глазам его было видно, что он мысленно обозревает свою (воображаемую) высокую квалификацию.
— Что ж, не стану отрицать, — хихикнул он. — Бывало у меня такое, что грех жаловаться.
— Не сомневаюсь, — отозвался я, заходя в лифт. — По правде говоря, вам самому следовало бы писать книги на эту тему.
Новый взрыв смеха этого Казановы, Марка Антония и Рамона Наварро в одном лице призван был выразить его протест: дескать, я перехватил, изображая его неотразимым соблазнителем.
К утру следующего дня мне уже возвратили тома кроме того, который я одолжил Гэвину. При этом я обнаружил, что чары Хэвлока продолжают действовать. Дэнис сообщил мне, что совершенно сбит с толку. До знакомства с Хэвлоком ему был известен только один, чистый и непорочный вид секса. Стелла рассказала, что ее дружок отнюдь не заинтересовался футболом, напротив — ведет себя хуже прежнего, и накануне вечером она еле-еле смогла отстоять свою девственность.
Итак, оставалось заполучить обратно том, одолженный Гэвину. А именно тот, который был посвящен нормальному сексу, поскольку Гэвин один за другим проштудировал все девять томов. Мне сказали, что он уехал в Шеффилд на уик-энд, но в понедельник утром должен вернуться.
Наступил день моего отъезда, и рано утром меня разбудил скрип двери в передней моего номера и какой-то глухой стук. Тут же дверь закрылась, и я решил, что мне принесли завтрак.
— Входите! — крикнул я сонно, однако ответа не последовало.
Не иначе какая-нибудь не в меру прилежная горничная задумала с утра пораньше проверить, не пора ли приступать к уборке, сказал я себе. Повернулся на другой бок и снова заснул.
И лишь после того, как я встал и принял душ, я увидел на полу в передней восьмой том Хэвлока Эллиса. Стало быть, это Гэвин приходил вернуть прочитанную книгу. Я поднял ее, из книги выпала записка.
«Спасибо за книгу, — сообщал мне Гэвин. — Лучше бы я вовсе не брал в руки этот проклятый том. Дал почитать Руперту, а когда после работы пришел к себе, застал его в моей постели с девушкой. Все, с сексом покончено. Искренне ваш Гэвин».
Хэвлок, стойкий боец, нанес последний удар.
Человек от «Мишлена»
Много лет назад, когда я только начинал путешествовать по Франции, один добрый приятель вручил мне экземпляр «Путеводителя Мишлена», руководимый, видимо, теми же чувствами, какие побуждают членов религиозных обществ снабжать экземплярами Библии гостиничные номера. Для путешественника и гурмана «Путеводитель Мишлена» (ласково именуемый «Миш») то же, что Библия для христианина, Коран для мусульманина, изречения Будды для немалой части человечества. Во Франции он ваш гид, наставник и друг. Он — маленький, толстый и красный, подобно многим упитанным добродушным французским крестьянам, цветущим от многолетнего потребления хорошей пищи и вина. Под ярким переплетом собраны данные и раскрыты сокровенные секреты примерно двух тысяч гостиниц, пансионатов и ресторанов.
Откройте «Миш», и вы найдете сведения о всех достойных упоминания пристанищах в радиусе до ста километров от вашего местонахождения. Путеводитель скажет вам, дозволено ли приводить в номер собак, можете ли вы рассчитывать на полный комфорт или всего лишь на сносные условия, есть ли при гостинице гараж, а в номерах — телефон, ванная и прочие современные удобства, обеспечен ли вам полный покой (о чем говорит знак, изображающий красное кресло-качалку), окружена ли гостиница садом.
Однако «Миш» предложит вам не только перечень примет, сравнимых с досье Скотленд-Ярда, он расскажет, как кормят в каждом отдельном заведении. Франция — чрезвычайно здравомыслящая страна, люди ее относятся к пище, как к произведению искусства, и ведь хорошо приготовить и оформить блюдо — в самом деле искусство, которое, увы, почти совершенно забыто в Англии. Во Франции к выбору блюда подходят так же осмотрительно, как вы отнеслись бы к выбору супруги, а то и еще придирчивее. Вот почему в «Мише» вы увидите на полях рядом с названиями ресторанов знаки, помогающие верно сориентироваться человеку, серьезно относящемуся к пище и ее приготовлению.
Первый знак такого рода изображает скрещенные ложку и вилку. Если напечатан один знак, можете рассчитывать на простую и сытную трапезу, два или три знака сулят отличный или превосходный стол, четыре скрещенных ложки и вилки означают нечто особенное. Дальше следует такое, что у вас захватывает дух.
Четыре знака плюс звездочка обещают божественную трапезу в идеальной обстановке; эта комбинация — первая ступенька гастрономической лестницы, ведущей в рай, обозначенный четырьмя скрещенными ложками и вилками и тремя звездочками. Правда, таких заведений во всей Франции только четыре. Получить в «Мише» три звездочки неизмеримо труднее, чем заслужить английский крест Виктории, французский Военный Крест или американский орден «Пурпурное Сердце»; даже одна звездочка делает на всю жизнь счастливым уважающего себя шеф-повара.
Оценив кулинарный рейтинг заведения по числу скрещенных ложек и вилок, плюс звездочек на полях, вы можете приступить к изучению дальнейших сведений, коими вас заботливо снабжает «Мишлен». Для каждого ресторана названы фирменные блюда и вина, которыми особенно гордится заведение. Так что, остановив свой выбор на том или ином пристанище, вы можете затем пять или шесть минут дразнить свои вкусовые сосочки, мысленно смакуя запеченных раков, или поджаренного в сметане палтуса, или суп из омаров, или бифштекс «шароле» с маслятами, этими чудесными грибами, черными, как смертный грех, и вызывающими представление о ведьминых зонтах.
Таким образом, «Путеводитель Мишлена» — не просто справочник, это еще и гастрономическая поэма. Лишь однажды подверг я сомнению достоинства сего несравненного издания. Лишь однажды — и то ненадолго — меня посетила мысль, что в своем стремлении не проходить мимо ни одного гастрономического достижения «Миш» нарушил каноны приличия. Случилось это несколько лет назад, когда я совершал ежегодное паломничество в маленький домик, приобретенный мной в Южной Франции, где я пытаюсь делать вид, будто Александр Белл вовсе не изобрел телефон, и кое-что написать.
В том году Европа выбралась из объятий теплой влажной зимы и встретила пышную, благоухающую многоцветную весну. Соответственно Франция, и без того одна из самых красивых стран мира, смотрелась как великолепный узорчатый гобелен, деревенские сады с их ярким многоцветьем напрашивались на сравнение с пасхальными яйцами Фаберже. Цвела полевая горчица, когда я взял курс на юг, и моя машина катила по меандрам проселочных дорог среди ослепительного, канареечно-желтого ландшафта. Восхищенный картинами усыпанных цветами изгородей и склонов, безбрежных желтых полей горчицы, озаренных весенним солнцем крыш с пряничной черепицей, я ехал, будто в полусне.
В полдень я сделал остановку в селении,