Председателем крайсовпрофа назначили другого человека.
Искусствовед Даль Орлов вспоминал, как главный режиссер театра «Современник» Олег Николаевич Ефремов к пятидесятилетию Октябрьской революции поставил пьесу Михаила Филипповича Шатрова «Большевики». Цензура ее запретила. Министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева взяла на себя смелость разрешить спектакль. Полгода он шел без разрешения.
Когда, наконец, получили разрешение, главный редактор «Труда» Александр Михайлович Субботин позволил опубликовать положительную рецензию. Но чтобы подстраховаться, послал газетную полосу Шелепину в ВЦСПС. Шелепин прочитал и разрешил. Подпись члена политбюро была законом для цензуры.
В идеологических делах Александр Николаевич оставался ортодоксальным. В апреле 1972 года он обратился в ЦК:
«Направляю в порядке информации записку „О некоторых ошибках в освещении истории и роли рабочего класса в отдельных работах Института истории Академии наук СССР“, которую представил в ВЦСПС тов. Г. Шарапов – ректор Высшей школы профсоюзного движения ВЦСПС. Просим разрешить опубликовать в газете „Труд“ статью о книге „Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония“. Текст статьи прилагается.
Прошу рассмотреть».
Критика работы академического института была уничтожающей, хотя демагогической и не очень грамотной:
«За последнее время в ряде книг, подготовленных Институтом истории СССР, имеет место искаженное толкование некоторых коренных положений марксистско-ленинской теории о характеристике рабочего класса и его роли в победе Октябрьской революции и строительстве социализма и коммунизма в нашей стране.
В этих книгах содержатся ошибочные утверждения, противоречащие ленинскому учению о гегемонии пролетариата, о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую, о союзе рабочего класса и беднейшего крестьянства в Октябрьской революции, о руководящей роли рабочего класса и беднейшего крестьянства в советском обществе…
«Новые» положения о месте и роли советского рабочего класса находятся в полном противоречии с решениями XXIV съезда КПСС, выступлениями Генерального Секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева на съездах, пленумах ЦК КПСС, на XV съезде советских профсоюзов».
Заручившийся поддержкой Шелепина ректор профсоюзной школы – не единственный, кто атаковал директора Инстутата истории СССР члена-корреспондента Академии наук СССР Павла Васильевича Волобуева. Он был настоящим ученым, собирал вокруг себя талантливых людей, которые серьезно изучали историю своей страны. Они пытались отойти от устоявшихся трактовок советской истории и неминуемо столкнулись с коллегами-ортодоксами, которые верностью партийным догмам, как правило, компенсировали собственную бездарность.
Коллеги информировали аппарат ЦК о том, что Волобуев в своем институте «ревизует кардинальные положения марксизма-ленинизма». Отдел науки и учебных заведений ЦК вел настоящую войну против Волобуева. Директор института не был диссидентом. В прошлом он сам работал в аппарате ЦК партии и чувствовал себя довольно уверенно. Но партийные догмы пересмотру не подлежали. В конце концов его убрали с должности. Новым директором Института истории стал тот самый бывший заведующий сектором отдела науки ЦК, который добился снятия Павла Волобуева.
В конце декабря 1969 года секретарь ЦК и заведующий международным отделом Борис Николаевич Пономарев представил руководству партии написанную от руки записку «Об исполнении расходов „Международного фонда помощи левым рабочим организациям“ за 1969 год». Это был один из самых больших секретов партии – суммы в долларах, которые Москва выделяла иностранным компартиям.
Борис Пономарев докладывал:
«В 1969 году помощь была оказана 73 партиям и национально-демократическим организациям в сумме 14.787.000 долларов.
Итальянской компартии в 1969 г. была сокращена сумма помощи вдвое (до 3.700.000 долл.)
Из средств фонда 1969 г. не было израсходовано 1.763.000 долларов.
Вносится предложение о создании фонда 1970 года на уровне 1969 года, в размере 16.550.000 долларов, в том числе:
от КПСС – 14.000.000 долларов…»
Остальные деньги вносили другие социалистические страны. В приложении, также написанном от руки, перечислялись иностранные партии и суммы, которые им предлагалось выделить в следующем году. Деньги передавались резидентами КГБ. Суммы были согласованы с Брежневым и Сусловым, которые уже поставили свои подписи, поэтому остальные члены политбюро просто расписывались на записке Пономарева.
Только Шелепин предложил наказать итальянских коммунистов, которым предлагалось ассигновать три миллиона семьсот тысяч долларов. Происходившее в Советском Союзе отвращало европейцев от компартий, и европейские коммунисты стали критиковать советскую действительность. Итальянцы делали это откровеннее других.
Шелепин расписался на записке Пономарева, но добавил:
«Возможно, по итальянской компартии следовало бы несколько сократить сумму помощи».
Это нарушило ход голосования.
Документы понесли Брежневу с короткой припиской:
«Леонид Ильич, направляю проект постановления ЦК (о международном фонде), проголосованный членами политбюро. Фонды на будущий год предусмотрены в размере прошлого года.
При голосовании т. Шелепин вносит предложение сократить сумму помощи Итальянской компартии до 3 м. д., хотя она и так уже сокращена вдвое».
Пожелание Александра Николаевича учитывать не стали. Его инициатива, скорее, вызвала раздражение: опять влез не в свое дело.
Сам Шелепин вспоминал, как накануне одного из пленумов ЦК он зашел к главе правительства Косыгину. Сказал, что как руководитель профсоюзов настаивает на принятии поправок к пятилетнему плану, предусматривающих повышение жизненного уровня людей. Изложил конкретные предложения ВЦСПС. Предупредил: если Косыгин этого не сделает, то он выступит сам.
Косыгин немедленно пересказал разговор Брежневу. Тот буквально через час пригласил к себе Шелепина.
Сразу спросил:
– Какие у тебя отношения с Косыгиным?
– Вы же знаете, что на заседаниях политбюро мы с ним по принципиальным вопросам остро спорим, – ответил Шелепин.
Это Брежнева вполне устраивало.
– Ты говорил Косыгину, что собираешься выступать на пленуме?
Шелепин подтвердил и объяснил, что именно он намерен сказать. Брежнев попросил его не выступать и твердо обещал учесть его предложения. Но ничего не сделал. Главное для него было – не пустить Шелепина на трибуну партийного пленума.
Александр Николаевич не делился своими неприятностями даже с близкими друзьями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});