Еще двадцать три лота отводились произведениям скульптуры, гобеленам, фарфору, часам и иконам. За исключением последнего пункта, нет основания считать, что эта часть каталога «усиливалась» вещами из других собраний.
Теперь следует обратиться к проблеме законности продажи. НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) усиленно решал проблему легальности. 14 мая 1931 года издававшаяся в Париже газета «Возрождение» рассказала о Василии Давыдовиче Думбадзе, целью которого, по ее мнению, было достать «для ОГПУ (Главное политическое управление. — С.К.) и Коминтерна (Коммунистического Интернационала — организации, созданной для координации действий коммунистических партий Европы. — С.К.) валюту в С. Штатах», он входил в число людей, «которые в Нью-Йорке и Вашингтоне подготавливают „социалистический рай“».
По сведениям газеты, Думбадзе некогда являлся немецким шпионом, приговоренным царским правительством к смертной казни. От смерти Думбадзе якобы спасли большевики, они направили его в США со специальной миссией. В Нью-Йорке на углу «45 East» и «49 Street» он создал неофициальную «Парижскую галерею». Алексеев, автор статьи в «Возрождении», писал о ней: «Хорошо учитывая любовь некоторых американцев к европейским титулам, Думбадзе пристроил около себя в качестве секретарей нескольких графов и князей, конечно, и не подозревавших о том, для чего они нужны такому авантюристу.
В числе таких одураченных подручных у него в Нью-Йорке в конторе работает один молодой человек, унаследовавший, теоретически, конечно, художественные сокровища семьи графов Строгоновых. Думбадзе от этого человека получил опсион (разрешение. — С.К.) на продажу имуществ, которые он может вывезти из СССР. Благодаря этому, вещи из строгоновской коллекции, доставленные ныне в Берлин, и могущие попасть затем в С. Штаты, могут совершенно безбоязненно сбываться любым тамошним коллекционерам. Доставка строгановской коллекции в Берлин и организация аукциона — дело рук Думбадзе».[215]
Кто был американским подручным Думбадзе? Наследовать строгоновскую коллекцию мог только один человек — князь Георгий Щербатов, он в те годы жил именно в Нью-Йорке или неподалеку.
С другой стороны, рассказывая о строгоновском аукционе, американский историк Вильямс сообщал: «Княгиня Мария Щербатова, старшая дочь князя Александра Александровича, заявила, что вся коллекция была ее собственностью, незаконно конфискованной советским правительством, а ее дядя князь Г.А. Щербатов „послал таможне Соединенных Штатов полный список предметов аукциона, описанных как украденная собственность“. Щербатов надеялся, что правительство Соединенных Штатов сообщит, если она попадет в страну. К досаде семьи Щербатовых комиссар таможни Ф.Х. А. Эбде написал его адвокату несколькими месяцами позже, что „Бюро не знает такого пункта закона, который дает полномочия для задержания товаров за исключением того, что куплен в Соединенных Штатах нелегально. Ваш запрос поэтому должен быть отвергнут“».[216] Понял ли Щербатов свою ошибку и начал протестовать? Он ли подразумевался в статье газеты «Возрождение»?
Отсутствие опыта торговли привело к ошибочной не только по замыслу, но и по исполнению, панической по своей сути практике продаж предметов искусств, самой крупной жертвой которой пал невский дом Строгоновых. В известной степени, он отвел удар от собрания Эрмитажа.
Глава 16
Последнее появление «графа Николая Строганова»
При всей прозорливости и уме графиня Ольга Александровна оказалась совершенно не подготовленной к эмиграции. В результате стало невозможным защитить собственное достоинство и честь семьи. Аукцион 1931 года позволил вновь выйти на авансцену Николаю Строганову, он прикрывал свои действия такой напыщенной фразой: «Исходя, лично, исключительно из соображений идейных моих убеждений, традиций и исторического прошлого моей семьи, я долг свой выполню до конца». Достаточно подробно о сути претензий проходимца известно из его обширного рапорта бывшему командиру Крымского Конного Ее Величества Государыни Императрицы полка генералу H.A. Княжевичу. В этом документе, датированном 29 января 1933 года, он представлял себя наследником строгоновского майората на основании толкования Высочайшего повеления Сенату за 1817 год. Свои претензии он начал с приведения основного тезиса акта, который действительно «предусматривал девице барышне Строгановой при замужестве… потеряв свою чужеродную фамилию, получить титул и фамилию графа Строганова и пожизненно наследовать майорат».
Далее тезис применяется к современным обстоятельствам:
«а) В 1923 году в момент смерти графа С.А. Строганова барышень графинь Строгановых не было;
b) граф Строганов, как фамилия, поглощала фамилии чужеродные, посему по закону не может быть князь Щербатов-Строганов;
с) далее по закону предусматривалась передача майората в потомство тайного советника барона Григория».
Нельзя не согласиться со всеми тремя положениями. Разумеется, из потомства барона Григория Александровича претендент себя и выводил: «Ныне в нисходящем потомстве… графа Григория Строганова сохранилось лишь нисходящее потомство от его четвертого сына графа Алексея,[217] родившегося 15 марта 1797 года и скончавшегося 17 октября 1879 года и бывшего Российским императорским послом в Португалии… Граф Алексей Григорьевич был в законном браке с дворянкой Марией Яковлевной, на имя которой купил вотчину в городе Рославле Смоленской губернии.[218] От этого брака старший сын их Алексей, впоследствии принявший сан священства и бывший протоиреем города Смоленска (скончался в 1867 г.), был женат и имел многочисленную семью, в нисходящем потомстве старшим в роде которого был мой отец Николай, впоследствии действительный статский советник и доктор медицины. Мой отец, граф Николай Алексеевич Строганов, состоял в законном браке с потомственною дворянкой Евгенией Николаевной Гербель. Мой отец, граф Николай Алексеевич Строганов, и дед мой, граф Алексей Алексеевич Строганов, титулом не пользовались, ввиду того, что сей последний, по убеждению принявший сан священства, титулом не пользовался, а при рождении детей, через многие годы после принятия священства, титул в метриках был пропущен».
Николай Строганов не признавал прав вдовы Сергея Александровича, несмотря на ее успехи в деле получения денег: «Госпожа Levieuze… не сохраняла за собой прав наследования по дарственной записи графа С.А. Строганова, ибо пожизненное состояние не может быть даруемо, а для наследника майората обесценивается и не майоратной частью состояния.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});