Теперь сантьягский ромовый завод входил в «Консолидированное предприятие по производству вин и спиртных напитков» («Empresa Consolidada de Licores y Vines») — крупный правительственный конгломерат, в который вошли все бывшие раньше частными компании по производству вина и спиртных напитков со всего острова.
«Консолидированное предприятие», в свою очередь, входило в масштабное министерство промышленности, во главе которого стоял сам Че Гевара; в министерстве работало более 150 000 человек, и оно объединяло свыше 3000 ранее независимых компаний. При той версии социализма, которую ввел на Кубе Че Гевара, кубинские предприятия были организованы очень иерархично и централизованно, так что отдельные руководители предприятий практически не имели возможности принимать самостоятельные стратегические или коммерческие решения. Проблемы жесткой вертикали власти усугублялись еще и сильной текучестью среди административных работников. У национализированной компании «Бакарди» в Сантьяго за первые три года, которые она провела в собственности правительства, сменилось четыре директора, причем никто из них не имел опыта управленческой работы, не говоря уже о познаниях в производстве спиртных напитков.
Кроме того, компании пришлось обойтись без ведущих профессионалов и инженеров, поскольку почти все они после национализации покинули страну.
Лаборатория при винокурне была закрыта, а научный контроль над качеством под руководством лучших инженеров «Бакарди», в том числе Хуана Грау и Мануэля Хорхе Кутильяса, практически прекратился. В конце концов торговое эмбарго, введенное США, и нежелание революционного правительства тратить драгоценные резервы твердой валюты на импорт товаров, привели к тому, что на производстве рома и пива в Сантьяго вскоре стало не хватать мелочей вроде этикеток и крышек для пивных бутылок. Тогда на предприятии перешли с крышек на пробки — но тут случился дефицит стекла, и невозможно было достать сами бутылки. Дефицит химических реагентов и запчастей неблагоприятно повлиял на процедуры обработки воды в винокурне и повысил риск загрязнения. Предприятие, которое так налажено работало под руководством семьи Бакарди, в первые годы после национализации не могло выбраться из череды кризисов.
Однако повлияло ли это сразу на качество рома, производившегося на старом заводе, — вопрос спорный. Пепин Бош и другие члены семьи Бакарди, жившие в Майами, утверждали, что любой ром, выпущенный на заводе при коммунистах, — продукт второсортный. В середине 1964 года канадский посол в Гаване написал Бошу с просьбой прислать ему шесть ящиков рома «Бакарди» семейного производства, и причина этой просьбы была для Боша очевидной. «Фидель делает плохой ром», — объяснил он журналисту «Майами Геральд». С точки зрения Боша любая оценка качества кубинского рома после 1960 года была нерасторжимо связана с более широким вопросом о режиме Кастро.
Однако в Сантьяго ветераны «Бакарди», в том числе и те, кто долгие годы был верен семье Бакарди, были оскорблены подобной предвзятостью. Мариано Лавинь, который пришел в компанию «Бакарди» в 1918 году, был особенно обижен. Он утверждал, что по меньшей мере в первые три года после национализации почти весь ром, разлитый в Сантьяго, был взят из запасов, которые правительство конфисковало у семейной компании в октябре 1960 года, а следовательно, это был в точности тот самый продукт, который продавала «Бакарди». Лавинь сказал, что рома из запасов хватило до самого конца 1964 года, пока в компании шла реорганизация.
Качество социалистической «Кока-Колы» стремительно ухудшалось, однако с ромом дело обстояло иначе. Эта отрасль промышленности на Кубе обладала глубокими культурно-историческими корнями, и многие ветераны производства рома на острове считали себя хранителями национального наследия, не имеющего отношения к политическим пристрастиям. Неважно, считали эти мастера себя верными fidelistas или нет — многие (по крайней мере, поначалу) гордились, что принимают участие в производстве подлинно кубинского продукта, — работники других сфер промышленности не всегда разделяли подобные чувства за одним важным исключением изготовителей сигар. Наконец, в производстве рома был и еще один аспект: это искусство, которым можно овладеть лишь с опытом, а не научиться в техническом институте, а среди работников «Бакарди», оставшихся в фирме после ее экспроприации, было достаточно людей, обладающих практическими познаниями, чтобы обеспечить некоторую преемственность в традиционных процедурах изготовления рома «Бакарди».
Склад для выдержки рома «Дон Панчо» — здание без окон, от пола до потолка набитое бочонками с ромом, — выглядело и пахло так же, как и в те дни, когда компанией руководили Эмилио и Факундо Бакарди Моро. Начальник склада Франсиско Айала, которого назначил на эту должность в 1959 году Пепин Бош, был на этом посту вторым с тех пор, как сам дон Панчо умер в 1940 году. Умберто Корона, начальник производства на заводе, занимал свое место еще при Бакарди, а знаменитый своим несговорчивым характером Альфонсо Матаморос по-прежнему смешивал ром. Матаморос относился к своей работе на ромовом заводе при социализме так же строго, как и тогда, когда компанией управляла семья Бакарди, и он сопротивлялся вмешательству бюрократовкоммунистов так же упорно, как в свое время — членам семьи Бакарди, приходившим на завод с уверенностью, что имеют право на знания технологий по праву рождения.
Однако важнейшую роль в том, что предприятие «Бакарди» продолжило работу, сыграл Мариано Лавинь. Никто не знал тонкости производства лучше него. Лавинь пришел работать в сантьягское отделение «Бакарди» в тринадцать лет, чтобы помогать матери после смерти отца. Поначалу он мыл бутылки, клеил этикетки, мыл полы и помогал плотникам делать бочонки и ящики. Все на фабрике называли его Марианито, и это уменьшительное имя сохранилось за ним на всю жизнь. Мальчик понимал, что его мать полностью зависит от тех денег, которые он приносит домой, и поэтому трудился до поздней ночи, так что в конце концов руководство обратило внимание на его серьезность и усердие. Понемногу ему стали поручать все более ответственные задания, а он быстро схватывал основы производства рома и мало-помалу узнал их не хуже членов семьи Бакарди. «Они меня баловали, — говорил впоследствии Лавинь о Бакарди. — Я был для них как приемный сын». Факундо Бакарди Моро, сын основателя компании и первый ее «технолог», еще занимался семейным делом, когда Лавинь пришел на работу в «Бакарди», и молодой человек не упускал возможности понаблюдать за работой мастера и перенять его знания. Хотя официального инженерного образования Лавинь не получил, но усвоил органолептические методы оценки качества рома — судил о нем по вкусу и аромату и даже по тому, как он ощущался на коже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});