Новым стало также использование именование «графиня Строгонова» по отношению к мадам Левьез, факт ее выступления совместно с княгиней Щербатовой, а также сведения о том, что Николай жил в строгоновском имении и взял фамилию Строгонов после революции. В общем, журналисты питались самыми разнообразными слухами, под аккомпонемент которых и мог существовать «псевдоСтрогонов». Решение суда в Ницце было на руку советскому правительству, возможно, оно решилось на аукцион 1931 года, имея «опцион». Самозванец подал апелляцию.
Судьба полковника Николая Строганова установлена благодаря статье от 29 июля 1937 года во французском издании под названием «Le Journal». Эта публикация, повторяя некоторые уже известные нам факты, подводит итог всей истории: «Бесконечный, сложный, полный путаницы процесс закончился, наконец, этим вечером. Победили те, кто был долгое время незаконно лишен своего имущества шантажистом Николаем Строгановым, требовавшим наследство дяди, которого никогда не имел. Живя на широкую ногу, он вошел в долги, незаконно присвоив прославленную фамилию. Теперь он умер. До 1923 г. в качестве наследника прав, дарованных царем его фамилии, граф Сергей жил как принц тысячи и одной ночи; его богатство было столь сказочно, что он не мог никак его оценить. Но после его смерти внезапно возник некий Строганов — бедняк, живший в мансарде, который очень ловко изменил свою фамилию на Строгонов, более прославленную. Распространилась легенда, и дело дошло до сочинения генеалогического древа [Это генеалогическое дерево, заверенное шефом Бюро русских беженцев в Париже г. Айтовым по свидетельству двух случайно найденных лиц, было воспроизведено литографическим способом самозванцем и очень помогло ему в авантюре. — Прим. ред. ст.].
Он провозгласил себя последним потомком мужского пола Строгоновых и обвинил графиню (на самом деле — княгиню O.A. Щербатову, урожд. гр. Строгонову. — С.К.) в рассеянности, так как она игнорировала существование своего мнимого племянника. Но он употреблял такое большое количество добросердечных слов и таким убежденным тоном, что „тетушка“ согласилась признать родство милого Николая. Однако помимо этого, новоиспеченный Строганов захотел и сказочного богатства. Тогда его дела испортились. Хотя графиня охотно признавала племянника, она воспротивилась идее отдать ему своё богатство».
«Тяжба велась долго, терпеливо, бесконечно, — продолжаю цитировать „Le journal“ — Аргументы прекрасного Николая рушились один за другим; вскоре он остался бедняком, каким был в 1923 г. И умер — изнуренный и больной. Апелляционный суд Aix-en-Provence в приговоре, который он представил сегодня после полудня по поводу неправдоподобной преемственности графу Сергею Строганову объявил, что псевдоплемянник Николай Строганов не доказал своего родства. В этих условиях суд отказал ему в иске и приговорил к уплате судебных издержек».[220]
Следует сказать, что привлеченный аферой некого полковника к истории древнего российского рода, Иконников пришел к необходимости разделения фамилий Строгонов и Строганов.
С одной стороны, неудачный опыт «ликвидации» Строгоновского дворца остановил попытку продать целиком собрания Павловского и Гатчинского дворцов (а также другие собрания). С другой — экономический кризис в конце концов закончился. Наконец, в Германии к власти пришел Гитлер, что сделало невозможным дальнейшие контакты с «Лепке». В 1933 году продажи за границу прекратились. Возможно, последний раз Политбюро приняло подобное решение 23 января 1934 года, когда Наркомвнешторгу позволили продать картину Джорджоне «Юдифь», находящуюся в Государственном Эрмитаже. Всего по подсчетам западных экспертов советским правительством от продаж произведений искусства была выручена сумма между 15 и 20 миллионами долларов.
Разделавшись с Николаем Строгановым, княгиня Ольга Александровна 10 января 1939 года начала в Берлине судебный процесс против советского правительства. Она требовала выплатить ей 200 000 фунтов стерлингов в качестве компенсации за нелегальную продажу произведений искусства в 1931 году. Этот иск не имел успеха. Подводя нерадостные итоги, газета «Последние новости» 29 апреля 1932 года сообщала, что аукцион «Лепке» 6 ноября 1928 года принес СССР 2 293 000 марок, а в июне 1929 года — 1 200 620 марок, а строгоновский — 2 290 000 марок. Если перевести сумму в доллары, то получится 613 326 — «приблизительно столько же, сколько Эндрю Меллон мог платить за одного Рембрандта или Рафаэля, если они ему нравились».[221] Следовательно, о коммерческом успехе говорить не приходится.
Неподготовленность русских аристократов к эмиграции вследствие стремительного падения империи привела к тому, что они с трудом могли отстоять даже свое имя. Когда предприимчивый одессит Николай Строганов пошел дальше Родзянко и Чавчавадзе, удовлетворившихся «титулами» «другого Строгонова» и «кавказского Строгонова», и предъявил права на имя как ключ к овладению художественными богатствами, потребовались долгие четырнадцать лет судебных процессов, прежде чем справедливость была восстановлена.
Глава 17
«Детей не сохранили, а лошадей спасли»
У летчиков есть такое понятие — «точка невозврата». Для самолета в полете это ситуация, когда экипаж на борту понимает, что топлива уже не хватит, чтобы вернуться или долететь до запасного аэродрома. Машина теряется. Применимо ли такое понятие для строгоновских домов и если да, что есть для них «точка невозврата»? Было бы неправильно думать, что только Вторая мировая война и советская власть оказались виновниками уничтожения строгоновского наследия. К примеру, подготовка к эвакуации художественных вещей дома на Невском в 1917 году разрушила прежний облик интерьеров. Его уже никогда не вернуть, при том, что так называемых бытовых комнат на парадном этаже не было или почти не было. Произведения искусства и только они доминировали в пространстве здания, которое давно стало музеем, по сути. Однако иконографии для полного восстановления не хватает, да и прежний ансамбль вещей, даже если он был случайным, не вернуть. Поучительная история этого дома в 1930–1990-е годы будет рассказана ниже. Прежде посмотрим, что случилось с другими владениями в XX веке.
Сразу несколько городских домов Строгоновых передали учебным заведениям, которые на первом этапе владения имели отношение к культуре. Последующая деградация интерьеров превратила их в набор помещений. Некой госпоже И.Л. Хариной, ставшей владелицей дома графа Николая Сергеевича Строгонова, 3 декабря 1918 года Северное страховое общество прислало счет на 328 рублей. Едва ли эти деньги оно получила. Революция достигла и Моховой. В доме разместили издательство «Всемирная литература» и квартиры его сотрудников. В 1924 году издательство ликвдировали, но в доме графа Строгонова до 1950 года оставалось, в статусе филиала Публичной библиотеки, его книжное собрание, дополненное книгами из других дворянских домов. Несколько ранее, в 1947 году, здание предоставили Центральному музыкальному техникуму (в настоящее время Санкт-Петербургский музыкальный колледж им. М.П. Мусоргского), который с 1926 года находился в доме П.С. Строгонова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});