– О чем вы задумались, мэтр Мартен? – спросил дядюшка.
– Вот думаю, – мягко отозвался Арно, – что, несмотря на все эти утверждения, вы, почтенный Карбон Барро, все-таки были бы не прочь иметь сынка или, на худой конец, хоть вот такого неважного племянника… Все же родственник… вы бы могли ему завещать свое состояние…
– Мое состояние? – переспросил Карбон.
– Ну конечно! Вы, наверное, не слишком-то бедны, ежели так легко бросаетесь пистолями! А этот Арно был бы вашим, как я полагаю, наследником. Черт возьми! Вот потому-то я и жалею, что не могу хоть на время превратиться в Арно!
– Арно дю Тиль действительно был бы моим наследником, – согласно кивнул головой Карбон Барро. – Но невелика радость от моего наследства, ибо я совсем небогат… Правда, сейчас я могу заплатить пистоль, потому что очень устал и проголодался. Но тем не менее мой кошелек не слишком туго набит…
– Хм!.. – недоверчиво хмыкнул Арно дю Тиль.
– Вы мне не верите, мэтр Мартен-Герр? Как вам угодно… Впрочем, проверить нетрудно: я направляюсь в Лион, где председатель судебной палаты, у которого я двадцать лет служил судебным приставом, предлагает мне приют и кусок хлеба до конца моих дней. Он-то мне и прислал двадцать пять пистолей на уплату долгов и на дорогу. Словом, мое наследство не таково, чтобы соблазнить Арно дю Тиля… если он здравствует и поныне. Вот почему…
– Хватит болтать! – грубо оборвал его раздосадованный Арно дю Тиль. – Мне только и дела, что выслушивать ваши побасенки! Давайте мне ваш пистоль и заходите в дом, если хочется. Потом пообедаете, отоспитесь, и мы будем квиты. И незачем так долго и много разглагольствовать.
– Но вы же сами меня расспрашивали!
– Ладно… Вот уж и гости собираются… Я вас покидаю, надо их встретить… А вы не стесняйтесь, заходите сами. Провожать я вас не буду…
– Сам вижу, – буркнул Карбон Барро и вошел в дом, поругивая про себя хозяина за столь неожиданные перемены в его настроении.
Три часа спустя все сидели за столом под тенистыми деревьями. Артигский судья, которого так усердно зазывали на обед, восседал на почетном месте. Добрые вина чередовались с затейливыми тостами. Молодежь говорила о будущем, старики – о минувшем. Дядюшка Карбон Барро имел полную возможность убедиться, что хозяина и в самом деле называли Мартен-Герр и что среди обитателей Артига он свой человек.
– Помнишь, Мартен-Герр, – говорил один, – августинского монаха, брата Хризостома, того, что нас обоих учил читать?
– Ну как же, как же! – отвечал Арно.
– А помнишь, братец Мартен, – подхватывал другой, – как на твоей свадьбе впервые у нас в краю дали салют из мушкетов?
– Как же, припоминаю…
И, дабы оживить приятные воспоминания, он крепко обнимал жену, горделиво восседавшую рядом с ним.
– Если у вас такая прекрасная память, – раздался вдруг позади него повелительный голос, – если вы помните все детали, то, может быть, вы припомните и меня?
XXXIV. Правосудие попало впросак
Тот, кто произнес эти слова, сбросил с себя коричневый плащ и широкополую шляпу, затенявшую ему лицо, и подгулявшие гости увидели перед собой богато одетого молодого человека с гордой осанкой. Неподалеку от него стоял слуга и держал под уздцы двух лошадей.
Все почтительно встали, удивленные и заинтересованные.
Один лишь Арно дю Тиль вдруг побледнел как мертвец.
– Виконт д’Эксмес! – растерянно прошептал он.
– Так как же? – громовым голосом обратился к нему Габриэль. – Узнаете ли вы меня?
Арно прикинул в уме свои шансы на выигрыш и после мгновенного колебания решился.
– Конечно, – ответил он, пытаясь придать своему голосу необходимую твердость, – конечно, узнаю… Вы – виконт д’Эксмес, которого я не раз видел в Лувре в те времена, когда был в услужении у господина де Монморанси… Но я никак не полагал, что вы запомните меня, скромного и незаметного слугу господина коннетабля.
– Вы забываете, что служили одновременно и у меня!
На лице у Арно отразилось глубочайшее изумление:
– Кто? Я? Простите, но вы, монсеньор, глубоко ошибаетесь!
– Я настолько не боюсь ошибиться, – спокойно возразил Габриэль, – что предлагаю артигскому судье, который присутствует здесь, немедленно вас арестовать и заключить в тюрьму! Теперь ясно?
За столом воцарилась настороженная тишина. Удивленный судья подошел к Габриэлю. Один Арно сохранял завидное самообладание.
– Хотел бы я знать, в каком преступлении меня обвиняют, – обратился он к виконту.
– Я вас обвиняю, – громко заявил Габриэль, – в том, что вы нагло подменили собою моего оруженосца Мартен-Герра и предательски завладели его именем, имуществом и женой, использовав при этом поразительное внешнее сходство.
Услыхав такую четкую формулировку, пораженные гости со страхом переглянулись.
– Что бы это значило? – бормотали, крестясь, они. – Мартен-Герр больше не Мартен-Герр? Что за дьявольщина? Уж не колдовство ли здесь?
Арно дю Тиль понял, что нужно немедленно ответить ударом на удар и тем самым перетянуть на свою сторону усомнившихся. И он тут же обратился к той, которую называл своей женой:
– Бертранда! Скажи сама наконец: муж я тебе или нет?
Испуганная, задыхающаяся Бертранда не проронила ни звука. Она только широко раскрыла глаза и переводила их то на Габриэля, то на своего мнимого супруга. Но когда Арно дю Тиль сделал угрожающий жест, все ее колебания мгновенно кончились, и, бросившись в его объятия, она вскрикнула:
– Дорогой мой Мартен-Герр!
Эти слова вывели из оцепенения гостей, и до виконта донесся ропот негодования.
– Теперь, сударь, – заявил, торжествуя, Арно дю Тиль, – при наличии свидетельства моей жены, а также и всех моих родичей и друзей вы все еще настаиваете на своем нелепом обвинении?
– Настаиваю.
– Минутку! – вмешался в разговор дядюшка Карбон. – Ясно, что на свете существует другой человек, похожий точь-в-точь на вот этого, и я утверждаю, что один из них непременно мой племянничек Арно дю Тиль!
– Вот уж поистине помощь свыше, и как раз вовремя! – заметил Габриэль и обратился к старику: – Так вы действительно признаете в этом человеке своего племянника?
– Точно не скажу, – отвечал старик, – но могу поклясться наперед, что, ежели тут кроется какой-нибудь обман, так, значит, в нем замешан мой племянник!
– Вы слышите, господин судья? – обратился Габриэль к представителю власти. – Кто бы ни был виновен, но преступление налицо.
– А где же тот, кто хочет обличить меня в обмане? – усмехнулся Арно. – Почему не дают мне очную ставку? Прячется он, что ли? Пусть он покажется, и тогда нас рассудят!