такого?
Мо Жань схватил Ши Мэя за правую руку и с дерзкой усмешкой отогнул мизинец. Разрываясь между раздражением и смехом, Ши Мэй неохотно протянул руку.
Неожиданно вместо того, чтобы соединить их мизинцы, Мо Жань хитро прищурился:
— Цзяньгуй, за работу!
Иву не пришлось просить дважды. Цзяньгуй мгновенно удлинился и обвил мизинец Ши Мэя, другим концом зацепившись за мизинец Мо Жаня.
Смеющийся красивый юноша был похож на хитрую лису, пробравшуюся в курятник. От этой лучезарной улыбки на его щеках появились милые ямочки:
— Поздравляю, ты попался!
Ши Мэй занервничал:
— Ты! Сейчас же отпусти!
— Подожди, подожди… Я отпущу, но сначала всего несколько вопросов, — рассмеялся Мо Жань.
По правде говоря, Мо Жань чувствовал, что что-то не так, с тех пор, как Ши Мэй не смог открыть шкатулку Чансянсы. Несмотря на то, что он был в перчатках и не прикоснулся к шкатулке кожей, Мо Жань не мог избавиться от своих сомнений. Как назло, именно Чу Ваньнин открыл Чансянсы.
Чу Ваньнин... как такое вообще могло произойти...
Мо Жань предпочитал думать, что Чансянсы была сломана, но все равно хотел использовать Цзяньгуй, чтобы убедиться. Он был абсолютно уверен в своих чувствах к Ши Мэю, но занимал ли он сам то же место в сердце этого красивого юноши? Что касается того признания на озере Цзиньчэн, он до сих пор не был уверен, что все не было сном.
Ши Мэй обладал мягким темпераментом и был добр всегда и ко всем. В отличие от того же Чу Ваньнина, который не вызывал никакой симпатии с таким вечно угрюмым выражением лица, будто весь мир взял у него в долг и забыл отдать.
Может быть, Тасянь-Цзюнь и был неотесанным дикарем, но, когда думал о человеке, которого выбрало его сердце, он мог до смерти запутаться в своих чувствах и желаниях.
— Начнем, — сердце Мо Жаня было полно тревоги, но он продолжал ухмыляться и изображать беззаботность. Он решил намеренно задать несколько несущественных вопросов, чтобы вымостить путь к ответу на самый главный:
— Что ты думаешь о Сюэ Мэне?
— Молодой господин — хороший человек, но он слишком прямолинеен, а иногда невыносимо бестактен.
Мо Жань расхохотался и радостно захлопал в ладоши:
— Даже ты не можешь выдержать его? Ха-ха-ха, неудивительно, ведь он такой зануда!
Ши Мэй покраснел:
— Говори потише, нас же могут услышать...
— Ладно, ладно, — Мо Жань ухмыльнулся, — но меня радует, когда ты плохо говоришь о нем.
Ши Мэй:
— ...
Мо Жань продолжил:
— А что ты думаешь об Учителе?
— Учитель — тоже хороший человек, но его нрав несколько...
Ши Мэй, казалось, действительно не хотел критиковать Чу Ваньнина, но был связан Цзяньгуй, поэтому он прикусил губу на некоторое время, но все же закончил мысль:
— У него слишком вспыльчивый нрав.
— Ха-ха, вспыльчивый? Да он вспыхивает от дуновения ветра. Взрывается по пять раз на дню, но ни за что не признается, что злится. Да все жены и наложницы императора менее капризны, чем он.
Чу Ваньнин, стоя за углом:
— !..
Между тем Мо Жаню стало любопытно, и он спросил:
— Но если ты с самого начала знал о его плохом характере, то почему все равно выбрал его как Учителя?
Ши Мэй ответил:
— Учитель холоден снаружи, но у него доброе сердце. Я не так одарен от природы, как другие, но он не считает меня глупым, даже если мое развитие такое медленное. Он сказал: пусть я не имею боевых способностей, это не повод отказаться от обучения, — и научил меня исцелению и восстановлению. Учитель очень добр ко мне.
Изначально радостный Мо Жань, слушая эту речь, почувствовал, как все его настроение улетучивается вместе с улыбкой.
Он долго молчал, прежде чем наконец выдавил:
— С чего ты взял, что он хорошо к тебе относится? Все, что он сделал, — это обучил тебя нескольким техникам и иногда проявлял заботу. Но разве это не долг каждого учителя?
— Это не то же самое...
Мо Жань разозлился:
— Все равно он не может быть добр к тебе! Я могу делать все, что он делает с тобой!
Ши Мэй замолчал. В наступившей неловкой тишине Мо Жань с трудом погасил злое пламя в своем сердце. Увидев, что Ши Мэй расстроенно потупил взгляд, он почувствовал себя виноватым и прошептал:
— Прости меня...
— Все в порядке, — тихо прошептал Ши Мэй. А потом вдруг вскинулся и заговорил быстро и сбивчиво. — Несколько лет назад, до того как ты пришел на Пик Сышэн, я шел по тропинке, и внезапно начался ливень. В то время я еще не был чьим–то учеником. Когда я бежал под дождем, то встретил его. Он держал красный бумажный зонтик и, видя мое жалкое состояние, позволил мне спрятаться под ним. Я был наслышан о его репутации, поэтому, пока шел рядом с ним, чувствовал себя ужасно.
— И что?
— Ничего. За всю дорогу мы не произнесли ни слова, — Ши Мэй мягко улыбнулся.
Мо Жань кивнул:
— Он такой скучнейший тип, что с ним и поговорить не о чем.
Ши Мэй слегка улыбнулся.
— Да, Учитель мало говорит. Но когда он проводил меня до двери и я повернулся, чтобы поблагодарить его, увидел, что его правое плечо полностью промокло от дождя. Весь наш путь я шел слева от него, и на меня не упало ни капли.
Мо Жань не знал, что сказать. А Ши Мэй продолжил:
— На самом деле тот маленький зонтик мог закрыть только одного человека, а он использовал большую его часть, чтобы защитить меня. Я смотрел, как он уходит под тем дождем, а потом вернулся в свою комнату и написал письмо с просьбой принять меня в ученики.
— Хватит болтать, — прервал его Мо Жань. — У тебя слишком мягкое сердце! Если ты продолжишь, я начну плакать от жалости к тебе.
— А-Жань, а тебе не кажется, что Учитель достоин жалости? — спросил Ши Мэй с теплом в голосе, предназначавшемся явно не Мо Жаню. — Он гуляет под этим маленьким зонтиком потому, что всегда одинок и никто не хочет идти с ним рядом... Вот почему даже если Учитель иногда строг со мной и наказывает меня, мне все равно. Я просто вспоминаю его мокрое плечо...
Мо Жань ничего не сказал,