у соседа или открытые наезды и грабежи, по-видимому, сделались частым явлением в Новгородских областях, а когда дело доходило до судебного разбирательства, тут нередко является так называемая
наводка или насильственные поступки на самом суде. Это явление, вероятно, развилось из древнего обычая, по которому на помощь или на «пособье» тяжущимся сторонам добровольно приходили в суд их товарищи по концу, улице, сотне или ряду и свидетельствовали в их пользу. Теперь же какой-нибудь богатый, сильный ответчик набирал приятелей или просто подкупленных сорванцов, которые являлись целою толпою, шумели, кричали, мешали судебному разбирательству, а иногда заводили драку и разгоняли самый суд («сбивали судей с суда») или силою не допускали стороны до поля, т. е. до судебного поединка. Новгородская судная грамота в особенности вооружается против таких насилий и назначает самые большие пени как за «наезд» или «грабеж» спорной земли, таки за «наводку». В обоих этих случаях установлена пеня с боярина по 50 рублей, с житьего человека по 20, а с молодшего по 10. Грамота однако не отменяет вполне помянутый древний обычай, а старается его ограничить, установляя, чтобы для каждой тяжущейся стороны «на пособье» к суду и рассказу (или докладу) могли приходить «ятцы» (пособники) не более как два человека от конца, улицы, сотни или ряду.
Наиболее полным и развитым актом законодательства в данную эпоху является судная грамота Псковская. Она возникла около половины XIV века, когда Псков окончательно отделился от Новгорода и образовал самостоятельную общи-ну. Первая уставная грамота для Пскова, по-видимому, была написана в то время, когда здесь княжил Александр Михайлович Тверской. Второй подобный устав дан псковичам братом Василия Дмитриевича Московского Константином, который княжил здесь в начале XV века. Эти два устава, сведенные вместе и дополненные позднейшими приписками, и «оставили так называемую Псковскую судную грамоту, утвержденную вечем в 1467 году, т. е. уже в эпоху Московской зависимости. Сия грамота не только определяет устройство и порядок суда, но в то же время заключает в себе довольно подробный свод гражданских законов в отношении прав семейных и имущественных, возникающих как из наследства и купли, так и из разного рода договоров и обязательств. Имея в основе своей древнюю Русскую Правду, Псковская судная грамота представляет дальнейшее ее развитие, сообразное с историческим течением народной жизни. Она дает i наглядное понятие о той высшей степени гражданственности, на которой стояла псковская община сравнительно с другими современными ей русскими землями.
Суд в Пскове, как и в Новгороде, производился совместно посадником и князем. Местом суда был княжеский двор. Но князь обыкновенно участвовал в суде чрез своих наместников и тиунов; а посадников также иногда заменяли, особенно в областях, сотские, волостели и старосты, губские и пригородские. Как в Новгороде, те же судьи, которые начали суд, должны его и кончать. Низшие судебные чиновники, разводившие призыв к суду и приводившие в исполнение приговоры, те же, что и в Новгороде, т. е. княжие дворяне, подвойские и разные приставы, как княжие, так и псковские, которые постоянно должны действовать совместно. При разъездах им полагается пошлин или прогонов по одной деньге с 10 верст. (Тут сказывается небольшой объем земли сравнительно с Новгородской, где прогоны рассчитывались по сотне верст.) Упоминается также особый суд церковный или владычнего наместника, с точным определением, что ему подлежат попы, дьяконы, монахи, монахини и просвирни. В случае тяжбы мирянина с церковным человеком, суд им должен быть общий, т. е. князь и посадник (или их заместители) судят вместе с владычним наместником. Грамота запрещает посторонним лицам приходить в судебню и помогать тяжущимся сторонам, за исключением малолетних, престарелых, глухих, монахов и женщин, которые могли иметь пособников. Если же кто силою ворвется в судебню или ударит кого из «подверников» (сторожей), того должно посадить в «дыбу» (колодку) и взять с него пени в пользу князя рубль, а в пользу подверников 10 денег. Следовательно, и во Пскове мы находим подобие новгородской «наводки», но, очевидно, не в таких ужасных размерах.
В тяжбах, за неимением письменных доказательств, допускаются свидетели из «сторонних людей». Особенность псковского судоустройства составляет послух или очевидец, свидетельство которого требовалось в делах о грабеже и драке. Он должен был подтвердить свое показание или присягою или полем (судебным поединком). В последнем случае послуху не дозволяется выставить за себя наймита, тогда как противник его, если был поп, монах, или старик, или увечный человек, то мог на поединок выставить за себя наемного бойца. Поле допускается еще в спорах о земле, о закладе (при займах), в спорах с сябрами. (Так назывались соседи, владевшие землей сообща, или члены какой-либо артели.) Поле дозволялось даже женщине, но только против женщины. За проступки, следуя древней Русской Правде, назначаются денежные пени, даже затакие, как «разбой» и «наход» (соответствующий новгородскому «наезду»). Но были и преступления, которые наказывались смертию; таковы: татьба коневая и кромская (кража в Крому или псковском Кремле), поджог и перевет (государственная измена); кража на посаде, учиненная в третий раз, также наказывается смертию.
Довольно подробная обработка разного рода займов по «доскам» и записям, с закладом движимого или недвижимого имущества, с поручительством и без оного, указывает на значительно развитые денежные и торговые сделки. Грамота не назначает высшего размера процентов или, как она выражается, «гостинца». Вообще в противоположность Русской Правде, которая узаконила весьма высокие проценты, Псковская грамота стесняет их разными условиями и требует, чтобы они были точно обозначены в записи. Она позволяет давать в займы без заклада и без записи не свыше рубля; а кто будет искать судом долг более рубля только по одним доскам, т. е. по отметкам, вырезанным на деревянных дощечках, тому в иске отказывается. Грамота также довольно полно определяет имущественные и денежные отношения съемщиков или арендаторов земель и угодий к своему хозяину или, как она выражается, «государю». Эти съемщики назывались: «изорник», арендатор пахотной земли, «огородник» — огородной и «кочетник», содержатель «исада», т. е. рыбной ловли. Как для отказа хозяина арендатору, так и для отказа последнего хозяину назначен один срок в году, о Филиппове заговении, следовательно, по совершенном окончании работ. Значительно развитое понятие о собственности выразилось особенно в статьях о наследстве. Собственник мог даже помимо родственников кому угодно отказать свое имущество в духовном завещании или — как оно здесь называется— «рукописании». Наиболее действительным считалось то завещание, копия с которого вносилась в «ларь» Троицкого собора. Если умерший не оставил духовного завещания, то наследство его переходило к законным наследникам или родственникам (к его «племени»), из которых первое место занимают нисходящие, а потом восходящие и даже боковые. Любопытно