— Нет, что ты, — возразил он. — Не буду спорить, основу произведения я задумал там, пользуясь некоторыми литературными мотивами, но, повстречав даму, достойную чувств…
— Ладно… — улыбнулась она, — Буду вежливой: считай, что я верю тебе… очаровательный негодник. — Губы его скользнули по благоуханным иссиня-черным волосам. — К тому же ты иностранец. Это волнует. Мы здесь живем в такой изоляции…
— Так ты завтра не работаешь?
— Нет, у меня выходной.
— Я тоже. Можно бы и развлечься. А ты не торопишься? Мне так одиноко.
— А твои друзья…
— О, мои сотрудники и соседи по холостяцкой секции — народ добрый, внимательный, но, откровенно говоря, чужды мне; к тому же все они — мужчины. Иерн и Роника приглашают меня к себе выпить и поболтать, но не часто. Почти все время они заняты делами и друг другом. Ваироа же… после освобождения Ваироа наблюдает.
— А капитан Карст? Я слыхала…
Плик скривился:
— Зачем я ему? Этот кот всегда найдет себе более жирную мышь.
Лисба чуть отодвинулась от него.
— Кого ты имеешь в виду? Маурая?
Икнув, тот выпил.
— Нет, псов, бегущих по его следу. Он должен перехитрить их, успеть забежать к ним в конуру и загрызть их щенков. А мыши — это мы, простые люди, беспомощные и несчастные, миллионноликие. Более того, когда загорится наш мир, он свернется клубком и, согревшись у огня, примется мурлыкать.
— Мне не нравится твоя речь. — Она отодвинулась подальше.
— Прошу прощения. — Он выговаривал слова подчеркнуто точно. — Быть может, я что-то сказал не так. Слишком много выпил. А давай не будем допивать и…
— Э, нет, подожди, мистер! — Она выпрямилась и яростно взглянула на него. Те, кто еще оставался в зале, не могли слышать их негромкие голоса; все разговаривали, не обращая ни на кого внимания. Уединение, редкое в комплексе Орион, ценилось в Союзе. — Я хочу понять, о чем это ты… Микли Карст для нас вроде героя; ты ведь не знаешь всего, что он сделал ради проекта. Если же он для тебя плох, значит, плохи и все мы.
А я в этом сомневаюсь.
— Я тоже, я тоже, — торопливо сказал Плик. — Не будем обсуждать его геройство. Вы делаете это из самых честных побуждений, намереваясь облагодетельствовать весь мир. Ты довольна?
— Э, нет. — Ноздри девушки расширились. Даже в сумраке ему показалось, что она побледнела. — Ты хочешь сказать, что мои коллеги и я подобны слепым глупцам, служащим делу, способному повлечь за собой новый Судный День? Это симптомы той же самой истерии, что въелась в плоть и кровь маураев… Я думала о тебе лучше. На самом деле.
Плик ощетинился.
— Все дело в том, — рявкнул он, — что каждый «Орион» способен погубить несколько городов. Кто будет контролировать командиров кораблей… и сколько времени они будут летать? А потом навезут радиоактивных материалов из космоса, настроят термоядерных реакторов на Земле, запустят на полный ход ту самую биотехнику, пользуясь которой создали бедного Ваироа. Вы освобождаете демона — вы и ваш народ. Демона энергии.
— Силу не обязательно использовать во зло.
Плик качнул головой, выпил и сел.
— Эти слова почти что бессмысленный шум, моя дорогая, В самом лучшем случае — неуместный. Мы никогда не используем силу. Это она использует нас, потребляет нас, даже после того как исчезнут вызвавшие ее причины. Сила существует ради себя самой, она — собственный бог. Ты полагаешь, что Орион сделает вас свободными. Быть может, так и будет, но только на время. А потом, потом…
Лисба поднялась.
— Доброй ночи, — отрезала она.
Он схватил ее за запястье.
— Подожди, пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть. Знаешь что! — вскрикнул он. — Это не я говорю, а спиртное.
— Вот что скажу тебе: я устала слушать его. Спокойной ночи! — сказала и ушла.
Плик поглядел ей вслед, перевел взгляд на захмелевшую компанию.
Изобразил приятную улыбку и громко объявил:
— Она не может усомниться в собственной правоте, как и все вы. Так что все мысли лучше держать при себе.
Он поднял бокал…
4
Самым жестоким врагом беглеца стал туман: здесь не так уж и холодно даже в разгар зимы. Острова укрывали его от сильного ветра. Дожди редко бывали сильными, хотя без них не проходило ни дня. Несколько раз тонкой пеленой выпадал снег, таявший едва ли не в воздухе, Тераи шел и в такую погоду, и лишь закат заставлял его искать убежище.
Но потом спустились облака, полные прохладной мороси. Они поглотили мир, спрятали его за серой бесформенной пеленою, лишили Тераи утренних и закатных часов, сократив и без того недолгий день. Слепой, ничего не видящий в нескольких метрах перед собой, он не мог наметить свой путь через высоты и глубины, что лежали впереди. Оставалось брести вперед наудачу, держась поближе к воде, чтобы слышать шум волн; иначе он мог заблудиться. Но низкие облака глушили прибой, искажали, путали направление. Однако истинным кошмаром была влага, пропитавшая одежду его, саму плоть до мозга костей, куда не мог забраться ветер: сырость заставляла его кашлять, дрожать, вспоминая о южных морях — о далеком несбыточном сне.
Он не мог остановиться и подождать на месте, пока облака разойдутся.
Это могло бы стоить ему слишком дорого. В удачные дни, по своей оценке, Тераи одолевал километров по тридцать, но такие победы были редки. Часто местность замедляла движение. Необходимость заставляла его останавливаться, готовиться к ночлегу, вырывать из дебрей все необходимое для жизни, и опытными руками, вооруженными орудиями каменного века, придавать кускам ее нужную форму. Есть на небе туман или нет — он должен идти вперед.
Берег протянулся полоской вдоль подножия гор, корни их, погружаясь в воду, вновь и вновь долбили ровный пляж, невысокие гряды приходилось перелезать… на смену им приходили фиорды, которые следовало обходить, и реки — их он переплывал или переходил вброд. У Тераи не было другого пути. Взяв к востоку в поисках легкой дороги, он скоро бы заблудился, тем более что небо оставалось постоянно завещанным облачной пеленой. В предгорьях его могла погубить первая же метель, если лавина, падение или медведь гризли не расправились бы с ним до того. Здесь же вода направляла его путь, а лесистые склоны поддерживали его жизнь: оленей в это время года хватало. Он надеялся наткнуться на поселок или рыбацкую лодку и попросить помощи. В пути, потратив изрядное количество времени, Тераи придумал историю, которую расскажет, если встретит людей. Повесть сия должна быть надежной и… столь же дикой, как и его внешность. Истощенный, обветренный, покрытый шрамами, босой, грязный, облаченный в мокрую шерсть и сырые шкуры, сшитые вместе сухожилиями — одежду он менял, когда она грубела, а не когда разила запашком — с дорожным посохом в руке, грубым кисетом на груди, полным камней — чтобы бросать и резать ими, с запасов пищи в грубом плетеном мешке за спиной, он способен потрясти самого ничтожного из дикарей, населяющих эту глушь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});