто был перед вами. И нечего говорить, что первые же его речи, что вы мне привели, рассеяли всякие мои со мнения. Его нельзя не узнать. Впрочем, вы… вы меня извините, вы человек невежественный?

– Бесспорно, – подтвердил Иван.

– Ну вот… неужели вы даже оперы «Фауст» не слыхали?

Иван, конфузясь, объяснил, что как-то все времени не было, то комиссии, то заседания, то он ездил в санаторий поэму писать… Словом, не пришлось…

– Ну вот… Неудивительно. А вот Берлиозу я, признаться, удивля юсь. Он человек не столько начитанный, сколько хитрый. Хотя в за щиту его я должен сказать, что, конечно, Воланд может запутать ко го угодно…

– Как? – воскликнул Иван.

– Тише! – воскликнул гость. – Что такое?

– Понимаю, понимаю, – забормотал Иван, – у него буква «В» на портсигаре.

– Ну, вот-с…

– Неужели он действительно был у Понтия Пилата? – всматрива ясь в луну, плывущую за решеткой, прошептал Иван. – А меня сумас шедшим называют!..

Горькая складка обозначилась у губ гостя.

– Будем глядеть правде в глаза, – и он повернул лицо в сторону прекрасного светила, – и вы и я сумасшедшие. Что отпираться! Но то, что вы рассказываете, верно, ясно и правильно и действительно было. Но даже такой гениальный психиатр, как Стравинский, вам не поверит. У Понтия Пилата ваш собеседник был, как был и у Имма нуила Канта, а теперь он навестил Москву.

– Да ведь он тут черт знает чего натворит! Как-нибудь его надо изловить, – озабоченно заметил Иван.

– Вы уже попробовали, и будет с вас. Другим тоже не советую его ловить, – внушительно отозвался собеседник поэта. – А что натво рит, это уж будьте благонадежны. Но все-таки мне досадно, что встретился с ним не я, а вы. Клянусь, что за это я отдал бы связку ключей Прасковьи Васильевны, ибо больше мне нечего отдавать. Я – нищий.

– А зачем он вам так понадобился?

– Видите ли, какая странная история, – рассказывал гость, – де ло в том, что сижу я здесь из-за того же, что и вы, и именно из-за Понтия Пилата. Да, два года тому назад я, изволите ли видеть, написал роман о нем.

– Гм… Вы – писатель? – с большим интересом спросил поэт.

– Я – мастер, – сурово ответил гость и вынул из кармана засален ную черную шапочку. Он надел ее и показался Ивану и в профиль, и в фас, чтобы доказать, что он – мастер. – Она своими руками сши ла ее мне, – таинственно добавил он.

– А как ваша фамилия?

– У меня нет больше фамилии, – мрачно ответил странный гость, – я отказался от нее, как и вообще от всего в жизни. Забудем о ней!

Иван умолк, а гость шепотом повел рассказ.

История его оказалась действительно не совсем обыкновенной. Историк по образованию, он лет пять тому назад работал в одном из музеев, а кроме того, занимался переводами. Жил одиноко, не имея родных нигде и почти не имея знакомых. И представьте, однажды выиграл сто тысяч рублей.

– Можете вообразить мое изумление! – рассказывал гость. – Я эту облигацию, которую мне дали в музее, засунул в корзину с бель ем и совершенно про нее забыл. И тут, вообразите, как-то пью чай ут ром и машинально гляжу в газету. Вижу – колонка каких-то цифр. Ду маю о своем, но один номер меня беспокоит. А у меня, надо вам ска зать, была зрительная память. Начинаю думать: а ведь я где-то видел цифру «13», жирную и черную, слева видел, а справа цифры цветные и на розоватом фоне. Мучился, мучился и вспомнил! В корзину – и, знаете ли, я был совершенно потрясен!..

Выиграв сто тысяч, загадочный гость Ивана поступил так: ку пил на пять тысяч книг и из своей комнаты на Мясницкой пере ехал в переулок близ Пречистенки, в две комнаты в подвале ма ленького домика в садике. Музей бросил и начал писать роман о Понтии Пилате.

– Ах, это был золотой век, – блестя глазами, шептал рассказ чик. – Маленькие оконца выходили в садик, и зимою я видел редко, редко чьи-нибудь черные ноги, слышал хруст снега. В печке у меня вечно пылал огонь. Но наступила весна, и сквозь мутные стекла уви дел я сперва голые, а затем зеленеющие кусты сирени. И тогда вес ною случилось нечто гораздо более восхитительное, чем получение ста тысяч рублей. А сто тысяч, как хотите, колоссальная сумма де нег!