Сиам поняла, что и она находится отчасти в таком же положении. Ее спасением был Барни. Пока он не появится, она будет паинькой, чтобы ее не глушили успокоительным. Она будет старательно сниматься в рекламе.
Они достигли нужного этажа. Для них отперли очередную дверь. Тюремный коридор уже был освещен переносными прожекторами, телекамера готова к съемке.
Сиам вошла в тесную каморку, сжимая в руке кружку. В стене напротив камеры было два застекленных окна, за которыми столпились обладательницы черных лиц. Они таращили на нее глаза, испытывая почтение к такой важной персоне. От их уличной закалки сейчас не осталось ничего, кроме шрамов и фонарей под глазами.
Сиам стало настолько не по себе, что она не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Ее спас смех ассистента режиссера и звукооператора, которые вошли к ней в камеру в сопровождении других членов группы и надзирательницы с офицерскими нашивками. Сиам последовала за ними в угол камеры, где имелось окошко с решеткой и стальной сеткой. В окне высокого жилого дома напротив мужчина занимался эксгибиционизмом, рассчитывая на внимание обитательниц тюрьмы.
Надзирательница нисколько не удивилась.
— Нам пора покинуть этот район. Теперь здесь живет такой люд, который и в тюрьму-то пускать опасно. Раньше под нашими окнами проходила наземная железная дорога вдоль Шестой авеню, а что творится теперь — сами видите. Времена изменились. Раньше мужчины заглядывали в наши окна, чтобы застать девочек в чем мать родила, теперь бесплатные зрелища наблюдают они сами. Ничего, скоро мы переведем их на остров Рикерс. Там им будет гораздо лучше, чем в Виллидж. Тамошняя колония расположена у самой взлетной полосы аэропорта Ля Гардиа. Лучше слушать рев взлетающих самолетов, чем смотреть на сумасшедших, демонстрирующих себя женщинам-заключенным.
Заключенные встречали ужимки эксгибициониста восторженными воплями.
— Пора снимать, — сказал режиссер. — Все по местам!
Сиам отвернулась и направилась со своей кружкой к решетке, так и не рассмотрев голого психа. В окнах запертой Столовой по-прежнему чернели женские лица, завороженно наблюдавшие за волшебным действом.
Режиссер указал на высокого мужчину сбоку от камеры, который послушно принялся зачитывать приятным баритоном:
— Вы ощущаете себя узником собственной перхоти?
Сиам грустно смотрела в камеру через решетку. Баритон продолжал:
— Из-за перхоти ей не видать свободы.
Режиссер жестом приказал вступать Сиам. Она застучала кружкой по решетке.
Баритон зачитал:
— Она знала, что ее тюремный срок подходит к концу, но не могла представить себе жизнь под гнетом отвратительной проблемы — ее замучила перхоть.
Режиссер указал на модно одетую манекенщицу, которая показала камере только свою руку. В руке была емкость со средством от перхоти, которое тотчас полилось в кружку Сиам.
— Снято! — крикнул режиссер, довольный собой. — Сиам, мы запишем ваше пение для начала и конца ролика в студии.
Она согласно кивнула.
Косметолог, гример и костюмерша накинулись на Сиам, чтобы превратить ее в красотку, каковой ей требовалось стать для второй части рекламы. Одна причесывала ее, другая придавала ее лицу беззаботное выражение, присущее женщине, не приговоренной к тюремному сроку заключения и не изводимой перхотью, третья сорвала с нее полосатую робу и обвязала выходным платьем, вместо того чтобы надеть его на нее через голову. Все бегом покинули камеру, оставив дверь открытой.
— Готово! — скомандовал режиссер. — Все по местам.
Сиам, повинуясь режиссеру, заняла место у распахнутой двери камеры. Ее улыбка свидетельствовала о благополучном разрешении убийственной проблемы с перхотью.
Режиссер указал на баритон, который затянул:
— Сиам Майами — новейшая сенсация, чудо-певица! Она устранила проблему перхоти и тем добилась успеха.
По сигналу режиссера Сиам зашагала прочь от тюремной камеры прямиком на отъезжающий телеобъектив.
— Теперь Сиам Майами живет свободной жизнью, — радостно сообщил баритон. — А вы? Попробуйте «Гламодрим». Специальный состав для женщин! Он открыл перед Сиам Майами двери к успеху. Пусть он распахнет двери и перед вами!
— Готово! — воскликнул режиссер. — Великолепно! — Подойдя к Монку, он сказал: — Безграничный талант! Вполне можно переводить ее на бензин и сигареты.
Сиам взяла у костюмерши свою меховую шубку и поспешно надела ее. Она боялась оглядываться на черных зрительниц в окнах столовой, чтобы ее не парализовало отчаяние.
— Желаю удачи в завтрашнем концерте! — сказал режиссер ей вслед.
— Спасибо, — сказала Сиам и пошла к лифту, преследуемая Монком.
В лимузине Монк сказал:
— Ты славно поработала. — Он придвинулся к ней поближе, она отстранилась без намерения его обидеть.
Он был удовлетворен ее сговорчивостью. В санатории расписался в журнале и положительно отозвался в разговоре с медсестрой о состоянии Сиам. Дождавшись, пока сестра уведет ее наверх, он позвонил Доджу.
— Сегодня она работала на меня безупречно.
— Замечательно! — довольно отозвался Додж. — На сегодня твой рабочий день закончен. Просто не выпускай ее из виду до завтрашнего концерта. После этого мы освободимся от нее.
Монк повесил трубку и вышел из здания.
Сестра вызвала для Сиам маленький персональный лифт.
— Сегодня вам лучше?
— Гораздо лучше, благодарю.
— Вы репетировали программу концерта?
— Нет, снималась в телерекламе.
— Какая прелесть! — Сестра была восхищена. Сиам предпочла бы, чтобы ей посочувствовали.
На крыше санатория был устроен удобный солярий под янтарным тентом. Усевшись в шезлонг, Сиам увидела, что по периметру крыши тянется стеклянное ограждение. Рядом с ней присела молодая администраторша. Закурив, она протянула пачку Сиам. Та отказалась.
— Хороший вид, — сказала женщина, чтобы начать разговор, и указала на Ист-Ривер.
— Хороший, — согласилась Сиам. — Что это там за острова на реке? — спросила она, указывая на клочки суши в северном направлении.
— Не знаю, — ответила собеседница. — Их называют «Врата ада».
— А остров прямо перед нами?
— Остров Благоденствия.
— Что это на нем за грязное, уродливое здание?
— Городская больница для бедных.
— А мерзкий район за рекой — сахарная фабрика, сплошные заводы? — Сиам указала на юг.