пристани, спустились по каменным ступенькам и добрались до освещенного блестящего причала.
— Куда вы меня ведете? — прокричал Генри, чтобы перекрыть шум грозы.
— А чего ты боишься? Что я брошу тебя в воду? Ты же сын Гранта Огастина, — иронично заметил Джей.
Он пересек носовую часть небольшой шестиметровой моторной лодки с крохотной, частично застекленной кабиной управления. Лодка раскачивалась и двигалась во всех направлениях.
— Поднимайся, — потребовал Джей.
— Нет.
В руке Джея появился пистолет.
— Заткнись и поднимайся.
45. В открытом море
Генри был весь мокрый. Он дрожал, ветер дул ему прямо в лицо. Стоящий за штурвалом Джей, казалось, оставался нечувствителен к холоду. На море была качка, и Генри, которого обдавало брызгами, пришлось крепко держаться.
Наконец Джей выключил мотор, и лодка, которую тут же начало раскачивать волнами, зарылась носом в воду. Кругом висела сплошная пелена ливня; не было видно даже Гласс-Айленд. Единственное, что удавалось различить сквозь завесу дождя, кроме поверхности воды совсем рядом с лодкой, — это свет маяка, будто составленный из точек и черточек: ослепительно-белая огненная стрела с картины кого-то из импрессионистов.
Генри рассматривал Джея, его худое лицо, лихорадочный взгляд, и ему казалось, что перед ним зверь, волк или койот, но не человек.
— Что случилось, Генри? — спросил Джей, глаза которого сверкали опасным блеском. — Ты выглядишь совсем бледным.
Ничего не говоря, Генри снова посмотрел на Джея, дрожа от холода и страха.
— Мне очень понравилась твоя история вчера вечером, — снова сказал Джей.
Он схватил в кабине термос, налил себе стакан и поднес к губам. Генри почувствовал долетевший до него запах кофе, смешанный с запахом дождя. Сквозь грозу светящаяся стрела маяка, должно быть, повернула к ним за его спиной, так как она осветила лицо Джея, который зажмурился, ослепленный, затем все снова потонуло во мраке.
— Нас ожидает долгая ночь. Хочешь?
На борту они находились одни, но Джей был более сильным, закаленным и держался настороже. Генри сделал знак, что не хочет.
— Какой талант рассказчика! Тебе следует задуматься о карьере писателя.
Глядя на него, Джей сделал новый глоток. Генри слышал ритмичный звук, с которым волны ударялись о корпус. Его мокрые волосы танцевали вокруг щек. Он увидел, что в свободной руке Джея снова появилось оружие. Юноша сделал над собой усилие, чтобы выдержать этот сверкающий взгляд, окруженный темнотой, и внезапно на него снизошло озарение, наполнившее его ужасом: он сейчас умрет — этой ночью.
— Какой роман! Увлекательный, поучительный, трогательный… Прямо-таки нереальная история… Но ты не смог удержаться, чтобы не оставить нам кое-какие крохотные улики то тут, то там: например, твое увлечение косатками, этими хищниками, находящимися на самом верху пищевой цепочки… И все эти фильмы ужасов в твоей комнате… Твои любимые? Ты сам их перечислил: «Проклятие», «Изгоняющий дьявола», «Кольцо»… Сплошные истории про злобных мальчишек! Все эти зацепки, которые ты нам оставил… Ты хорошо поразвлекся вчера вечером, Генри? Считаешь себя хитрее всех на свете, а?
Генри с вопросительным видом наблюдал за собеседником, разинув рот. Его нижняя губа тряслась. Он подумал о той ночи на пароме, когда все началось, — ночи, похожей на эту.
— Я не понимаю…
— Грант, который снова обретает сына спустя столько лет, сына, не виновного в преступлении, в котором его обвиняли, — какая волшебная сказка…
Свет маяка снова залил лодку. Светящаяся кисть во второй раз ударила в Джея, и тот поднял перед собой руку с оружием. У Генри свет был по-прежнему за спиной.
— Разве что у Гранта и Мередит никогда не было сына, а была дочь, не правда ли, Генри? — очень тихо произнес Джей, когда свет исчез.
— Что?
Из-за шума волн Генри задался вопросом, верно ли он расслышал.
— Твоя группа крови — первая отрицательная. А у Гранта — вторая положительная. У отца со второй положительной группой никаким образом не может быть сына с первой отрицательной… А вот у Наоми как раз вторая положительная.
— Ерунда! — возразил Генри. — Существуют случаи… очень редко, но они существуют…
— Да ну? Один шанс на сколько миллионов? Ну хорошо, допустим, так и есть. За исключением того, что старый добрый Даг — помнишь Дага? ваш сосед и лучший друг твоих мам — никогда не слышал о Мередит… И что, по его словам, когда тебя усыновили, тебе было не два-три года, а семь. А спорим, что если сделать сравнение ваших с Грантом ДНК, результат будет отрицательный? Твоих родителей звали Джорджианна и Тим Мерсеры. Они умерли — утонули, когда тебе было семь лет. А из того, что ты не сын Гранта, но ребенок, которого носила Наоми, — его внук, я сделал вывод, что фрагмент ДНК Гранта у эмбриона не от тебя, а от нее… Наоми доверилась тебе, не так ли? Сказала, что она дочь Гранта Огастина, и поведала историю Мередит, своей матери, так ведь? Но в таком случае, если придерживаться этой версии, по какой причине Мередит заставила Гранта поверить, что у него сын, а не дочь?
Генри упрямо молчал, не произнося ни слова, и стучал зубами.
— Может быть, по той же причине, по которой она не переставала убегать, прятаться и по которой сменила имя, — продолжил Джей. — Чтобы защитить ребенка, чтобы помешать Гранту найти его… найти ее в тот день, когда это взбредет ему в голову. Мередит знала, какими средствами он располагает. Очевидно, это многое меняло, раз с самого начала Грант Огастин искал мальчика вместо девочки. На языке военных это называется ложная цель, контрмера. Более того, она знала, что у него уже есть три дочери и что он мечтал о наследнике мужского пола. И вот, возможно, одним прекрасным утром она купила одежду для трехмесячного мальчика, нарядила в них трехмесячную Наоми и сделала фотографию с этим идиотским комментарием на обратной стороне — в таком возрасте трудно отличить мальчика от девочки,