Чу Ваньнина застыла в жилах, когда Мо Вэйюй начал грубо срывать с него одежду, бормоча:
— Зачем притворяешься благородным?! Зачем строишь из себя святошу?! — глаза Мо Жаня были обжигающе страстными и безумными, но на самом дне их Чу Ваньнин увидел странный свет: как будто долго копившаяся ненависть, наконец-то найдя выход, излилась наружу.
Это было похоже на кипение магмы, до поры до времени пойманной в ловушку слоями породы. После долгого периода терпения раскаленная лава скрытых желаний и подавленных чувств вырвалась на волю и теперь била ключом.
Ошпаренный этой страстью, Чу Ваньнин пытался уйти от причиняющего почти физическую боль взгляда хищника, но Мо Жань, угадав намерения жертвы, жестко схватил его за подбородок прежде, чем он смог отвернуться.
— Смотри на меня!
Хриплый голос был обжигающе знойным и слегка дрожал. Чу Ваньнин не знал, было это волнение от близости или жажда оголодавшего зверя.
— Я хочу, чтобы ты смотрел на меня!
Чу Ваньнин вздрогнул и закрыл глаза.
Все-таки какой абсурдный сон...
— Учитель, — внезапно голос в его ухе снова стал мягким и нежным, с такими знакомыми просящими нотками. — Учитель, проснитесь...
Чу Ваньнин смутно увидел лицо Мо Жаня слишком близко от его собственного. Не думая ни секунды, он нанес яростный и безжалостный удар. Ладонь с хлестким звуком опустилась на щеку застигнутого врасплох ученика.
Мо Жань отшатнулся.
— Ах… — выдохнул он и широко раскрыл глаза. — Учитель, почему вы бьете людей без причины?!
— … — Чу Ваньнин сел на постели, его глаза светились гневом на грани паники.
Тело все еще слегка дрожало. Сон, тесно переплетясь с реальностью, грозил свести его с ума.
— Учитель…
— Не подходи! — яростно закричал Чу Ваньнин. Его брови грозно сошлись над переносицей.
Мо Жань был поражен такой реакцией, и прошло некоторое время, прежде чем он осторожно спросил:
— Вам приснился кошмар?
Кошмар… Это был сон… это был всего лишь сон!
Довольно долго Чу Ваньнин просто тупо смотрел на человека перед собой, прежде чем смог взять себя в руки и собрать остатки самообладания.
Он все еще в библиотеке Павильона Алого Лотоса. Зал Даньсинь с его красными занавесками и мужчина с лицом Мо Жаня исчезли. Лицо юноши перед ним все еще было по–детски невинным.
— Хм… да… в моем сне… я ударил человека...
Наконец, полностью проснувшийся Чу Ваньнин постарался придать своему лицу приличествующее выражение. Пытаясь выиграть время и успокоить горящее после сна тело, он попытался поправить одежды, однако тонкие пальцы все еще предательски дрожали.
Мо Жань потер покрасневшую щеку и пробормотал:
— Что за кошмары снятся Учителю? Это было очень жестоко.
Смущение промелькнуло на лице Чу Ваньнина. Он поджал губы и, чуть отвернув свое красивое лицо, высокомерно промолчал.
Его облик был спокоен, как озерная гладь, но в сердце бушевали штормовые волны. Чу Ваньнин чувствовал, что его самоуважение опасно пошатнулось: он не мог поверить, что у него могут быть такие нелепые, грязные и бесстыдные мечты. Такой извращенный человек, как он, разве имеет право называть себя Учителем!
Но что было особенно оскорбительно: это бесполезное тело, вопреки здравому смыслу, в этом унизительном сне реагировало совершенно однозначно и бесспорно...
К счастью, одежда была достаточно свободной, чтобы скрыть его позор от чужих глаз. Он сидел с мрачным и темным от досады лицом, потирая висок и утихомиривая бунтующее тело.
Конечно, после подобного сна ему сложно было не ухватиться за возможность выместить свой гнев на Мо Жане. Хотя Чу Ваньнин не мог наказать его за происшедшее во сне, ничего не мешало сейчас просто выставить наглого мальчишку вон. Поэтому, слегка приподняв брови, он ядовито процедил:
— Посреди ночи ты вламываться в мою спальню. С каких это пор Павильон Алого Лотоса стал твоим домом? Думаешь, что ты — старейшина Юйхэн?
Сначала ему без всякого повода дали пощечину, теперь выпороли словесно. Чувствуя себя несправедливо обиженным, Мо Жань пробормотал себе под нос:
— Что, вы опять демонстрируете свой дурной нрав?
Брови Чу Ваньнина опять грозно приподнялись:
— Я не раздражен! Я просто хочу спать, а ты мне мешаешь. Убирайся!
— Но, Учитель, уже утро[49.1]… — возразил Мо Жань. — Я осмелился войти в Павильон Алого Лотоса без разрешения, потому что мы уже довольно долго ждем на Платформе Шаньэ, но Учитель так и не пришел.
Чу Ваньнин потерял дар речи. Двери и окна в библиотеке были закрыты. Он открыл ставни: и действительно, солнце уже поднялось высоко в небе, громко пели птицы, жужжали и стрекотали разные насекомые.
Чу Ваньнин нахмурился еще сильнее. Казалось, еще немного — и он призовет Тяньвэнь, чтобы высечь всех, кто находится в пределах досягаемости.
Если бы Мо Жань не разбудил его от этого весеннего сна[49.2], он мог бы... От этой мысли у Чу Ваньнина запульсировала вена на виске, а суставы пальцев, сжимающих оконную раму, стали бледными, как нефрит.
Духовное и физическое самосовершенствование Чу Ваньнина позволяло ему легко подавлять плотские желания. У него никогда не было даже эротических фантазий, не говоря уже о весеннем сне.
Ученый Чу, когда дело касалось морали, был похож на чурбан: слишком задеревенел, неуклюж и туп. Его высокоорганизованный разум слишком легко справлялся с желаниями тела. Довольно часто он с самодовольным пренебрежением смотрел на влюбленные пары и их попытки двойного совершенствования[49.3]. Как же тогда он был горд собой!
Кто мог подумать, что в одно прекрасное утро лошадь потеряет переднюю подкову и так бесславно падет...
Да, в конечном счете он все-таки упал прямо в руки своего юного ученика.
Мудрый, благородный и хладнокровный Ученый Чу сейчас не смел даже взглянуть на Мо Жаня. Он сердито бросил:
— Пойдешь со мной на Платформу Шаньэ для утренней практики! — и, взмахнув рукавом, поспешно покинул библиотеку.
Сюэ Мэн и Ши Мэй ждали уже давно. Когда Чу Ваньнин пришел, они сидели в тени и разговаривали.
Ши Мэй был встревожен:
— Учитель никогда не опаздывает. Может, что-то случилось? Уже так поздно, а мы не видели даже его тени.
Сюэ Мэн был еще более обеспокоен:
— Разве Мо Жань не пошел искать Учителя? Прошло уже много времени, а он все еще не вернулся! Если бы знал, что он пропадет на полдня, я бы пошел с ним. Надеюсь, Учитель не заболел?
Ши Мэй сказал:
— Рана на плече Учителя довольно сложная. Даже при правильном лечении его