Все текущие операции, подчеркнул Кинг, были также частью продвижения к побережью Китая, чтобы появилась возможность использовать трудовые ресурсы Китая и получить базы для обстрела вражеской территории и возможного вторжения в Японию. По пути американцы могли занять позицию на островах Лусон, или Формоза[44], с которой они смогли бы блокировать коммуникации Японии на северном направлении и прервать поставки нефти и сырья из района Ост-Индийских островов.
Планы относительно нападения на Маршаллы, под кодовым названием «операция Флинтлок», начали принимать окончательную форму. День «D», уже дважды отложенный, был наконец назначен на 31 января. Как и в операции «Гальваник», адмирал Спрюэнс должен был командовать Пятым флотом, а адмирал Тернер — амфибийными силами. Адмирал Хилл на корабле «Кембрия» должен был руководить штурмом Маджуро, который планировалось осуществить силами одного десантного батальона 27-й дивизии. Контр-адмирал Ричард Л. Конноли на одном из новых десантных кораблей, «Аппалаччиан», должен был командовать Северной штурмовой группировкой в ее нападениях на Рой и соседний остров Намюра. Для этих целей была организована 4-я дивизия морской пехоты во главе с генерал-майором Гарри Шмидтом.
У другого берега лагуны Кваджалейн, в 40 милях к югу, адмирал Тернер на судне «Рокки Маунт» должен был командовать атакой Южной штурмовой группировки на остров Кваджалейн. Из сухопутных подразделений для этого была выделена 7-я пехотная дивизия, ветераны Any, во главе которой теперь стоял генерал-майор Чарльз X. Корлетт. Войсковой резерв, состоявший из полка морских пехотинцев и еще двух десантных батальонов 24-й дивизии, во время нападения на атолл Кваджалейн должен был стоять в стороне. При отсутствии необходимости в них там они должны были штурмовать Эниветок под командованием адмирала Хилла.
Имя генерала Холланда Смита, к его огромному раздражению, вообще не было упомянуто в директиве, касающейся операции «Флинтлок». Незадолго до начала операции «Гальваник» Смит обнаружил, что его имя исчезло из директивы по той операции, и узнал, что это сделал адмирал Макморрис. Справедливо было предположить, что начальник штаба проделал то же самое с директивой по операции «Флинтлок». За рассуждениями Макморриса не так уж трудно проследить: поскольку два участвующих в операциях подразделения были слишком далеко друг от друга, чтобы координировать их действия, и у каждого из них был собственный командующий генерал, Макморрис не усматривал особой причины для участия в операциях командующего корпуса.
Каждый раз, когда Смит обнаруживал, что его имя исчезло, он на повышенных тонах жаловался Спрюэнсу, который отдавал распоряжение о том, чтобы его имя было возвращено в директивы. В обеих операциях Смиту с его штабом было приказано находиться на флагманском корабле Тернера. Генерал Корлетт также находился на «Рокки Маунт», и ходили слухи, что Корлетт угрожал поместить генерала Смита под арест, если он спустится на берег в Кваджалейне и вмешается в ход битвы. Может быть, Корлетг шутил, но Холланд Смит и на самом деле оставался на борту в ходе всей операции «Флинтлок».
Штурм Кваджалейна 1 февраля 1944 года.
Начальнику штаба нужно было много наглости, чтобы изменить директиву командующего, но наглости у Макморриса всегда было в избытке. Она появилась в нем из смеси суровости и обоснованной уверенности в себе. Макморрис имел репутацию одного из самых умных, вздорных и, наверное, самых суровых офицеров на флоте. Однажды, когда он категорически отказал армейскому полковнику в предоставлении служебного автомобиля, тот потребовал объяснений. «Потому что, — ответил Макморрис, — я — настоящий сукин сын и меняться не собираюсь».
Было удачно, что у адмирала Нимица был Макморрис. Только такой человек мог справиться с таким большим разнородным коллективом, как штаб Тихоокеанского флота образца 1944 года. Спрюэнс идеально подходил для маленького штаба 1942 года, состоявшего только из морских офицеров, но он был, видимо, слишком интеллигентным, чтобы иметь дело с толпой офицеров, которые прибыли на холм Макалапа в первую очередь для того, чтобы командовать всеми остальными. Он мог бороться с далеким и безликим врагом, и, будучи превосходным администратором, он мог быть суров, когда необходимо, но суровость он проявлял в основном по приказу. Сталкивать людей лбами было не в его манере.
Адмирал Макморрис считал себя защитником командующего. Он всегда ограждал Нимица от рутинных вопросов и от всего остального, с чем он мог справиться сам, и поговаривали, что он брал на себя гораздо больше, чем имел право. Так много вопросов, шедших к Нимицу по командной цепочке, останавливалось на уровне начальника штаба, что офис последнего стали называть «Узкостью». Нимиц совершенно не обижался на наглость Макморриса, называл ее «инициативой» и высоко ценил то, что это свойство характера последнего освобождало его от многих трудностей. Однако он всегда говорил офицерам штаба, что, если они уверены в том, что ситуация требует личного внимания главнокомандующего, они могут передать оригинал документа напрямую ему, а копию послать по командной цепочке.
Планирование операции «Флинтлок» вызвало очередной конфликт между летчиками и десантниками. Адмирал Тауэрс, представитель первых, не разделял экстремистских взглядов по поводу того, что авианосцы должны перемещаться абсолютно свободно и только и делать, что совершать рейды на японские базы, пока вражеский флот не придет и не предложит себя уничтожить, таким образом обеспечив окончательное поражение Японии. Адмирал Спрюэнс в свою очередь не считал, что единственной функцией авианосцев была непосредственная поддержка десантных операций. Однако различия между этими двумя людьми были существенны. Они постоянно учились друг у друга, но, к сожалению, пытаясь достичь единства взглядов, они начали по-настоящему недолюбливать друг друга. Каждый считал другого дилетантом в стратегии, а Спрюэнс вообще называл Тауэрса корыстным оппортунистом. «Если вы не были поклонником Тауэрса и не играли в его команде, — однажды написал Спрюэнс, — на вашем пути начинали вырастать препятствия каждый раз, когда он мог вам навредить… Тауэрс был очень честолюбивым человеком».
Наверняка утверждать нельзя, но похоже, что адмирал Нимиц оставался выше споров. Окончательный план операции должен был быть одобрен им, но по возможности он следовал надежному правилу: говорить подчиненным, где и когда делать, но никогда — как.
За две недели до начала операции «Флинтлок» адмирал Нимиц организовал его знаменитый техасский пикник в самом большом парке Гонолулу. Были приглашены все техасцы, носившие в это время военную форму. Известно, что там было приблизительно 40 000 солдат, моряков и морских пехотинцев. Все началось как небольшая дружеская вечеринка, но потом превратилось в поистине техасскую, то есть гигантскую, пивную пьянку. Все клумбы были разорены, и повсюду валялись корзины для пикника, банки из-под сухого пайка, пропуска на берег, а по мере того, как воздух и пиво нагревались, на газонах начали появляться еще и рубашки цвета хаки. Этот однодневный бунт против военного этикета опустошил парк не хуже тайфуна. Полиция Гонолулу вытащила из кустов 120 000 бутылок и огромное количество другого мусора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});