была не похожа на льва. Цита оказалась массивным темным существом, неуклюжим и грузным, но при этом в ней ощущалась сила и злоба.
Дункан прицелился в толстую шею, набрал в легкие воздуха, задержал дыхание и начал медленно нажимать на курок.
Ружье сильно отдало в плечо, так что в голове загудело... и зверь пропал. Он не отпрыгнул, не упал, он попросту растворился, исчез в траве.
— Я попал в точку,— уверил себя Дункан.
Он щелкнул затвором, использованная гильза вылетела на землю, и новый патрон, щелкнув, вошел в ствол.
Некоторое время он лежал, наблюдая. На бугре, где упала Цита, трава колыхалась, как будто под ветром, хотя никакого ветра не было. Но кроме этого ничто не говорило о Ците. Зверь не смог встать, он остался лежать.
Дункан поднялся на ноги, достал платок и отер пот с лица. Позади себя он услышал мягкие шаги и обернулся. К нему подошел проводник.
— Все в порядке, Сипар,— сказал Дункан,— Можешь больше не волноваться. Я ее пристрелил. Сейчас пойдем домой.
Погоня была долгой, куда более долгой, чем он рассчитывал. Но в конце концов он добился своего, а это было главным. По крайней мере на какое-то время урожай вуа был спасен.
Он сунул платок обратно в карман, спустился по склону и, взобравшись на бугор, дошел до того места, где свалилась Цита. В траве видны были три маленьких клочка шерсти и мяса, сгустки крови. Больше ничего.
Дункан вскинул ружье, быстро обернулся. Он был начеку. Он осматривался, стараясь уловить малейшее движение, цветное пятно или тень. Но ничего не было. Стояла жаркая предвечерняя тишина. Ни ветерка, ни дуновения воздуха. Но Дункан предчувствовал опасность. Его пронзило ощущение нависшей угрозы.
— Сипар! — громко прошептал он.— Осторожнее!
Проводник стоял неподвижно, не слушая его. Его зрачки закатились, виднелись только белки, а мышцы напряглись, словно стальные тросы.
Дункан медленно поворачивался, держа ружье на изготовку, слегка согнув локти, готовый выстрелить в какую-то долю секунды.
Но ничто не шевелилось. Вокруг была пустота — пустота солнца и раскаленного неба, травы и корявых деревьев, рыжей и желтой земли, уходящей в вечность.
Шаг за шагом Дункан обошел весь склон холма и наконец вернулся к тому месту, где проводник выл, обхватив себя руками и раскачиваясь, как будто хотел укачать себя в воображаемой колыбели.
Дункан подошел к месту, где упала Цита, и подобрал куски кровоточащей плоти. Они были искорежены пулей и бесформенны. И это было странно. За все годы охоты на многих планетах Дункан никогда не сталкивался с тем, чтобы пуля вырывала из тела жертвы куски мяса.
Он бросил их в траву и вытер руки о бедра. Ему было немного не по себе.
В траве не видно было кровавого следа, хотя зверь с такой раной обязательно должен был бы оставить след.
И, стоя на склоне холма, он вдруг ощутил холодное прикосновение страха, словно чьи-то пальцы на мгновение сжали его сердце. Он подошел к проводнику, наклонился и встряхнул его.
— Приди в себя,— приказал он.
Он ожидал услышать мольбу, стенания, но ничего такого не услышал.
Сипар вскочил на ноги и посмотрел на Дункана странно поблескивающими глазами.
— Пошли,— сказал Дункан,— У нас еще осталось немного времени. Иди кругами, пока не найдешь след. Я буду тебя прикрывать.
Он взглянул на солнце. До захода оставалось еще часа полтора, от силы — два. Может быть, удастся настигнуть зверя до наступления темноты.
В полумиле от бугра Сипар вновь нашел след, и они двинулись по нему. Правда, теперь они шли осторожнее, потому что за любым кустом, скалой или участком высокой травы могло скрываться раненое животное.
Силы у Дункана были на пределе, и он проклинал себя за это. Ему приходилось и раньше бывать в переделках. Нет никаких оснований так волноваться. Разумеется, ничего приятного в этой погоне нет, но раньше он все-таки выбирался из всех переделок. Виноваты во всем эти легенды о Ците, суеверная болтовня, в которую так легко поверить на краю света.
Он крепче сжал ружье и продолжил путь.
«Не бывает бессмертных зверей»,— сказал он себе.
За полчаса до заката он объявил привал у водоема — скоро станет слишком темно, чтобы стрелять. С утра они снова пойдут по следу, и тогда уж Ците придется труднее: она ослабнет, может, даже подохнет.
Дункан собрал сучьев и развел костер на лужайке среди колючих кустов. Сипар взял фляги и опустил их под воду, чтобы они наполнились. Вода была теплой и неприятной на вкус, но достаточно чистой, чтобы ее можно было пить.
Солнце зашло, и стало темно. Они набрали побольше сушняка и свалили его рядом с костром.
Дункан достал мешочек с рокахомини.
— Ешь,— сказал он Сипару,— Это ужин.
Проводник протянул сложенную горстью ладонь, и Дункан отсыпал ему муки.
— Спасибо тебе, господин,— сказал Сипар,— Кормилец.
— А? — спросил Дункан, потом понял, что имел в виду туземец,— Ешь,— сказал он почти нежно,— Немного, правда, но восстановит силы. Завтра они нам понадобятся.
Кормилец, надо же! Может, хочет его умаслить? Через некоторое время Сипар начнет ныть, чтобы бросить охоту и вернуться на ферму. С другой стороны, если подумать, он и на самом деле кормилец этой компании бесполых существ. Слава богу, кукуруза хорошо прижилась на красной, упрямой почве Лейарда — добрая старая кукуруза из Северной Америки. На
Земле ее скармливают свиньям, делают из нее хлопья к завтраку, а здесь, на Лейарде, она стала основной пищей для осевших кочевников, которые до сих пор не могут отделаться от скептицизма и удивления при мысли о том, как это можно выращивать пищу, вместо того чтобы искать ее по лесам.
«Кукуруза из Северной Америки на Лейарде растет бок о бок с вуа,— размышлял он.— Так оно и идет. Что-то с одной планеты, что-то с другой, еще что-нибудь с третьей, и таким образом при широком сотрудничестве планет возникает общая космическая культура, которая в конце концов, через несколько тысяч лет, может быть, создаст мир куда более разумный и понимающий, чем тот, что существует сегодня».
Он высыпал себе на ладонь немного рокахомини и положил мешочек обратно в карман.
— Сипар.
— Да, господин?
— Ты не испугался сегодня, когда донован хотел на нас напасть?
— Нет, господин. Донован не может на меня напасть.
— Ясно. Ты сказал, что донован для тебя табу. А может так быть, что и ты табу для донована?
— Да, господин. Мы с донованом росли вместе.
— Разумеется,— сказал Дункан.
Он бросил в рот пригоршню муки