этом. Танец оказался гораздо утомительней, чем охота. И все же Харка испытывал какое-то необъяснимое удовлетворение от сознания того, что убил медведя совсем не так, как белые люди убивают свинью или в течение десяти минут отстреливают из своих многозарядных винтовок около пятидесяти бизонов. Почести, воздаваемые убитому зверю, отражали неосознанное, но глубокое благоговение перед этой мощной формой жизни. Харку, считавшего себя одним из Сыновей Большой Медведицы, медведь занимал гораздо больше, чем мысли о врагах, которых он без особого труда и риска заколол и скальпировал там, в лагере у железной дороги с его нелепой жизнью, полной беззакония и бестолковой суеты. Он не испытывал ни малейшего желания заботиться о примирении их духа – пусть себе преследуют его, если им так хочется; он их не боится.
Пришли два молодых воина, чтобы побеседовать с Харкой. Разговаривать приходилось жестами, поэтому вопросы и ответы были очень краткими. Подробные рассказы исключались, и Харку это вполне устраивало: ему не хотелось говорить о себе. Из того, что ему сообщили собеседники, его особенно заинтересовали две вещи: то, что гнездо орла пока еще никому не удалось найти и пернатый хищник всегда летал слишком высоко, чтобы его можно было поразить стрелой, и то, что севернее охотничьих угодий апсароке иногда появлялся и каждый раз бесследно исчезал одинокий конь-призрак.
– Пулю, которую я пожалел для медведя, получит орел, – заявил Харка.
Со следующего утра он в сопровождении двух воинов, вчерашних собеседников, принялся обследовать ближние и дальние окрестности стойбища. В прозрачном, как хрусталь, ручье отражались солнечные лучи. Блестел золотисто-изумрудный мох, ели упирались в небо острыми верхушками, лиственные деревья были покрыты свежей, нежной зеленью, пели птицы. Дремавшие на разогретых солнцем камнях ящерицы мгновенно исчезали, как только на них падала тень человека. По вечерам в вигваме вождя жарили медвежатину – сначала мозги, печень и сердце, которыми угощали только гостя, храброго охотника, потом лапы и филей. У очага каждый раз собиралось множество гостей. Шкуру медведя повесили сушиться. Кишки уже давно сожрали собаки.
Вождь мирного времени собственноручно вручил Харке ожерелье из когтей и зубов гризли. Его дочь искусно нанизала их на жилу бизона, по центру – самые крупные. Харка надел ожерелье на шею и с тех пор никогда с ним не расставался.
Шея и плечо болели у него все меньше, он уже мог свободно двигаться. Медведь ему больше не снился. Мысли его были заняты предстоящей охотой. Орел больше не появлялся вблизи стойбища. По наблюдениям апсароке, он свил гнездо дальше на север и лишь изредка показывался в этих местах. Харка, который, кроме родного языка, владел еще языком сиксиков и языком белых людей и имел уже большой опыт в изучении чужих наречий, в первые же дни запомнил немало важных слов и так освоился в языке апсароке, что уже скоро мог довольно свободно с ними объясняться. Он уговорил своих новых приятелей, двоих молодых воинов, помогавших ему обследовать окрестности, отправиться вместе с ним на орлиную охоту.
Сборы были недолгими. Коня Харка решил с собой не брать, потому что в скалах от него было мало проку. Немного сушеного мяса, немного табаку – больше ему ничего не требовалось. Погода стояла теплая, так что без одеял они тоже прекрасно могли обойтись. Харка, который обычно брал на охоту лук, на этот раз думал взять с собой только винтовку. Условившись отправиться в путь до полуночи, трое молодых охотников – обоим апсароке было не больше двадцати трех лет – сытно поужинали, выкупались, натерлись медвежьим жиром и рано легли спать. Величественный купол неба мерцал над горами и долинами, над лесами и реками, когда юноши встретились на площади. Лошади почуяли их и сонно переступали с ноги на ногу; среди них был и уже хорошо отдохнувший пегий мустанг Харки. По-волчьи завыла собака. От ручья доносился тихий плеск воды.
Охотники легким бегом двинулись вдоль ручья через лес. Когда склоны стали слишком крутыми, им пришлось сбавить темп, но они продолжали бежать на полусогнутых ногах, широкими шагами, подавшись вперед. Хотя весенние ночи на этих высотах были еще прохладными, юные охотники согревались движением. Дорог и тропинок не было. Временами они пользовались звериными тропами, затем снова пробирались через кустарники и подлесок. Впереди бежал один из апсароке, Харка держался в середине. Ближайшей их целью была вершина горы, с которой они хотели осмотреть окрестности. Когда лес остался позади и они вышли на открытые склоны, ночной ветер осушил пот на их полуобнаженных телах. Гравий под ногами у них осыпа́лся, и им приходилось прыгать, как сернам, чтобы не скатываться при каждом шаге назад. Наконец они преодолели и этот трудный отрезок пути; дальше пошли твердые камни. На северном и восточном склонах горы́ зияли глубокие трещины, южные и западные склоны были покатыми. Шедший впереди апсароке выбрал местом подъема западную сторону. Ветер становился все холоднее; индейцы покрылись гусиной кожей, под которой, однако, разогретая движением кровь неслась по их жилам, не давая замерзнуть.
Через несколько часов подъема они достигли вершины. Звезды погасли. Ветер усилился настолько, что охотникам пришлось лечь на землю. Их взорам открылось величественное зрелище – пробуждение природы. На востоке, далеко-далеко, на границе прерии, простиравшейся до самого подножия гор, пробилось сквозь облака солнце. Вершины вспыхнули золотым огнем, бурные потоки света хлынули с небес, зажигая одну за другой роскошные краски. Скалы теснились вокруг, вздымая свои обветренные, испещренные шрамами, но гордые и неприступные главы. Зеленели леса и долины. Шум ветра в елях и лиственных деревьях доносился наверх, к голым камням. Галдели галки; над лесом, на уровне вершины, где лежали Харка и его спутники, парил, зорко вглядываясь в дали, ястреб.
Солнце пригревало охотникам спины. Его лучи растопили ночной холод, и вершина стала для закаленных юношей даже приятным местом для наблюдения. Ни один из троих не проявлял нетерпения. Час за часом лежали они на солнце, следя за ястребом и толсторогими баранами, которые нашли на соседнем склоне залежи каменной соли и так увлеченно ее лизали, что можно было без труда подстрелить парочку. Наконец один из апсароке не выдержал и, поддавшись охотничьему азарту, решил заняться толсторогами. Но их отделяла от охотников глубокая расселина-ущелье, и, представив себе, сколько времени уйдет на то, чтобы добраться до них, а затем вернуться назад, воин отказался от своего намерения.
Солнце поднялось уже высоко; горы, долины и прерия были залиты полуденным светом. Видимость ухудшилась. В дымке очертания утратили свою отчетливость. Поросшие травой горные склоны слились с небом. Скалы нагрелись и