соглашение с Генуей, и разъяренный Михаил VIII утвердился во мнении, которое он многократно высказывал, – нельзя доверять генуэзцам. Будущее Византии, против которой объединились такие силы, выглядело безрадостным.
С того времени императору пришлось полагаться на дипломатию. Оставалась последняя надежда – на короля Людовика IX. Будучи ярым католиком и старшим братом Карла Анжуйского, он не мог рассматриваться как вероятный источник спасения; однако он готовился к крестовому походу и не мог думать ни о чем другом. Византийские послы поспешили в Париж, где объяснили королю, что василевс охотно присоединился бы к походу вместе с сильным войском, но, к несчастью, ему грозит нападение со стороны брата его величества, что помешает обеим сторонам оказать крестовому походу то содействие, которого он заслуживает. Второе посольство в 1270 году подтвердило готовность Михаила VIII вернуться в подчинение Риму, а что касается его конфликта с Карлом, то Михаил полностью полагается на личное решение Людовика IX.
Король Франции сразу дал ответ. Он немедленно сообщит курии и порекомендует отправить в Константинополь старшего прелата. Вскоре после этого на Босфор прибыл епископ Альбано с условиями, выдвинутыми курией: приложенное к ранее отправленному письму папы Климента «признание веры» должно быть подписано всеми главными священниками империи; в Константинополе тем временем должен состояться собор, на котором прочтут это признание, и его публично примут император, патриарх, священство и народ. В отчаянии Михаил VIII отправил к Людовику IX третье посольство. Король к тому времени отбыл в Тунис; послы прибыли к нему в начале августа и застали его тяжелобольным брюшным тифом, а 25 августа он умер. Им оставалось лишь вернуться в Константинополь, куда как раз прибыл Карл Анжуйский со своим флотом.
Почему после смерти брата Карл не отказался от крестового похода и немедленно выступил против Константинополя? Вероятно, потому, что кампания зашла уже довольно далеко, а имея все шансы на успех, было бы глупо не довести ее до конца. Карл полностью разгромил эмира Туниса, после чего отправился на зиму на Сицилию. Его армия и флот были в полной готовности, триумфальная победа над эмиром подняла их боевой дух; никогда еще Карл Анжуйский не был столь опасен, а Михаил Палеолог не находился под такой серьезной угрозой. Казалось, спасти его может лишь чудо.
И чудо произошло. Едва Карл добрался до Трапани, как 22 ноября на западе Сицилии поднялся сильнейший шторм, и все его 18 кораблей, а также многочисленные мелкие суда разбились вдребезги. Погибли тысячи людей и коней, которые находились на борту; в течение нескольких часов армия и флот были практически уничтожены. Получив эту весть, Михаил Палеолог плакал: Пресвятая Дева, заступница Константинополя, снова спасла свой город.
К 1271 году западный христианский мир почти три года жил без папы римского; это был самый большой перерыв в истории папства. Наконец подеста Витербо, где проходил конклав, приказал снять крышу с дворца, в котором собрались кардиналы. Это произвело желаемый эффект, и 1 сентября Теобальдо Висконти, архидиакон Льежа, был избран понтификом. Это известие застало его в Палестине, где он сопровождал английского принца Эдуарда, будущего короля Эдуарда I. Он сел на первый же корабль и по прибытии в Рим стал папой Григорием Х.
Путешествие Григория X на Восток произвело на него неизгладимое впечатление. Он был полон решимости вернуть Иерусалим, но, поскольку это было невозможно без помощи византийцев, церковная уния приобрела крайнюю важность. По этой причине в октябре 1271 года папа послал Михаилу VIII Палеологу личное приглашение на Вселенский собор, который должен был состояться в Лионе через два года. Понимая затруднения Михаила, он не требовал от него однозначного подчинения: признания главенства папы епископами вполне достаточно. Михаил сразу ответил, уверив папу, что и для него вопрос унии представляется самым важным. Его представители, конечно, посетят предстоящий собор, и он просит лишь охранную грамоту, так как король Сицилии вполне может уничтожить византийскую делегацию, когда она будет проезжать через его владения, а потом обвинит Михаила в том, что он вообще не послал на собор представителей.
Папа с пониманием отнесся к опасениям Михаила VIII и поручил аббату Монтекассино встретить послов по прибытии в Сицилийское королевство и сопровождать их до самого Рима, а сам тем временем внушал Карлу, что его моральный долг – содействовать предложенной унии. Король обратил его внимание на то, что сам папа обязался начать поход до мая 1274 года, но Григорий X упросил его о годовой отсрочке, и Карл, чей флот еще не восстановился после несчастья в Трапани, согласился довольно охотно.
Путешествие греческих делегатов в Лион не было приятным. Покинув Константинополь в марте 1274 года, они вскоре попали в шторм, во время которого потерпело крушение одно из двух их судов; утонуло все, что находилось на его борту, в том числе и подарки, посланные императором для папы. К тому времени, как три оставшихся посла прибыли в Лион в конце июня, собор шел уже семь недель. В нем участвовали все ведущие богословы Запада, в том числе и вся коллегия кардиналов; общее число участников составляло около 1500 человек. 24 июня послов проводили в папский дворец, где папа приветствовал их святым поцелуем, после чего они передали ему письма. Никаких обсуждений не проводилось. Через пять дней Григорий X руководил особым богослужением в честь грядущей унии, которое велось на двух языках и в котором византийцы принимали активное участие: отрывки из Евангелия, апостольских посланий и Символа веры зачитывались на латыни и греческом, включая несколько нарочитое троекратное повторение филиокве. Наконец 6 июля об унии объявили официально. Письмо императора прочли в переводе на латынь. В нем содержалось «признание веры» с филиокве и признание примата папской власти; император просил лишь разрешить византийской церкви сохранить свой Символ веры (который существовал до раскола) и те обряды, которые не вступают в противоречие с решениями Вселенских соборов. После этого главный логофет Георгий Акрополит дал клятву от имени императора. Впервые за 220 лет восточная и западная церкви пришли к согласию.
По крайней мере, так казалось. Лишь после возвращения послов из Лиона подданные Михаила VIII начали понимать истинное значение случившегося. Примат папской власти сам по себе был достаточно скверной новостью, но предательство – а именно так многие из них воспринимали случившееся – было еще хуже. По какому праву император посягнул на краеугольный камень их религии – сам Символ веры? Поправ каноническое право, он глубоко оскорбил Богородицу, под чьей особой защитой находился их город. Каких новых бедствий им теперь ждать? На протяжении веков они презирали Запад, считая его жителей невежественными и неотесанными еретиками, и 57-летняя оккупация Константинополя лишь укрепила их в этом мнении. А ныне, после всего лишь тринадцати лет свободы, на них вновь надели франкское ярмо. Вскоре на улицы вышли