была неподвижна, обозначая равновесие. Моя судьба вдруг невзлюбила меня. Стоп. Судьба. Судьба? Так это же в корне меняет дело! Всё началось как раз с этого слова — судьба. Та гадалка сделала мне татуировку и напророчила всякую чушь. А как сказала Леся, Леди Га пророчит только мерзкие вещи. То есть вот оно — провидица, скорее всего, и не провидица вовсе, а злая ведьма, которая целью своей жизни поставила искалечить жизни хорошим людям. Выходит, нанеся татушку, она прокляла меня! Это же очевидно. Надо вывести лозу в тату салоне, и всё пройдёт.
Чтобы не забыть сию гениальную мысль, выскочив из кровати, я записала на руке: «Свести лозу», а затем накинув на себя первую подвернувшуюся одежду, побежала вниз, чтобы забрать свою, как сказала Лиза, невменяемую сестрёнку домой. Подруга привезла её на такси и объяснила, что они «ходили в боулинг, познакомились с классными ребятами и сами не заметили, как опьянели». В отличие от Сони, Лиза вполне сносно держалась на ногах, достоинства в моих глазах ей это не прибавило, но благодарности моей она удостоилась, а затем пьяненько поорав: «Карету мне, карету!», была усажена мною на заднее сидение, стоящего позади неё такси.
Уехать домой было её решением, я предлагала Лизе остаться. У нас места в квартире много, уместились бы как-нибудь на одной кровати. Но заставлять не стала. Так что тащить на себе бездыханное тело мелкой пришлось лично. Не Егора же звать — он потом своих сестричек-алконавтов точно в наркодиспансер сдаст или запишет на курсы анонимных алкоголиков. Я слышала, такие и у нас начинают набирать большую популярность. Западные течения и всё такое. Бред.
Представляю себе, как это будет:
«- Здравствуйте, меня зовут Лена, и я алкоголик.
— Какой у вас стаж, Лена?
— Я напивалась два раза: на выпускном, два года назад, и вот совсем недавно. То есть, стаж два года…
— Да, Лена, у вас крайне сложная ситуация. Вы заметили? У вас наблюдается тенденция к употреблению спиртных напитков.
— Боже, что же мне делать?
— Обратиться к вере, как вариант, может помочь. Но ваша ситуация пугает. Вы пристрастились к алкоголю и теперь только о бутылке и грезите.
— Я не хочу грезить о бутылке!
— Поэтому надо вышколить себя на неупотребление. Придётся лечь в клинику, подлечить свою нервную систему, ведь вы знаете — все проблемы от нервов.
— Знаю…
— Так что вам надо начинать прямо сейчас. Прекратите возводить эти гидроксипроизводные углеводородов на пьедестал.
— Да-да.
— Перестаньте мечтать об этих алканолах.
— А о чём же мне тогда мечтать?
— Или о ком? Неужели вам не о ком мечтать?..
— Мне… Не знаю… Есть…
— И о ком же Вы хотите мечтать?
— У меня есть муж. И есть друг.
— Так кого вы выбираете?
— Кого?.. Нужно выбрать?
— Иначе нельзя! Или ваш мозг вновь будет затуманен парами этанола…»
Тьфу ты, ну и фантазия. Задумавшись, я пристроилась на ступеньках около сестрёнки и мысленно пыталась решить, кто из двух не моих парней лучше. Надо учитывать, что мне ни один не светит. Да и разве хотелось мне с кем-то из них встречаться? Этот вопрос и надо было задать сначала тупой тётке из моей фантазии Общества анонимных алкоголиков, а не подливать масла в огонь своими химическими терминами. Она меня совсем запутала. А ведь я, которая реальная я, прекрасно знала, что никогда не стала бы встречаться с Оливером, потому что у него есть девушка, а с Артёмом не стала бы встречаться, потому что он меня не уважает.
— Вот и всё, Сонька, так что я одна, как перст. А у тебя есть любовь?.. Странно, я никогда не интересовалась, есть ли у тебя кто-то, кого ты любишь, кто любит тебя. У Егора есть любовь, знаешь? Нет, конечно, не знаешь, это же, — я снизила голос до свистящего шёпота, — глобальный секрет. Никому нельзя рассказывать, — Соня продолжала сопеть, не обращая внимания не то, что на мою речь, но даже и на то, как безжалостно я её впихивала в лифт, к нашему счастью не сломанный. — Поэтому я молчу. Пока не знаю, одобряю или нет, но молчу. Ведь, главное, что его сердце колотится с чьим-то в одном ритме… Это здорово, правда, Сонь?
Соня моё мнение если и разделяла, то решила сойти за интеллигенцию и не открывать рот, заполняя закрытое пространство запахом свежего алкоголя, которому предстояло обратиться на утро в перегар. Она продолжала молча сопеть, привалившись к двери кабинки. Я прикидывала в уме, её к двери тащить лучше за ноги или за руки.
Решив, что за руки гуманнее, я выполнила обязанность старшей умной и заботливой сестры и, дотащив безвольное тело до нашей комнаты, свалила его около сонькиной кровати. З — значит забота. Устроить ей приятную ночлежку на постели моих тщедушных силёнок не хватило, так что пусть с утра ей будет стыдно, а сама отправилась спать, предварительно назидательно попросив её больше много не пить и пожелав спокойной ночи.
Тем утром почему-то стыдно было мне, то есть не стыдно, а жаль стонущую на все лады сестричку.
— Ах, как мне плохо, — театрально завывала она, ломая руки. Но плохо ей было по-настоящему. — Дай мне аспирину! Воды принеси. Нет, тазик!.. Фу, как противно…
Я для проформы назвала её пару раз «скулящей собачкой» и «старой бабкой», но она меня за это чуть волос на голове не лишила, и я решила больше не экспериментировать, а молча бегала вокруг неё, выполняя все просьбы. В конце концов, она болеет, ей плохо, а я ей как мама, выбора у меня нет. Что же, спасу молодое поколение, помолюсь, чтобы её от алкоголя как чертей, вампиров и прочую нежить от святой воды воротило.
Свой трезвонящий с самого утра мобильник, без перебоя повторяющий, что даже если все россияне скинулись бы по рублю и закинули эту сумму ему на телефон, он бы звонящему не перезвонил никогда[8], она очень удачно метнула в стену, в результате он естественным образом треснул, и испустил дух. Этот рингтон будто написали специально для момента, когда мне бы позвонил Шер.
К вечеру Сонечке стало лучше, вместе с этим возникла острая необходимость звонить, желательно всем и сразу. Её мобильный телефон пал смертью бравых и нуждался в срочном ремонте, пришлось мне отдать ей свой, который был в своём обыкновении разряжен. Одолжить мне его было не жалко. Не то, чтобы он был супер-мега-крутой (самый непритязательный, поддерживающий полифонию, впрочем, на этом все его чудо-свойства обрывались, явно обозначая,