Другие жители Артига тоже подтвердили, что прежде Мартен-Герр был добродушен, благочестив и безобиден, а ныне стал дерзок, насмешлив и задирист. Как и Бертранда, они объяснили такую перемену долгими странствиями.
Граф Габриэль де Монтгомери начал свою речь при почтительном молчании судей и всех присутствующих.
Он рассказал, при каких непостижимых обстоятельствах у него служили два Мартена, как он не в силах был понять неожиданные перемены в поведении своего оруженосца, как он наконец напал на верный след…
Рассказал он и о горестном недоумении Мартена, и о предательстве Арно дю Тиля, о порядочности одного и о подлости другого, пролил свет на всю эту запутанную и темную историю и закончил тем, что потребовал кары виновному и полного восстановления в правах неповинного.
В те времена правосудие было не столь предупредительно и благосклонно к обвиняемым, как в наши дни. Арно дю Тиль не знал всей совокупности обвинений, выдвинутых против него. Его беспокоили лишь две улики: бискайское наречие и игра в мяч, но в то же время ему думалось, что данные им разъяснения вполне убедительны. В показаниях же башмачника толком он не разобрался, да, кстати, и не знал, что ответил на те же вопросы Мартен-Герр.
Габриэль из чувства справедливости и великодушия предложил, чтобы Арно дю Тиль присутствовал при заключительном заседании суда и мог лично отвечать суду на предложенные им вопросы. Поэтому Арно слышал всю обвинительную речь Габриэля.
Когда виконт д’Эксмес кончил, Арно дю Тиль, не терявший присутствия духа, подошел к судьям и попросил слова. Суд хотел было отклонить эту просьбу, но Габриэль воспротивился, и Арно предоставили слово.
Говорил он превосходно. Изворотливый, смышленый наглец имел врожденный дар красноречия. И он снова попытался спутать все нити следствия и заронить в головы судей спасительную для него неразбериху.
Не пускаясь в объяснения всех происшедших недоразумений, он принялся четко и последовательно излагать все события своей жизни от раннего детства до нынешнего дня. Он обращался к друзьям и родичам, вспоминая массу подробностей, о которых те давным-давно забыли. И, слушая его, они то заливались хохотом, то умиленно вздыхали.
Он намекал, что при желании его сопернику нетрудно было подучить бискайское наречие и набить руку в игре в мяч. Он спрашивал у графа де Монтгомери, где доказательство того, что он будто бы похитил у оруженосца бумаги. Ну, а что касается крестьянина-свидетеля, кто может поручиться, что он – не кум лже-Мартена? Если, наконец, говорить об исчезнувших выкупных деньгах, то непременно надо учесть, что он, Мартен-Герр, прибыл в Артиг с суммой, значительно превышавшей размер выкупа, а происхождение этой суммы объяснялось грамотой от весьма высокопоставленного и могущественного вельможи, коннетабля де Монморанси.
Арно дю Тиль в заключительной части своей речи с такой ловкостью ввернул имя славного коннетабля, что оно совершенно ослепило судей.
Он настоятельно просил, чтобы о нем справились у этого влиятельного лица, и выражал уверенность, что полученные сведения без труда помогут восстановить его доброе имя.
Одним словом, в своей речи сей прохвост проявил столько ловкости и изобретательности, объяснялся с таким пылом, что судьи снова заколебались.
Нужно было нанести последний удар, и Габриэль, хотя и с неохотой, наконец решился на это.
Он что-то шепнул на ухо председателю суда, и тот приказал отправить Арно дю Тиля обратно в тюрьму и привести Мартен-Герра.
Часть третья
I. Снова возникают недоразумения
На этот раз Арно дю Тиля отвели не в прежнюю камеру в Риэ, а поместили во внутренней тюрьме при трибунале, объявив, что после допроса его двойника судьи, возможно, снова пожелают обратиться к нему.
Обдумав сложившееся положение, хитрый пройдоха мог себя поздравить с тем выгодным впечатлением, которое произвело на судей его наглое и изобретательное выступление. Добряк Мартен-Герр при всей своей правоте никак не сумел бы выглядеть столь убедительным, как Арно.
Так или иначе – время выиграно! Но, хорошенько все продумав, он убедился, что, кроме времени, ничего не выиграл. Истина, которую он так яростно оспаривал, все-таки выпирала изо всех дыр. Коннетабль де Монморанси, на которого он все время ссылался, вряд ли рискнет покрыть своим авторитетом гнусные проделки своего осведомителя. Да, тут было в чем усомниться.
Поэтому-то на смену первоначальному ликованию пришло беспокойство. Теперь Арно дю Тиль прекрасно видел, что его положение далеко не блестяще, и, когда за ним пришли, чтоб отвести его обратно в тюрьму, он совсем пал духом. Значит, суд не считал нужным допрашивать снова его после показаний Мартен-Герра! Новый повод для беспокойства!
Но Арно дю Тиль, человек крайне наблюдательный, сразу же заметил, что пришел за ним не прежний тюремщик, а новый.
Чем вызвана такая перемена? Хотят усилить надзор? Или заставить его проговориться? Арно дю Тиль решил быть настороже и за всю дорогу не проронил ни слова.
Дальше – больше: снова сюрпризы! Его, оказывается, отвели совершенно в другую тюрьму, в другую камеру!
И в то же время по всему было видно, что совсем недавно здесь находился другой узник: вот куски свежего хлеба, полупустая кружка воды, вот соломенный тюфяк и, наконец, приоткрытый сундук с мужским платьем.
Арно дю Тиль обладал завидной выдержкой и ничем не проявил своего удивления. Однако, оставшись один, он стремительно бросился к сундуку и начал лихорадочно рыться в нем. Там ничего не было, кроме одежды. Но одежда эта по цвету и по покрою почему-то показалась ему знакомой. В сундуке лежали два коричневых камзола и желтые вязаные панталоны несколько необычной формы.
– О ля-ля! Вот так штука! – обрадовался Арно дю Тиль.
Вечером в камеру зашел незнакомый тюремщик.
– Эге, мэтр Мартен-Герр! – хлопнул он по плечу призадумавшегося арестанта.
– Что-нибудь случилось? – спросил Арно дю Тиль благорасположенного стража.
– Случилось то, приятель, что ваши дела идут как по маслу. Знаете, кто получил разрешение на свидание с вами?
– Ничего я не знаю, – буркнул в ответ Арно дю Тиль. – Да и откуда мне знать? Так кто же это такой?
– Ваша женушка Бертранда де Ролль собственной персоной. Она, видать, наконец-то разобралась, где правда, а где ложь. Но на вашем месте я бы ее не принял!
– А почему?
– Почему? Да потому, что она вас все время не признавала! А теперь ей ничего не остается делать, как вас признать, коли завтра судьи заставят ее это сделать публично. Если вы со мной согласны, то я тут же ее и выпровожу!