Встаю и не спеша направляюсь к двери, возле которой по-прежнему стоят двое охранников.
– Нет, вы, русские, – точно все сумасшедшие, – бросает мне вслед турок.
– Ты даже не представляешь насколько, – не оборачиваясь отвечаю я и выхожу из кабинета в коридор.
Бравада бравадой, а вот уснуть так и не получилось. Лежал, подложив сцепленные ладони под затылок, и пялился в темноту. Как ни странно, но в реальность всего происходящего почему-то не верилось совершенно. Даже страха как такового не было, была только какая-то щемящая тоска и безысходность. А не свалял ли я дурака? Может, стоило все же принять это чертово предложение? Ну, увезли бы в Турцию, а там, глядишь, чего-нибудь и придумал бы… Ага, мля, или не придумал… Вон, тот убитый Толей американец, как там его Кылыч назвал?.. Сержант Броуди, кажется… Тоже сначала, наверное, так же думал, мол, первое время пережду, а там уж… И никакого «там уж» не случилось. Так и пахал бывший бравый американский морской пехотинец на новых хозяев, пока не пристрелили, как пса, неизвестно где и непонятно за что. Вот тебе и «Semper fi»[143]… Нет уж – на фиг! Лучше сдохнуть, чем против своих воевать.
Мои терзания прервал довольно громкий шлепок. Я недоуменно провожу рукой по стене и тихо шиплю, когда пальцы нащупывают в каменной кладке что-то горячее. Рефлексы срабатывают быстрее, чем голова. Рушусь пластом на пол под нары раньше, чем понимаю, что держу в руке расплющившуюся о камень пулю, которая явно прилетела снаружи, пробив перед этим деревянную дверь. А вот звука выстрела было не слышно. Отсюда вывод – стрелявший явно не хочет привлекать к себе внимание. Так, похоже, как в старом американском кино про ковбоев и индейцев, кавалерия пришла на помощь в самый последний момент. Теперь главное – не мешаться людям под ногами и не нарваться на случайный рикошет. Высунувшись из-под нар, буквально сдергиваю с них за ноги своего молчаливого сокамерника. Тот брякается рядом, и я тут же зажимаю ему рот ладонью. Он, конечно, парень молчаливый, но мало ли… Еще начнет голосить спросонья, всю округу перебаламутит. Голосить тот не стал, просто взял мой мизинец на излом и, когда я, скривившись от боли, убрал свою лапу с его лица, шепотом поинтересовался:
– Ну, и какого х…?
– Отпусти, мля, – шиплю в ответ. – А то покалечу. Кажется, за мной друзья пришли, стреляют хорошо, но иногда промахиваются. Или ты шальную пулю ухватить хочешь?
– Промахиваются – это фигово, – шепчет сосед, отпуская мой мизинец. – Извини, погорячился.
Так и лежим мы вдвоем под нарами, чутко вслушиваясь в ночную тишину. Но слышно нам немного: и стрелки особо не шумят, и часовые, похоже, тревогу поднять так и не успели, да и толстые каменные стены нашего подвала как-то хорошей слышимости не способствуют.
Наконец минут через двадцать в замке начинает скрежетать ключ. На пороге возникает почти невидимая в темноте фигура в темно-сером, немного мешковатом комбинезоне, черного цвета разгрузочном жилете и черной же шапочке, только белая борода в темноте и видна толком.
– Миша, ты тут? – слышу сверху голос Ильяса.
– Тут, Эли, тут, – отвечаю я и, выбравшись из-под нар, начинаю отряхивать с себя прилипший к «горке» мелкий сор.
– Жив?
– И даже почти здоров.
В этот момент мой сокамерник начинает выбираться из-под нар, и Ильяс вскидывает ствол «Вала», а может, и ВСК – в темноте видно плохо.
– А это кто такой?
Тут до меня доходит, что лишние свидетели его деятельности Ильясу совершенно не нужны. Как говаривал папаша Мюллер: «Знают двое – знает свинья». Ведь пристрелит он этого киргиза, не задумываясь пристрелит.
– Он со мной, Эли.
– Друг?
– Знакомый. Но я его тут не брошу.
– Как скажешь. Все, болтать некогда, смена караула через три часа, нам за это время надо уйти как можно дальше.
– Ты уходи, Ильяс, никакого долга за тобой больше нет. У меня еще пара дел тут осталась.
– Каких дел, Миша, ты о чем?
– Во-первых, мне нужны мои вещи, которые у здешнего начальника в кабинете, а во-вторых, сам здешний начальник. Уж больно он умный и знающий, такому не в горах сидеть надо, а в Червленной, а то и в Ханкале.
Ильяс так и не смог подавить смешок.
– Всегда знал, что ты дурак, Тюкалов. Но дуракам Аллах помогает. Давай бегом за своими вещами, там живых уже нет, никто не помешает.
Я метнулся через двор к бывшему райотделу. В дверях, прямо на пороге, тело одного из охранников, перепрыгивая через которое я чуть не рухнул, поскользнувшись на луже крови, натекшей из его простреленной головы. Еще один труп обнаруживается в «дежурке», рядом с ящиком, в котором на гвоздиках висит десяток ключей. Бирки на них на турецком, поэтому я сгребаю все. Уж какой-нибудь, да подойдет.
Дверь в кабинет открылась с четвертой попытки. Свет зажигать нельзя, приходится рыскать в потемках, почти что на ощупь. Сослепу вписываюсь коленом точно в угол стола и начинаю сквозь зубы материться. От боли аж светлые пятна в глазах запрыгали.
– Может, так лучше будет? – раздается от двери голос соседа по камере, а по полу пробегает тонкий луч фонаря, с синим маскирующим светофильтром.
– Намного, – соглашаюсь я. – Ты где его достал?
– В «дежурке» в столе лежал.
– Блин, проглядел… Старею. А сам чего здесь?
– Ну, во-первых, ружьишко свое прибрать, – с этими словами он снял со стены так понравившуюся мне снайперскую винтовку и нежно, будто ребенка, прижал к себе. – Во-вторых, тебя поблагодарить. Сдается мне, этот милый старикан, если бы не ты, прихлопнул бы меня, как комара, не задумываясь.
Ты гляди-ка, не дурак парень! Да вдобавок еще и снайпер… Интересно, что если?.. Хотя нет, пока рано.
– Тебя хоть как звать, сосед? А то хороши мы с тобой «знакомые», даже по имени друг друга не знаем. «Милый старикан» снаружи мне, конечно, друг, но излишней доверчивостью не страдает.
– Руслан, – отвечает он.
– Михаил, – представляюсь я в ответ. – Ладно, помоги лучше. Тут где-то, возможно, мой автомат и кое-какие вещи лежат… Хотя, может – и не лежат, но поискать один черт нужно.
– Хорошо, – соглашается Руслан, откидывая портьеру, закрывающую дверь в соседнюю комнату. – Поищем.
На спешное, но, можно сказать, тотальное обшаривание полковничьего кабинета у нас ушло минут десять. Однако результаты меня совершенно не порадовали: у висящего на стене «Винтореза» кроме проблем с прикладом еще и затворная рама оказалась изуродованной, скорее всего, пуля попала. Коллиматор на американском карабине тоже был чистой фикцией: один только корпус. Пришлось удовольствоваться снятым с «семьдесят четвертого» подствольником. Из моего же имущества нашлись только «сто третий» с ГП и «стечкин». Да по одному магазину к ним. И ни единого патрона… Хотя чего удивляться? Господин полковник их на роль экспонатов готовил. Кто ж музейные экспонаты заряженными хранит? Радоваться нужно, что он У СМ в неисправность не привел или еще какую гадость не сделал. Кроме того, Руслан за почти незаметной во мраке шторкой в углу кабинета обнаружил дверцу вмурованного в стену сейфа. Да уж, хорошая, конечно, находка, но без ключа – совершенно бесполезная. А ключ господин полковник наверняка при себе держит. Так что – не судьба… Но вот в остальном – полная амба: ни баула моего с вещами, ни РПС и набедренной кобуры, ни удостоверения, ни орденов в кабинете не нашлось. Главное же – не смог я обнаружить подарка для Насти. Ну, значит, по-любому нужно господина полковника навещать. Поздновато, конечно, для визитов. Но он – человек военный, к форс-мажорам привычный. Думаю, не обидится. А если и обидится – мне плевать с самого высокого минарета!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});